Гудзон на Неве

На петербургскую театральную афишу вернулось имя Александра ТОВСТОНОГОВА. Вернулось спустя 16 лет. В Академическом театре имени Комиссаржеаской Товстоногов поставил пьесу живущего в США польского драматурга Януша Гловацкого «Антигона в Нью-Йорке» — горькую историю о людях, выброшенных из жизни.

— Напомните читателям, Александр Георгиевич, каким спектаклем закончился ваш «ленинградский» период?

— Это был спектакль «Эмигрант из Брисбена», который я ставил в Большом драматическом театре с Олегом Борисовым, Кириллом Лавровым, Ларисой Малеванной в 1978 году. После этого в Ленинграде бывал лишь на гастролях — привозил Тбилисский театр имени Грибоедова, Московский театр имени Станиславского.

— Последние годы вы по семейным обстоятельствам живете в Югославии. Работаете в каком-то определенном театре?

— Я сделал свой сознательный выбор: не хочу больше нести груза ответственности за какой бы то ни было театр. Работаю только по контрактам Ставлю только то, что хочу. И с кем хочу.

— После такой затянувшейся паузы хотелось вам работать в Петербурге?

— Конечно, хотелось. Я собирался поставить здесь «Приглашение на казнь» Набокова. Но как раз в эти сроки позвавший меня Театр имени Комиссаржевской наметил постановку неизвестной в России пьесы «Антигона в Нью-Йорке». Пьеса мне показалась интересной, и я начал репетировать.

— Чем привлекла вас эта пьеса?

— Тем огромным состраданием, которое испытывает автор к своим падшим героям. А это чувство меня заражает всерьез. И потом — в новейшей драматургии редко встретишь глубоко и серьезно прописанные роли. Я же как режиссер — за актерский театр.

— Ваши чувства после премьеры? Вы удовлетворены?

— Работой с актерами удовлетворен. Думаю, что процесс репетиций был взаимно интересен. Что касается готового спектакля, то тут чувство удовлетворения посещает меня редко.

— Скажите честно, Александр Георгиевич, как отразилось то, что вы сын великого Товстоногова, на вашей профессиональной судьбе? Ведь этот факт совсем не всегда помогал, как мне кажется, бывало и наоборот?

— Конечно, мне в моей профессиональной жизни очень помогло то, что я жил рядом с отцом. В совершенно особой атмосфере. Чему мог, научился. И человечески, и профессионально. Потом же, особенно в Москве, моя фамилия стала мне мешать. Те, кто хотел, но не мог одолеть отца, ополчились на меня.

— Вы давно не работали в России и вернулись в момент, когда наш театр переживает грустные времена. Как вы думаете: он выживет?

— Зрители не дадут театру умереть. Ведь это как любимую книгу из рук вырвать. Еще долго будет трудно. Произойдет неизбежно жестокий отсев. Многое изменится, появятся новые источники финансирования, но театр как форма русской духовности устоит, я в этом совершенно уверен.

— А югославский театр — вы привыкли к нему?

— Это совсем другой театр. Там надежда лишь на вдохновение, на взлет. Отношение к делу абсолютно стихийно. Поэтому для них важна только премьера, ее праздник, а не 10-й или 15-й спектакль, на который у нас начинают приглашать серьезных критиков.

— Что у вас впереди? Будете еще ставить здесь?

— Впереди детский мюзикл по «Пиноккио» в Македонии. Должен закончить спектакль в Московском центре Ермоловой. Веду переговоры с одним питерским театром.

— А как идея с «Приглашением на казнь»?

— Остается идеей. Пьесу — сделанную мною исключительно для себя режиссерскую версию романа — вожу за собой в чемодане.

— Если бы все зависело только от вас, хотели бы вы работать в Большом драматическом театре имени Товстоногова?

— Я не встаю под чужие знамена. Даже если они и не чужие, а просто не мои. Пусть будет крошечное дело, но мое. Неважно, где.

— И последний вопрос. Как вы думаете, зритель примет «Антигону»?

— Не знаю. Настроение у людей сейчас нерадостное. Пьеса глубоко печальна. Захотят ли еще и чужого горя? Но надо помнить: милосердие к падшим спасает нашу душу. Ведь так?

Беседу вела Т. ОТЮГОВА

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 92 (769) от 18.05.1994 года.