Глазами клоуна

Сегодня завершается XXV международный театральный фестиваль «Балтийский дом». Этот юбилейный фестиваль спродюсировал и показал мировую премьеру спектакля выдающегося литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса. «Голодаря» Франца Кафки Някрошюс прочитал вместе с актерами своего вильнюсского театра «Мено Фортас».

Режиссер задорно своевольничает с текстом Кафки, явно не близким ему претензионным пессимизмом.
ФОТО Юрия БОГАТЫРЕВА /Предоставлено пресс-службой фестиваля

«Голодаря», написанного на закате жизни, Кафка считал одной из немногих своих удач. Короткая новелла повествует о «художнике голода» – человеке, превратившем длительное голодание в аттракцион для публики. Зеваки платят аскету неблагодарностью: он гибнет в цирковой клетке, всеми забытый и оставленный. «Голодаря» принято читать как литературную шифровку для интеллектуалов, хотя единого мнения относительно разгадки нет. Иные считают, что тут выведен писатель, отказывающийся баловать народ бульварным чтивом, другие – что взыскательный читатель, не находящий себе достойной духовной пищи.

Някрошюс обозначает свою тему буквально с порога. Актриса «Мено Фортас» Виктория Куодите (донна Анна из «Маленьких трагедий», Ирина из «Трех сестер», Офелия из «Гамлета») начинает спектакль с многократного повторения реплики «Кушать подано». Голодарь (а именно его роль поручена Куодите) в сценическом сюжете Някрошюса – человек театра, актер, причем не маститый премьер труппы, а мастер эпизода. Свое скромное «Кушать подано» Куодите исполняет на разные лады: то пищит тонким голосом, то важно басит, взяв в ладонь кирпич вместо черепа Йорика и представляя себя Гамлетом, то трагически шепчет, хватаясь за сердце, то кричит, заглушая бурчание живота. В новом спектакле Някрошюса говорят о театре, к тому же – весело, развязно, на языке клоунады.

Трудно вспомнить, кто первым применил к Эймунтасу Петровичу характеристику, ставшую критическим штампом: «сумрачный литовский гений». Однако в случае «Голодаря» она не работает. Спектакль фонтанирует озорством и шалостью.

В компанию к Куодите – Голодарю режиссер придал комическое трио дзанни (персонажи-слуги в итальянской комедии дель арте. – Прим. ред.). Вайдас Вилюс высок и массивен, Геннадий Вирковский невысок и худ, между ними Вигандас Вадэйша, актер среднего роста. Одетые в костюмы без галстуков и шляпы, с одной на всех парой очков, передаваемой по эстафете, они выходят к зрителю, вооружившись нехитрым иллюстративным материалом по анатомии, и устраивают нечто вроде лекции.

Рассказывают о пищеварении, о первооткрывателе желудочного сока Джабире ибн Хаяне, пока Голодарь решительно не прогонит их с авансцены. Куодите преподает незадачливым лекторам мастер-класс, как именно надо играть в театре Някрошюса. Она присаживается на стул, обхватывает спину нервными худыми руками с длинными пальцами – и срывает аплодисменты. Емкий поэтический жест тут ценят выше теоретических умствований.

Рефлексия о театре никогда не относилась к любимым мотивам этого режиссера. Можно вспомнить разве что смешной дивертисмент из его спектакля «Нос» (1991), в котором забредший на постановку Някрошюса в качестве зрителя майор Ковалев клевал носом от скуки. А еще, конечно, приходит на ум легендарный спектакль «Пиросмани, Пиросмани...» (1981): тогда Някрошюс превратил пышноречивого бахвала Пиросмани из посредственной пьесы Вадима Коростылева в сосредоточенного трудягу, молчуна ремесленнической складки. Мысль о том, что творчество прежде всего работа, сродни строительству или ремонту, есть и в «Голодаре». В какой-то момент дзанни притащат ящик с инструментами и банку краски, а триумф Голодаря, завершающего очередной сеанс воздержания от пищи, будет показан при помощи манипуляций с рулоном ватмана.

Някрошюс взахлеб потешается над своей мировой славой. Голодарь пишет мелом на стене «Мен...», и мы ожидаем прочесть: «Мено Фортас», но после заминки оказывается, что имелось в виду слово «Меню». На сцену выносят картонную коробку с многочисленными грамотами и кубками, полученными Някрошюсом на различных фестивалях. Голодарь тщетно пытается смастерить из них лежанку, использует их вместо нот, безуспешно подбирая что-то на фортепиано, но, разочаровавшись, возвращает трофеи в ящик, подписывая фломастером место назначения – «В ломбард». Дзанни дарят Голодарю цветы – но не букетами, а спрессованной кипой. Особенно едко обыграны в спектакле европейские гастроли «Мено Фортас». Пока дзанни бодро рулят воображаемым авто, рядом с трудом ковыляет Голодарь. К карте Европы, которую ему надели на ноги вместо обуви, с обратной стороны оказались приколочены тяжелые колодки.

Режиссер задорно своевольничает с текстом Кафки, явно не близким ему претенциозным пессимизмом. Реплику «Голодарь понимал свое положение и страстно ждал этих минут» актриса Куодите подает, темпераментно прильнув к самому субтильному из дзанни. Персонаж Геннадия Вирковского явно пугается внезапного сексуального натиска. В следующей мизансцене, посвященной встрече Голодаря с детьми, небритые дзанни неловко пытаются притвориться младенцами, с энтузиазмом поглощая мороженое.

Литературный финал, предполагающий трагическую смерть Голодаря, и вовсе отменен. Аскет поступает в цирк, его поясницу крепко связывают страховочным ремнем. (Видимо, режиссер намекает на сдерживающие обстоятельства нынешних экономических условий в Литве.) Однако лукавый «артист голода», вопреки Кафке, быстро перестраивается, выбирает из публики самого упитанного зрителя, уходит с ним за кулисы и возвращается один, плотоядно облизываясь.

Намек прозрачен: в любых условиях найдется лазейка для эксцентричных художественных привычек. А лучшим средством от хандры и творческого кризиса, по Някрошюсу, остаются трудолюбие и ироническое отношение к себе.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 192 (5565) от 14.10.2015.