Кризис как время для творчества

Артист театра и кино Андрей ФЕСЬКОВ рассказал о том, чем помогает ему в работе над ролями юридическое образование, почему зрители любят фильмы о маньяках, а также о душевных порывах Николая Ростова и Даниила Хармса.

Кризис как время для творчества | ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

– Андрей, вы так часто отвечали на вопрос, почему из юристов подались в артисты, что я не буду его задавать. Но спрошу, помогает ли вам юридическое образование в работе над ролями? Ведь вы часто снимаетесь в детективах.

– Помогает по-разному. Свое актерское образование я получил в мастерской Вениамина Михайловича Фильштинского. Школа Фильштинского, равно как и школа Додина, Корогодского, Кацмана, учит при подготовке к роли весьма глубоко изучать материал.

Возьмем, к примеру, образ Родиона Романовича Раскольникова в «Преступлении и наказании». Сначала перечитываешь сам роман, потом изучаешь литературу о романе, биографию Достоевского, социальные условия той эпохи и так далее. Пытаешься примерить все это на себя, погрузиться в жизнь, которой жил Раскольников. Требуется достаточно серьезная многослойная подготовка.

И тут помогает мое первое образование. Ведь юриспруденция во многом состоит из работы бумажной, в какой-то мере канцелярской, требующей усидчивости, скрупулезности.

Теперь о другой стороне – о персонажах «криминальных». Так случилось, что к концу 2000-х, когда я начал сниматься в кинокартинах, в процессе запуска было большое количество детективов, триллеров, социальных драм. И часто меня утверждали на роли, скажем так, неблагополучных людей. А в создании образов преступников мне как раз и пригодились мои юридические знания, как теоретические, так и практические – диплом я писал по убийствам, производственную практику проходил в прокуратуре.


– Как вы думаете, почему сейчас так велик интерес к фильмам про маньяков? К примеру, «Метод» с Константином Хабенским, недавно показанный по телевизору, пользовался успехом.

– Начну издалека. Вот недавно мы с группой «АукцЫон» репетировали поэтический концерт, посвященный творчеству Хармса. А до этого, собственно, я снимался в фильме о нем. И, когда готовился к съемкам, слушал лекции Аствацатурова, Быкова...

И, в частности, Быков в одном из своих выступлений рассуждал о том, почему Хармс и Кафка, люди в какой-то мере психически нездоровые, явились предсказателями событий, которые произошли в XX веке. И почему они стали классиками. Наверное, потому, что именно в XX веке абсурд перестал был умозрительным, а вторгся в реальность.

Начиная с Первой мировой войны, когда появилось оружие массового поражения. Людей стали травить хлором, ипритом, давить танками. Счет жертв пошел на миллионы, ценность человеческой жизни обнулилась. Дальше – фашизм, Вторая мировая война, ядерная бомбардировка японских городов. Сегодня – события на Ближнем Востоке, религиозные фанатики, терроризм, массовые убийства снимаются как высокобюджетное кино.

К сожалению, теперь это наша реальность. Отсюда и зрительский интерес, в частности, к маньякам – а что дальше, до каких столбов может дойти человечество.


– В 2007 году в театре при Музее Достоевского вы сыграли Порфирия Петровича в спектакле по «Преступлению и наказанию». Но часто говорите о Родионе Раскольникове. Мечтаете его сыграть?

– У нас во время обучения практически все мужское население курса прошло через роль Родиона Романовича Раскольникова. И я в том числе. Но мне очень хотелось сыграть Порфирия Петровича, и я активно занимался именно этой ролью, и через некоторое время мастер курса Фильштинский пошел мне навстречу. Так что своего Порфирия я честно заработал. А сейчас с удовольствием сыграл бы Раскольникова.


– На днях в Музее Достоевского открылась выставка, посвященная 150-летию романа «Преступление и наказание». Там, в частности, показывают фрагменты из самых известных экранизаций романа. В фильме Льва Кулиджанова Порфирия Петровича сыграл Иннокентий Смоктуновский, а в сериале Дмитрия Светозарова – Андрей Панин. Вы, когда готовили роль, знакомились с работами предшественников?

– Ни в коем случае! В нашей мастерской нас учили создавать роль только своим опытом, своим воображением. Либо можно при подготовке к роли брать человека из прошлого или из современности, но в таком случае обязательно человека реально существующего или существовавшего.

И сейчас, бывает, видишь человека и думаешь – вот современный Мармеладов или Раскольников. Наблюдаешь за ним, копируешь внешние особенности, манеры, походку, если хватает смелости – пробуешь общаться, а потом у себя дома пытаешься из обрывочной информации об этом человеке составить его прошлое и настоящее.

