Дирижер Владимир Беглецов отметил юбилей музыкальным дайджестом
Свое 55-летие дирижер Владимир Беглецов отметил дайджестом оперы «Снегурочка» Николая Римского-Корсакова и ораторией «На страже мира» Сергея Прокофьева на стихи Самуила Маршака, которые исполнил силами Концертного хора Санкт-Петербурга, хора мальчиков Хорового училища им. М. И. Глинки, Санкт-Петербургского симфонического оркестра «Классика».
ФОТО Александра РОЩИНА/ИНТЕРПРЕСС
Сочетание произведений в программе получилось причудливое и контрастное, но и вполне объяснимое. Во-первых, красота всегда нуждается в защите, а «Снегурочка» - как раз о той самой беззащитной красоте XIX века, которую в середине века двадцатого отстояли слишком большой ценой. Во-вторых, в партитурах обоих сочинений присутствует большой хор, умения которого юбиляру было важно показать в разных жанрах - оперном и ораториальном. А в-третьих и, может быть, в-главных - хор в самом широком смысле является не чем иным, как олицетворением этноса в разные мифические и исторические периоды.
В «Снегурочке» народ показан живущим ритуалами - от весны до весны, от Масленицы до Масленицы. Об этом со всеми подробностями, со всей силой любви и страсти написал в своей опере Николай Андреевич - русский Вагнер, который в этой опере предложил славянский вариант смерти от любви, как сделал его немецкий коллега в «Тристане и Изольде». В сцене таяния Снегурочки, исполненной сопрано Александрой Репиной, были отчетливо слышны хроматические мотивы любовного томления, с которыми мир впервые познакомил Вагнер. Но в его опере «Тристан и Изольда» хора нет, драма героев - драма остро индивидуалистическая. В «Снегурочке» Римский-Корсаков не случайно противопоставил хоровой уклад русской жизни исключительному, выпадающему из него явлению - ледяной, искусственно созданной неземной красавице. После ее смерти-таяния народ, не на шутку испуганный «таинственной кончиной», запевает гимн Солнцу, которое вернуло привычный порядок вещей после того, как Снегурочка внесла порядочную смуту, невольно нарушив закон ритуала.
Слушая хор, солистов и оркестр под управлением Владимира Беглецова, думалось о том, с какой любовью и как зримо выписал Римский-Корсаков (обладавший цветным слухом) каждую ноту, каждый перелив гармонии, радугу оркестровых тембров. Казалось бы, бери - и ставь! Но в российских театрах не найти сегодня постановки, конгениальной этой опере, включая Мариинский театр, где «Снегурочка» поставлена в стилистике аляповатого домкультурного шоу. Поэтому, думалось дальше, нет ничего лучше, чем фантазировать самому во время концертного исполнения.
Дирижер влюблял публику в музыку Римского-Корсакова, добиваясь от подопечных непосредственности и искренности интонаций. Дело не смогли испортить даже некоторые потери в оркестре, главным образом, со стороны медных духовых, периодически играющих мимо нот. Помимо сопрано Александры Репиной, удивившей снегурочкиным тембром - холодноватым, неземным, чуть отстраненным, слух утешал и царь Берендей в исполнении тенора Егора Николаева, и очень выразительный интонационно и эмоционально баритон Дмитрий Шишкин в партии Мизгиря. Но самых громких оваций заслуженно удостоился 12-летний Григорий Андрулис, ярко и смело исполнивший песни Леля, поразив своим сверкающим, обертонально богатым звуком, идеально подошедшим образу мифического пастушка, божества любви и брака.
Оратория Сергея Прокофьева «На страже мира» появилась в 1950 году, после печального постановления 1948 года, словесно линчующего советских композиторов за так называемый формализм. А потому в этой оратории очень непросто расслышать того самого Сергея Сергеевича, который в былые годы был отчаянно смел и независим. Прежде чем увидеть свет, оратория тщательно обсуждалась на всех уровнях, в частности, с Александром Фадеевым, генеральным секретарем и председателем правления Союза писателей СССР. Об этом можно узнать из переписки Прокофьева с Маршаком, в которой читаем: «А сейчас ко мне неожиданно позвонил А. А. Фадеев, и я ему прочел всю ораторию. Он очень доволен/.../но ему кажется, что «сверчок» в «Колыбельной» придает этой песне несколько традиционный характер. Сейчас, он думает, сверчок - явление довольно редкое. Попробую чем-нибудь заменить сверчка, хоть это трудно. Название «Слава миру» кажется ему не вполне соответствующим положению вещей в мире, где еще идет борьба за мир. Я назвал бы ораторию «Война за мир», если бы не было романа Панферова «Борьба за мир». А. К. Тарасенков предлагает назвать: «Слово о мире». Что Вы думаете по этому поводу? Не знаю, что делать со «Сверчком». Не опустить ли всю «Колыбельную»?»
«Колыбельная», сочинявшаяся в расчете на Зару Долуханову с ее по-матерински теплым меццо-сопрано, не была «опущена», но сверчок действительно исчез. Так или иначе, но это сочинение вышло из-под пера Прокофьева, автора «Золушки» и «Войны и мира». Сегодня ставят и «Оптимистическую трагедию», и «Как закалялась сталь», и пьесу с названием «Рождение Сталина», ибо все это - части большой истории страны с ее меняющимися идеологическими ритмами и интонациями. В бережном отношении маэстро Беглецова к каждой ноте и каждому слогу оратории чувствовалось уважение к гению Прокофьева. Слышалось и желание юбиляра постичь логику в переменах его стиля, и в то же время - расслышать знакомого Прокофьева, ирония которого (вкупе с очевидным лукавством в стихах Маршака) не могла не просквозить даже в этой оратории. Владимир Беглецов успешно подстроился под торжественный советский стиль, тщательно проработав детали. И оратория «На страже мира» прозвучала куда более чеканно и слаженно, чем хрупкая наивная «Снегурочка»...
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 015 (6368) от 29.01.2019 под заголовком «Как закалялась музыка».
Комментарии