Кое-что о динозаврах и уссурийских тиграх

Когда-то книголюбы специально ездили за новинками литературы в центр города — в Дом книги и Лавку писателей. Сегодня сотни томов в ярких обложках стоят в галантерейных и хозяйственных отделах магазинов, в аптеках и у станций метро. Вместе с тем по-прежнему поговаривают о том, что литература умерла, на книжном рынке царят бездарности, чернуха и порнуха, а талантливым авторам пробиться к читателю практически невозможно. Высказать свое мнение о состоянии современной литературы наш корреспондент Юрий ШЕСТАКОВИЧ попросил известного писателя председателя секции прозы Союза писателей Санкт-Петербурга Андрея ИЗМАЙЛОВА, автора двух десятков книг, среди которых ставшая бестселлером трилогия «Русский транзит» (в соавторстве), «Белый ферзь», «Час треф», «Тайм-аут», «Шапочный разбор», «Время ненавидеть», «Бесплатный сыр»...

— Выбор книг на прилавках впечатляет. Как же быть с утверждением, что литература умерла?

— Кто сказал, что она умерла?

— Да сами же ваши собратья говорят.

— Уточним: отдельные писатели говорят...

Да, в литературной жизни произошли огромные перемены, и многим они кажутся катастрофическими... Когда-то бродили по Земле динозавры: огромные, а головка маленькая, мозгов нет. Тепло, еды много, врагов не наблюдается — хорошо! И вдруг — похолодание! Представляю, как они вопили: «Все! Мир погиб, история остановилась, цивилизация кончилась, дальнейшее — тьма, холод и молчание». Для них — да. Но в то же время где-то внизу, в траве, закопошились такие молодые, белые и пушистые... будущие сапиенсы. Мир, как известно, уничтожить невозможно, можно только изменить. И приспособиться к переменам. И оказывается, что без динозавров даже спокойнее. Так что литература не гибнет, она замечательно живет.

— Однако в реальной жизни как литературы, так и литераторов, что-то кардинально изменилось?

— А как же! Раньше «динозавр» писал книгу и, если начальство признавало ее нужной народу, получал за нее столько, что мог несколько лет существовать не бедствуя. Сейчас же даже талантливый писатель, если он живет лишь литературным трудом, вынужден публиковать по три-четыре романа в год. Это гроб для любого творческого человека.

— Это сегодняшние минусы жизни литератора. Но ведь есть и плюсы?

— Конечно! Вот я недавно отнес издателям новую книгу — «Считаю до трех». На нее обидятся многие — от демократов до краснокосыночниц. В издательстве мне сказали: «Вот здесь мы разделяем ваши мнения, а вот здесь — категорически нет». Раньше пришлось бы либо прятать в стол, либо в муках переделывать. Теперь же я говорю: «А мне какое дело, кому что не нравится? Не нравится она вам — напишите другую книгу, а свою я переделывать не стану».

— Может, поделитесь собственной классификацией прозаиков?

— Есть три категории литераторов, в той или иной мере приспособившихся к новым условиям. Первая — это те, что сумели стать востребованными как публикой, так и издателями. Маринина со товарищи, например.

— Пелевин?

— О Пелевине особый разговор нужен, это очень талантливый человек. И Маринина, и Пелевин угадали тайные желания публики, и за это были избраны; она — широким демосом, он — интеллектуозусом... Главное же то, что и писателей этих, в свою очередь, угадали и, как теперь принято говорить, «раскрутили».

— Но согласитесь, это развлекательная литература.

— Разумеется, как и вся мировая литература в целом. И не говорите мне, что писатель должен болеть душой за судьбы мира и учить человечество добру. Библии две тысячи лет, а уж десять-то заповедей знает каждый, и каждый хоть одну, да нарушил. Получается: или человечество — тупой и ленивый ученик, или литература ничему не учит. И то и другое одинаково верно — значит, у литературы другое предназначение — раз-вле-кать. Влечь в разные стороны.

Удовольствие бывает разное, вплоть до мучительного. Читаешь Кортасара: мучительное, но удовольствие. Если же хотите учиться — читайте учебник.

Итак, первые — это счастливые люди: они угадали, и их будут издавать, переиздавать...

Вторые — те, кто вынужден клепать по четыре романа в год — и в конце концов исписывается.

Это как с «Ментами» — я имею в виду телесериал, а не книги моего хорошего друга Кивинова. Он-то пишет, как и писал, — хорошо. Но сериал, который идет сейчас, уже никакого отношения к нему не имеет. И менты там уже не те. То есть в одном случае автора, в другом — тему выжимают, как губку, досуха.