Так что во время обучения нам было настоятельно не рекомендовано использовать опыт других исполнителей.


– Известно, что некоторые популярные актеры не имеют специального образования. Насколько оно, на ваш взгляд, важно для того, чтобы стать артистом?

– Я бы однозначно сказал, что образование обязательно, потому что оно дает основы профессии. Но на самом деле это непростой вопрос. Тут ведь важно еще, где будущий артист учится, у какого мастера. Мастерская Фильштинского, на мой взгляд, из любого мало-мальски одаренного человека сделает сильного актера. Однако не все актерские мастерские одинаково полезны.

К тому же есть такое явление – талант. И нужно ли учить чему-то талантливого человека, который по сути своей уже актер, – это большой вопрос.

Хотя, если по гамбургскому счету, думаю, без актерской школы не обойтись.


– Какое-то время вы работали в БДТ, но потом вынуждены были уйти из театра. Вы тогда сказали в интервью, что БДТ – театр достаточно консервативный. Но потом театр возглавил Андрей Могучий, и вы снова играете на этой сцене. Недавно, например, вышли на сцену в «Войне и мире» в роли Николая Ростова.

– В БДТ началось движение! На мой взгляд, то, что сделал за три года с БДТ Андрей Могучий, – это невообразимый прогресс. Он вдохнул новую жизнь в этот театр. В БДТ стало интересно работать! Кроме того, театр стал выполнять просветительскую роль. Для детей, например, сделали интерактивное действо «Театр изнутри», во время которого юным зрителям показывают, как создается спектакль, и, самое главное, дают им поучаствовать в сотворении спектакля.


– Расскажите, пожалуйста, о спектакле «Война и мир». Близок ли вам этот персонаж – Николай Ростов?

– Весь первый месяц репетиций мы не знали, кто кого будет играть. Режиссер Виктор Анатольевич Рыжаков принципиально не делал распределения ролей. И это был месяц поисков, и даже не персонажа для себя, а, скорее, поисков себя в романе. Какое отношение я сегодняшний имею к «Войне и миру»? И где внутри меня эта война и этот мир?

В начале работы мне думалось, что точнее всего по мировосприятию я совпадаю с Андреем Болконским. А потом в процессе этюдных проб для меня открылся совершенно по-новому Николай Ростов. Мне стала как-то понятна та сцена, когда он в страхе бежит с поля боя, а потом стыдится – не заметил ли кто-то его позора, и далее, уже после другого сражения, его крик души – «За что я получил Георгиевский крест!».

Одним словом, я почувствовал, что этот человек, Николай Ростов, со всеми своими порывами, идеалистическими представлениями о жизни, чести, любви мне очень близок. Роль абсолютно моя, и я рад, что она мне досталась.


– Вы снимаетесь в сериалах, и я не спрашиваю, почему. Ясно, что иначе сложно выжить.

– Вы правы. Время нынче такое, что свои творческие, интеллектуальные, духовные потребности ты должен совмещать с зарабатыванием денег. Однако очень часто ты как художник осознаешь мощь материала, над которым работаешь, и тут материальные блага теряют свое значение.

Возвращаясь к тому же Хармсу. Например, я абсолютно понимаю, что этот писатель во многом сформировал мое мировоззрение. Понимаю, что жизнь, которую он прожил, все его треволнения, мучения, душевные метания между реальностью и идеальным миром, между бытом и любовью и душой достойны того, чтобы о них рассказывать.

Совсем недавно читал выдержки из его записных книжек, где подсчеты копеек, долгов, записи о том, что сегодня поели сосисок с макаронами, а завтра есть нечего, переплетаются с его любовными посылами к Эстер, Марине, материальные мелочи – с духовными полетами и раскрытием сущности вещей.

И я понимаю, что я лично, Андрей Феськов, в какой-то мере ответственен перед Хармсом. И тут мне совершенно не важен размер гонорара. Так что поэтический концерт мы делали за идею.


– Фильм режиссера Ивана Болотникова, ученика Алексея Германа-старшего, о Хармсе еще не вышел, есть только трейлер. Кого вы там сыграли?

– У меня роль одного из друзей Хармса – обэриута, философа Леонида Липавского. Работа очень интересная. Сняли это кино, полный метр, за 20 с хвостиком дней. Нынче в искусстве время жесткой экономии, работать нужно быстро. А подготовка к съемкам напомнила мне студенческие времена, когда мы по ночам собирались и репетировали. Здесь то же самое – собирались актерской командой и фантазировали, что может происходить в той или иной сцене. Слава богу, и сценарий, и режиссер допускали в этой работе актерскую инициативу. Вот так бывает: с финансовым кризисом и приходит настоящее творчество.


Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 018 (5635) от 03.02.2016.


Комментарии