«Искусство не знает границ»

Те, кто видел литовский фильм «Никто не хотел умирать» или ленфильмовский «Мертвый сезон», запомнили этого артиста навсегда.
В 1940 году Банионис поступает в только что организованный молодым еще, а в будущем выдающимся литовским режиссером Юозасом Мильтинисом профессиональный театр. Вскоре театр переезжает из Каунаса в Панезежис, и с тех пор наш герой не менял свою театральную прописку. Донатас Банионис — один из самых любимых наших артистов, был и по-прежнему остается нашим, потому что, как говорит сам актер, «искусство не знает границ», несмотря на все политические сложности, на все суверенитеты, на все усилия политиков разделить людей. Не можем мы считать прибалтийских актеров иностранцами. Лучшие их кинороли были сыграны в России, самая благодарная и восторженная любовь зрителей сопровождала их тоже в России.
Это подтвердил и последний визит Донатаса Баниониса в наш город. Он был приглашен как член жюри принять участие в телевизионном конкурсе «Петербургский ангажемент», и с радостью согласился. Для него это возможность пообщаться со своими «иностранными» коллегами и по-прежнему любящими зрителями. Прием всем прибалтийским и грузинским артистам петербургская публика устроила восторженный, сам артист был тронут и счастлив...

— Я очень люблю ваш город, здесь снимались самые известные мои фильмы: «Мертвый сезон», «Гойя», «Приключения принца Флоризеля», «Король Лир». Последняя работа была недавно, фильм Е. Татарского «Пьющие кровь» с Мариной Влади. В вашем городе я себя чувствую очень хорошо. Правда сейчас иногда подтрунивают коллеги, вот, мол, иностранец, но это шутка, а так принимают очень хорошо, тепло, даже с любовью.

Другое дело, что и у вас, и у нас в Литве почти совсем не снимают кино. Раньше я все время получал приглашения с «Ленфильма», не всегда я мог сниматься, это другой вопрос, а сейчас этого нет. Для меня это большая потеря. Раньше, когда мои фильмы показывали во многих странах мира, и я ездил с картиной, а теперь этого нет. Очень жаль, что сейчас я не имею таких картин нигде. У нас в Литве кинематографа нет, государство денег не дает, спонсоры тоже, и кинематограф кончился. Я все же снимаюсь, в Белоруссии, например, но, конечно, сейчас стало работать сложнее.

У в смысле политическом, хочу сразу оговориться, то, что Литва стала независимой, это была воля народа и я это поддерживаю. Творческие контакты во всем мире есть, это нормально, тут не должно быть границ. Я повторюсь, мне очень жаль, что сейчас для наших артистов фактически потеряна огромная аудитория бывшего Советского Союза. Это не значит, что мы хотели бы вернуться в прежний Союз. Нет, мы этого не хотим, мы уже были и настолько захотели уйти, что пошли на все.

Я думаю, что когда-нибудь все нормализуется и мы сможем открыть границы, как в Европе. Тогда актеры из разных стран будут сниматься в одной картине, и никто не будет считаться иностранцем. Искусство не может служить какой-то национальной идеологии, искусство должно защищать человека и не зависеть от правящего режима. Если мы сумеем сохранить эту способность откликаться на чужую боль, на чужие заботы, несмотря ни на какие границы, сохраним духовные контакты между собой, преодолеем все националистические перехлесты, тогда при сохранении политической независимости мы сможем открыть границы и все нормализуется.

— Вы коснулись этой темы, но хотелось бы, чтобы немножко ее развили — художник и политика. Не знаю, как у вас в Литве, но у нас некоторые художники слишком уж приблизились к власти.

— Это правильно. Здесь есть опасность, но такое убеждение приходит с опытом — близкие отношения с властью ничего художнику не дают, кроме зависимости. Вот у нас в 1989/1990 году мы все высказались за независимость, но те, кто потом полез в новые партии, перекрасился!.. Я сейчас вижу, что они уже никуда не годятся как актеры, они уже зависимы, они должны отработать. Большинство деятелей культуры все же стремятся к независимости от власти.