И, наконец, третья категория, самая почтенная для меня, те, кто пишет ровно столько, сколько может.

Вот на этой третьей категории, на мой взгляд, и держится сегодня литература. Это люди, которым деньги, конечно, небезразличны, но ради них они себя ломать не станут.

— А как быть другим категориям?

— Вот! Это те, кто приходит сейчас. У них судьба даже печальнее, чем у литераторов периода застоя. У нас была внутренняя поддержка (или оправдание?): все были гениями, невостребованными — или даже запрещенными! — системой. У Александра Житинского в романе «Летающий дом» герой говорит (за точность цитаты не ручаюсь): «У нас очень развито общественное самосознание. Достаточно написать страничку, выйти на улицу и показать любому прохожему — и он сразу скажет: напечатают это или нет».

Потом пришла пора, когда стало можно печатать из «стола» все, что там накопилось. И выяснилось, что — да, многие были пусть не гениями, но весьма яркими личностями. Так состоялись тот же Пелевин, тот же Вячеслав Рыбаков... могу назвать полтора десятка вполне достойных фамилий.

Сейчас ситуация намного хуже. Начинающие пишут «в стол» априорно и безнадежно, если только это не трилогии типа «Кровь из носу», «Кровь из носу-2» и «Кровь из носу возвращается». Такие как раз пробиться смогут. А те, кто действительно чего-то стоят... Раньше мы могли прийти к большому Мастеру, который прочтет, погладит по головке и скажет: «Страшно талантливо, и именно поэтому никогда не будет напечатано». И можно было этим хвастаться, и нас читали в распечатке на той «Эрике», которая, как известно, «берет четыре копии».

Теперь же начинающим просто некуда податься.

— А журналы?

— Какие журналы?

— Как же, а вот Илья Фоняков в статье «Свято место пусто не бывает» («СПб ведомости» от 3 февраля) утверждает, что «Нева», «Звезда» и даже тихвинский журнал «Провинциал» открывают молодые таланты...

— Вы давно видели литературные журналы на прилавке? Их, конечно, распространяют, но... Это как уссурийский тигр: и пользы от него нет, и опасен — укусить может, и все равно скоро вымрет, но пока не вымер — пусть будет. Хотя бы для того, чтобы мы с гордостью думали: он у нас есть.

В конце прошлого года я был выбран председателем секции прозы и на эту должность согласился, не потому что «такая бо-оль» за будущее — просто я понимаю: что-то делать надо. Необходима студия ли, семинар ли, словом, место, куда приходили бы начинающие литераторы, приносили свои рукописи, и два-три несчастных сопредседателя читали их и, если это хорошо, говорили бы автору: «Вы знаете, а это хорошо!».

— Допустим, счастливый автор говорит: «Вот спасибо! И что мне теперь делать?».

— Хороший вопрос. Как говаривал гражданин Груздев: «Вы же меня наповал бьете этим вопросом». Что хочешь, то и делай! Но ты уже знаешь, что есть студия, и десять-пятнадцать таких же литературных кадетов тебя прочтут и завалят либо комплиментами, либо наоборот. Эта схема существовала в семинаре Б. Стругацкого и существует сейчас. В этом семинаре выросли В. Рыбаков, М. Веллер, М. Успенский, Б. Штерн и другие.

Если у нас соберется компания в десять-пятнадцать пишущих, но не востребованных, — будет отлично.

— У вас — это где?

— Центр современной литературы и книги на Васильевском — приходите, пожалуйста.

И, наконец, есть еще один способ заявить о себе — древний, но действенный. Однажды я участвовал в диспуте на телевидении, и там родилась хорошая аналогия — с футболом. Есть звезды, имена которых у всех на слуху: Пеле, Яшин, Марадона, Эйсебио. Есть просто хорошие игроки, необходимые футболу, но их фамилий фанаты на заборах не пишут. И есть те, кто играть не умеют, а прославиться очень хотят. И это очень просто: нужно лишь выйти на поле и показать трибунам голую задницу. Или, будучи судьей, удалить с поля Пеле. Ни болельщики, ни Пеле не пострадают, а вот про тебя долгие годы будут вспоминать: «Как же! Это тот самый, который вон что отчудил!». А ты можешь потом написать книжку «Как я удалял Пеле».

А можно просто стараться играть хорошо, и когда-нибудь тот же Пеле после матча похлопает тебя по плечу и скажет: «Ну, старик, сегодня ты сыграл, как Бог!».

Вот-с, если эта аналогия угодна, именно такой образ жизни в литературе мною наиболее уважаем.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 124 (2274) от 7.07.2000 года.