Лилия Шитенбург

Культура 09 февраля 2015

Голос из бури

В прокат наконец вышел нашумевший фильм Андрея Звягинцева «Левиафан», который завоевал множество престижных международных кинонаград, в том числе приз за лучший сценарий в Каннах, второй в истории отечественного кино «Золотой глобус» и номинацию на «Оскар».

Источник: kinopoisk.ru

«Нашуметь» «Левиафан» и вправду успел: пиратская копия попала в Интернет за месяц до официального российского проката и стала причиной необычайно даже по нынешним пылким временам горячей дискуссии, едва не затмившей сам выход фильма. Но, как это нередко случается со стоящими произведениями, полулегальная «предпремьера» только подогрела интерес к картине, и публика пошла в кинотеатры, чтобы увидеть звягинцевское «чудовище» собственными глазами (пусть и без мата), а не питаться лишь слухами и обсуждениями краткого пересказа сценария.

Впрочем, говорили, что и этот ранний «слив» в Сеть не более чем грамотный просчитанный продюсерский ход. И это было, пожалуй, самым невинным из того, что говорили о фильме. От чужих мнений и версий по поводу «Левиафана» уклониться не было решительно никакой возможности, высказывались все – от домохозяйки до министра. Так что еще до того, как сохранивший относительную невинность зритель увидел первые кадры, где грозное северное море волнуется под музыку Филипа Гласса, он уже принужден был узнать, что «Левиафан» очерняет нашу действительность, что в стране нет беспредела, а в фильме есть, что таких омерзительных, одуревших от собственной власти городских начальников в природе не сыщешь, равно как и неверных жен, коррумпированных следователей и судейских. Что благообразнейший архиерей, произносящий идеально гладкие речи о том, что «не в силе бог, а в правде» и «всякая власть – от бога», – это гнусная клевета на Русскую православную церковь, а Валерий Гришко (ныне главреж самарской драмы, в Петербурге памятный работами в Театре имени Комиссаржевской), сыгравший этого самого архиерея, должен быть лишен зарплаты как антипатриот и нацпредатель. И что вообще в России столько не пьют. Ну вот еще буквально по одной, по чуть-чуть, но чтобы столько – ну нет, помилуйте, поклеп и очернительство. А международный успех фильма – не что иное, как происки врагов. Отечественный же «Золотой орел» за режиссуру – это «наш ответ Чемберлену» в особо заковыристой и чувствительной для «Чемберлена» форме.

Однако говорили также и то, что фильм Звягинцева, совсем напротив, – гламурная лакировка действительности, что режиссер брезгливо морщится и боится близко подойти к настоящей крови, мраку и грязи, что фильм бездушен, расчетлив, холоден, безнадежен, пуст и вторичен.

...А между тем волны Баренцева моря еще только набирали силу под минималистские пассажи Филипа Гласса.

Выйдя из кинотеатра, многие зрители удивленно пожимали плечами, дескать, как, и это все?! Неужели этим монструозным «левиафаном» запугивали слабонервных истерически настроенные охранители? И в самом деле, куда фильму Звягинцева до раннеперестроечной «чернухи» и до значительно более зрелых опытов социальной драмы недавних лет (не говоря уже о многовековой традиции политической сатиры). Но он, собственно, с ними и не соревнуется – ни в мрачности, ни в остроте. Хотя сценарий полон двусмысленности и дает множество оснований для жанровой путаницы.

На берегу моря стоит дом, в котором жили три поколения одной семьи. Нынешний хозяин Николай (Алексей Серебряков) живет тут с любимой женой Лилей (Елена Лядова) и сыном-подростком от первого брака. Дом большой, хозяин самостоятельный – автослесарь с собственной мастерской, но место уж больно лакомое, красивое – большой соблазн, как тут не позариться важному местному чиновнику, для которого нет преград ни в море, ни на суше? Все «по закону», через суд – дом и мастерская подлежат сносу, хозяева – выселению. А за разорение им так и быть пожалована награда – примерно одна шестая рыночной стоимости имущества. Поскольку обездоленный хозяин без должной благодарности принял дарованную барином участь, тот не погнушался завернуть к нему, одолжив «насекомое» объяснением: «У тебя никаких прав нет, не было и не будет!». (Блистательный Роман Мадянов в роли мэра играет не только пьяный кураж, но и звериное чутье маленького прожорливого людоеда.)