— Хватит, пожалуй, о политике! Чем сейчас занимается наш любимый артист Донатас Банионис?

— Я продолжаю работать в театре в Паневежисе, играю в год несколько новых ролей. Последние спектакли «Самоубийца» Эрдмана, «Смерть Тарелкина», где я играю Варравина. Играю примерно по одному спектаклю в неделю. Очень большая и трудная роль у меня в спектакле по пьесе Дюрренматта «Метеор». Так что работа есть. Но есть и сложности. Уже 2 года у нас в театре новый режиссер. Это не мой режиссер. Он представитель так называемого «нового театра», в котором актер должен играть роль второстепенную, подсобную, он должен пассивно исполнять волю режиссера. Актер не может играть в полную силу, от души. Это не новый театр, это мода. Меня учили, что автора надо раскрывать по-своему, но все время углубляясь в его мир, пытаясь постичь именно авторский замысел, его мысли и чувства, найти ключ к тексту, к словам и подать это все с эмоцией, в такой форме, которая бы заворожила зрителя. А мы видим театр для слабоумных зрителей, примитивный, упрощенный. И это выдается за новое слово?! Это же смешно.

— Я думаю, что эти процессы характерны во многом и для нас.

— Да, наверное. Я бы сравнил это знаете с чем? И у вас, и у нас на улицах обилие киосков, торгующих всяким заграничным барахлом. И мне кажется, что театры превратились вот в такие киоски, торгующие ширпотребом... Мелкие чувства, мелкие мысли, мелкая примитивная драматургия. Я вспоминаю, с каким восторгом мы смотрели спектакли Товстоногова, старались не пропустить ни одной премьеры, сколько я передумал после этих спектаклей!

Теперь публика очень плохо ходит и обвиняет в этом театр. Ей не нравится такой театр, и она права.

Если взять проблему нового в театре, то новое должно быть, без поисков нет развития. Но кроме нового и старого есть еще вечное. И оно никогда не перестанет быть интересным, вот именно о вечных проблемах бытия и должен говорить театр. Ведь форма это только половина искусства, другая половина это содержание, они взаимосвязаны.

— Донатас Юозович, вы недавно отметили свое 70-летие, с чем мы вас от души поздравляем...
Это своеобразный рубеж в творческой жизни, вы, наверное, подводили некоторые итоги, оглядываясь назад, как вы оцениваете свою жизнь, свою работу?

— Вы знаете, как-то не интересно смотреть назад, конечно, что-то мы потеряли, что-то ушло, было в жизни и хорошее, и плохое. Если говорить серьезно, то в прошлом у меня гораздо больше неудач было, удач немного, но о них вспоминать приятно.

— А что вы считаете удачным, интересно, совпадает ли ваше мнение с мнением зрителей?

— Это 5 — 6 ролей, могу назвать. Первая — «Никто не хотел умирать», вторая — «Мертвый сезон», неожиданный успех, все это было сделано режиссером. У С. Кулиша были большие сложности с различными инстанциями. Нас хотели закрыть, но мы выстояли, и был огромный успех. Третья роль — Гойя в одноименном фильме, хотя такого широкого зрительского успеха фильм не имел, но для меня это очень дорогая работа, я очень много передумал о жизни, об искусстве. Дальше я бы назвал «Солярис», потому что это Тарковский, работа была очень интересная, хотя и трудная. Была интересная работа в фильме «Центавры» у Желакявичуса. Очень симпатичная картина, которую все любят, — «Приключения принца Флоризеля». Вот из 50 киноролей, пожалуй, эти, а в театре из 120 работ я бы тоже назвал не больше 15. Итак, удачных работ всего наберется 15 — 20%, а 80% — это все рабочий материал. Но я считаю такое соотношение вполне нормальным, бывает и так, что только одна роль удачная за всю жизнь.

— А вот интересно, влияет ли роль на артиста в человеческом плане, обогащает ли его внутренний мир?

