Глазами доктора Ватсона

В этом сезоне шорт-лист литературной премии «Новые горизонты», вручавшейся на Петербургской фантастической ассамблее, оказался как никогда сильным.

ФОТО Shai Halud/Shutterstock

На награду претендовали Сергей Кузнецов с романом «Калейдоскоп», Михаил Савеличев, автор «неоэкспрессионистской» книги «Крик родившихся завтра», Тим Скоренко с рукописью «Эверест», по нелепому стечению обстоятельств все еще ждущей своего издателя. Но в результате диплом и памятный знак премии из рук Джорджа Мартина получил Эдуард Веркин, автор повести с интригующим названием «ЧЯП».

Эдуарда Веркина принято считать писателем детским, в крайнем случае подростковым. Это чуть престижнее, чем без остатка числиться по ведомству фантастики, но все равно как-то несерьезно. Однако повесть «ЧЯП» не о подростках и не для подростков (по крайней мере не только для них), здесь все устроено сложнее и интереснее.

Начинается эта история вполне традиционно. Шестнадцатилетний Синцов (именно так, по фамилии, он называет себя во внутренних монологах) отправляется на каникулы к бабушке в поволжский городок Гривск. И в первый же день сводит знакомство со сверстником Грошевым по прозвищу ЧЯП (тут нумизматы понимающе улыбнутся). Синцов — обычный современный подросток из большого города: компьютерные игры, серфинг в Интернете, немного книг и немного фильмов — к этому сводятся все его интересы. Грошев, напротив, местная знаменитость: гривские обыватели его сторонятся и считают слегка помешанным, зато матерые авторитеты охотно ведут с ним дела, а сам мэр прислушивается к его советам.

ЧЯП — настоящий вундеркинд и гений по части собирательства. Он способен найти практически любую монету, жетон, открытку — все, что только может быть предметом коллекционирования. При этом он совсем не похож на Кощея, чахнущего над коллекционным златом. Грошев вполне практичный и оборотистый юноша: купить предмет по цене лома, вернуть товарный вид, дождаться подходящего момента и продать втридорога на интернет-акуционе — это получается у него удивительно ловко.

По сути, у ЧЯПа есть все, чего душа пожелает. Не хватает только одного: роскоши человеческого общения. Для того он и знакомится с Синцовым, учит приятеля азам нумизматики, травит бесконечные байки, предостерегает от общения с полубезумной активисткой Царяпкиной, таскает за собой по свалкам, блошиным рынкам и жутковатым заброшенным пригородам — здесь критик Валерий Иванченко, входящий в жюри премии «Новые горизонты», очень уместно вспоминает Стивена Кинга с его «подростковой готикой».

Между делом Грошев рассказывает приятелю и городскую легенду о Жетоне Бога, способном исполнить любое желание: вроде бы байка как байка, но это и есть то самое чеховское ружье на стене, которое оглушительно взорвется в финале.

Но, конечно, грош цена была бы повести Веркина, если бы все здесь сводилось к голой фабуле. Для начала почти весь «ЧЯП» состоит из внутренних монологов Синцова — при этом автор использует совсем не детскую лексику, местами слишком книжную, местами почти газетную: «На улице Синцов подумал, что этот интерес вызван тем, что он, Синцов, чужой. А в маленьких городках к чужим относятся настороженно, с генетической нелюбовью, чуть что сразу бьют по рогам или в репу, ну, как в «Путешествии из Петербурга в Москву». <...> Синцов стал есть второе мороженое, а еще открыл бутылку с минералкой, выпил половину и посмеялся над собой, подумав, что глупо все-таки пребывать в плену предрассудков, навязанных массовой культурой, сейчас ведь не как в старые времена».

Кое-что начинает проясняться, когда Синцов задумывается о своем месте в этом повествовании — и приходит к выводу, что играет роль рассказчика, наблюдателя, простодушного, далеко не все понимающего «доктора Ватсона» при по-настоящему сложной и значительной фигуре.

«Единственная, пожалуй, претензия, — комментирует свою оценку повести Веркина Галина Юзефович, еще один участник жюри «Новых горизонтов», — это возраст героев: автор так увлекся дистилляцией своего романа, что либо его персонажи серьезно отстают в развитии, либо им никак не шестнадцать, а в лучшем случае тринадцать лет». Трудно не согласиться: конечно, шестнадцатилетние подростки так не говорят, так не поступают и уж тем более не думают в таких категориях. Но вот книжные герои, персонажи «телеги», рассказанной у костра, — запросто! Один этот поворот разом объясняет все, что кажется в книге искусственным, надуманным, притянутым за уши.

Герой-повествователь, кстати, вполне осознает свое литературное происхождение и именно с этой позиции оценивает ситуацию: «Красиво говорит, — подумал Синцов. — Правильно. Приятно слушать, хоть в бумагу сразу записывай. <...> Нет, Грошев точно похож на литературного героя, все они в книгах так говорят».

Потому Синцов и не противится неизбежному, таскается хвостиком за приятелем, которому «сдал в аренду свою удачу»: куда бежать с подводной лодки? Но есть в таком положении и свои плюсы. В крайне условном мире художественного произведения нет ничего невозможного: у шестнадцатилетних мальчишек вдруг прорезается какая-то нечеловеческая эрудиция (потрясающую глубину знаний демонстрирует не только вундеркинд ЧЯП, но и «Ватсон»-Синцов), исполняются заветные желания, воскресают мертвые.

В итоге все сестры получат по серьгам: семья Синцова раньше времени въедет в новую квартиру, активистка и начинающая поэтесса Царяпкина напишет песню для любимой панк-группы «Анаболики» и отправится в Швецию работать над книгой, и даже гривский авторитет Лоб станет меценатом и будет баллотироваться в мэры.

За скобками останется только судьба самого Грошева: видимо, ЧЯП все-таки слишком сложная и крупная фигура, чтобы без остатка втиснуться в этот условно-подростковый нарратив.

Эдуард Веркин. ЧЯП. — М.: Эксмо, 2016.