Николай с несправедливостью смириться не может – и лица со старых фотографий на него смотрят, да и играет героя Алексей Серебряков, а с такой яростной фотогенией привычка к унижению сочетается слабо. На подмогу из самой Москвы вызван старый армейский друг, ныне – успешный адвокат (Владимир Вдовиченков). Тот везет из закромов ФСБ заветную папочку с компроматом на мэра – никакими иными мерами со здешними хозяевами жизни не справиться (к примеру, посадить безвинного Николая за хулиганство – дело нескольких минут). Папочка оказывает интересное действие – перепугавшийся мэр мухой летит к духовному пастырю, местному архиерею. Тот же, снисходя до мирской суеты и кушая разные угощения, наставляет чинно, дескать, «всякая власть – от бога». Этого достаточно, чтобы к мэру вернулось присутствие духа, и он, благословясь, поручил адвоката пугануть как следует, зверски избив (сам же своей ручкой ко лбу пистолет приставил для пущей острастки), дом немедля снести, а строптивого хозяина его сбыть с глаз долой любым способом (и способ изыскался чудесным образом – настрадавшаяся жена Николая была найдена мертвой, а самого его обвинили в убийстве). Библейский «голос из бури» не ответил новому Иову. На месте же его дома был построен храм, на открытии которого архиерей произнес проникновенную речь, а все, кому положено, держали свечки и приходили в умиление. Просветленнее финала и выдумать трудно.

На уровне сценария «Левиафан» состоит из дюжины жестоких банальностей с парой логических проколов (мы так и не узнаем, как погибла жена Николая). Но фильм не исчерпывается фабулой, снабженной «красивыми картинками» (переоценить работу оператора Михаила Кричмана невозможно). Радикальное несоответствие величественного пейзажа и происходящих на его фоне (но никогда не затмевающих его) гнусностей и низостей и составляет сюжет «Левиафана». Неудивительно, что суровая северная природа, прозрачный воздух, голубоватый отсвет на предметах, скупость актерских средств (жизнерадостная «человечность» тут – синоним низости), медитативный ритм и отстраненный взгляд – все эти стилевые приметы так приглянулись международному киносообществу. Ледяной «скандинавский стиль» сейчас в моде, а «Левиафан» к тому же опирается на общеупотребительную, каждому ученику воскресной школы знакомую систему метафор, что делает фильм «художественно общедоступным» и никаких особых спекуляций на тему «загадочной русской души» не требующим. Зачастую эти метафоры до того уж простодушны, что, кажется, «Левиафану» более к лицу расплывчатая загадочность и недоговоренность первой части, чем определенность второй. Цитаты из «Книги Иова», фрески в разрушенной церкви, свиньи в закутке у местного батюшки, стрельба по портретам генсеков, остовы кораблей на мели и симфония благочинного лицемерия в финале упрощают экранную реальность.

Герои «Левиафана» – люди из дома на отшибе, отдельные люди, «не понимающие», как устроен мир, выпивающие наравне со всеми, но не смешивающиеся с окружением (для Николая взять подачку и пойти, «как все», в менты – предел морального падения, как и для Лили – жить в убогой типовой квартирке с обшарпанными стенами и крикливыми соседями). Старый просторный дом с огромными окнами на море, абажуром и ослепительно белыми занавесками вписывался в пейзаж, был его частью. Ковш экскаватора, как клешня морского чудовища вонзившаяся в стену дома, разорвавшая его изнутри, не оставляет здесь места жизни. Потому что та жизнь, которая выглядит жалким чужеродным довеском к серым камням и холодному небу, – она не в счет. Она, как и новехонький чиновничий храм, – построена на беде и насквозь фальшива.

Как не идут в счет и посторонние звуки – «Левиафан» очень тихий фильм, там тишина подавляет и поглощает все, вплоть до выстрелов и криков («Владимирский централ» взревет и тут же заткнется). Безмолвие Севера, белый остов китовьего скелета и внезапное фантастическое видение «Моби Дика» в Баренцевом море – все это таинственные свидетельства иного предназначения здешних мест, нежели то, что оказалось уготовано им жестоким, коварным и мелочным государственно-церковным (строго по Гоббсу) «левиафаном» злодеев-временщиков. Настырный звон колоколов в храме, построенном на месте дома, где жили люди, звучит победно. Даже громче «Владимирского централа».

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 021 (5394) от 09.02.2015.