— Обязательно, и в театре, и в кино, они даже и на мировоззрение влияют. Конечно, школа Мильтиниса это моя основа, она незыблема, но какие-то убеждения иногда формировались под воздействием ролей. Например, Гойя на меня очень повлиял: он никогда никому не продавался — ни властям, ни женщинам, ни церкви, он был независим. И это самая правильная позиция художника. Большие художники именно потому и остались в истории, что были независимы. Такие роли, как Бетховен, Гойя, показали мне, что надо стремиться быть независимым.

— Независимость вещь хорошая, но ведь существует просто жизнь, в которой человеку иногда приходится идти на компромисс, а вам часто приходилось делать это?

— Очень часто, может быть, даже слишком часто, хотя сейчас легко говорить, а тогда все было иначе. Сейчас я думаю, что их могло бы быть меньше, потому что некоторые компромиссы я проиграл.

Был такой эпизод с Тарковским, который мне запомнился. Ему высокое начальство предложило сократить некоторые длинноты в «Солярное». Я ему посоветовал согласиться, ведь потом ему было бы легче жить и работать. А он мне сказал: «Если я один раз сделаю то, что они хотят, а не то, что я хочу, я стану конформистом и мне уже будет не остановиться, я уже буду выполнять их волю, а не свою».

Все большие художники, очень многим жертвовали во имя своего искусства, от многого отказывались. Вы знаете, что я думаю, вот Бог дал человеку талант или гений, и они уже владеют человеком, человек должен следовать за своим призванием, он не может ему сопротивляться. И эта страсть убивает в нем все остальное, он, как алкоголик, не может остановиться. Это, наверное, не очень нормально, но гений — это же не нормальное состояние человека!

Ко мне это не относится, я вполне нормальный человек. И никаких особых жертв я не приносил. Другое дело, что мне приходилось очень много работать, некоторые роли требовали очень большого нервного напряжения, были и неврозы, и бессонницы, приходилось ездить в какие-то санатории... Конечно, нагрузки у актеров большие, но это свойство профессии, это не жертвы. Это своеобразная плата. Бесплатно ничего не дается, за все надо платить не деньгами, а какими-то другими ценностями. Я себе сколько раз говорил: нельзя себя жалеть, иначе ничего не получится, ничего не достигнешь в искусстве. За дорогую вещь надо дорого и заплатить.

И вот прожив 70 лет, я сейчас могу сказать, что я жил не зря, что-то хорошее я у людей в душах оставил. Я это чувствую по тому приему, который мне сейчас оказывали в вашем городе и в Москве. Несмотря на все политические перипетии, люди помнят друг друга, и это радует и обнадеживает.

Один маленький пример: у нас сейчас довольно трудно получить визу. Я знаком с вашим послом, он мой поклонник, приезжал ко мне на юбилей. Я получил визу без проблем, и вообще в посольстве очень хорошее отношение к нам, артистам.

Обдумывая свою жизнь, я могу сказать, что мне грех жаловаться, моя жизнь прошла не зря.

— Донатас Юозович, я благодарю вас за беседу, и на прощание несколько слов о Петербурге и петербуржцах...

— Я люблю ваш город, в этом я не оригинален. Первый раз я приехал сюда в 1948 году, это было большое потрясение — архитектура и люди, вот что мне запомнилось больше всего. Сейчас люди немного другие, как и везде — нет порядка и нет порядочности. Нехорошо мы идем к новому, очень ослабла Россия, это очень жаль. Да и мы плохо переходим к рынку... Поэтому хочется пожелать и вам и всем нам, чтобы все нормализовалось, чтобы люди успокоились, чтобы им дали возможность спокойно жить, чтобы не тянули их в разные стороны, не играли ими в политических целях. Хочу людям пожелать нормальной, хорошей жизни, чтобы человек мог пойти в театр, чтобы он мог вырастить детей, чтобы ему не было страшно за завтрашний день, чтобы ему не было противно смотреть вокруг. И конечно, самое главное это сохранить духовность, культуру, нашу общую культуру.

Беседу вела Т. МИХАЙЛОВА

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 109 (786) от 10.06.1994 года.