Евангелие от Михаила

Исполнилось 125 лет со дня рождения Михаила Булгакова. В его юбилейный год мы будем отмечать и 50-летие выхода в свет романа «Мастер и Маргарита», книги, с которой началось открытие Булгакова для широкой публики, и в то же время последней и главной книги Мастера.

ФОТО из архива редакции

Переплетенные в синий коленкор пожелтевшие от времени страницы, аккуратно вырванные из двух номеров журнала «Москва», и вложенные машинописные листки с пропущенными при первой публикации местами. Как же их было много, этих пропущенных мест, но даже и в таком искореженном виде роман поражал. У разных людей спрашивала я о первых, тогдашних, впечатлениях – и все говорили одно и то же: смятение, ошеломление. Фантазия, прописанная в самых мелких узнаваемых и смешных бытовых подробностях. Чудеса, творимые Воландом и его свитой, – и не менее удивительные, хотя вполне привычные советским людям «совершеннейшие чудеса» московской жизни. Реальность, продол-жающаяся снами, чтобы потом ожить во плоти у нас на глазах. И главное – главное! – история о бродячем философе Иешуа Га-Ноцри – для многих из нас, тогдашних – наше первое в жизни Евангелие.

И если образованный Берлиоз мог сказать Воланду, что его чрезвычайно интересный рассказ совершенно не совпадает с евангельскими, то для большинства людей моего поколения, и даже старших, этот рассказ предшествовал знакомству с каноническими евангельскими, которые мы воспринимали уже на его фоне. Когда я читала значительно позже Евангелие от Матфея, высокие слова Нагорной проповеди смешивались с простыми словами одинокого человека, убежденного в том, что злых людей нет, что правду говорить легко и приятно, а трусость – один из самых страшных пороков на свете.

В таком странном виде все это осело в головах, чтобы потом неожиданно всплывать в самых разных местах и ситуациях. Мне, например, роман вдруг вспомнился и по-новому открылся в Венеции, в церкви Сан Джорджо Маджоре, перед «Тайной вечерей» Тинторетто.

Там евангельское событие тоже лишено торжественности и по-человечески понятно, и происходит оно не в доме неназванного человека с кувшином, как в Евангелиях, а то ли в каком-то трактире, то ли на постоялом дворе, что очень похоже на правду. Живой разговор Христа с учениками за центральным столом окружен хозяйственной суетой слуг и женщин в костюмах XVI века, и какая-то собака грызет кость под столом, и большой рыжий кот, стоя на задних лапах, передними пытается что-то достать из высокой корзины, от которой на минуту отвернулась увлеченная разговором с хозяином служанка. А из углов картины, освещая ее мистическим черно-золотым светом, невидимые людям, смотрят на происходящее ангелы, и их срезанные рамой фигуры размыкают пространство, делая его бесконечным.

Именно так, не смешиваясь, но неразделимо, существуют в «Мастере и Маргарите» евангельская история и картины московской жизни, которые заинтересованно разглядывает Воланд в поисках ответа на один из главных вопросов романа. Интересно, что этого «важнейшего вопроса» о том, изменилось ли московское народонаселение внутренне, в журнальной версии не было, потому слова Воланда об обыкновенных людях, в чьи сердца иногда стучится милосердие, оказывались ответом без вопроса. Но как-то нам тогда это не очень и мешало: слишком многое в романе и помимо вырезанного цензурой будоражило воображение.

Ну конечно же, чертовщина. Веселая и лихая булгаковская чертовщина, заставлявшая увидеть привычное заново и учившая смеяться над тем, что раньше казалось страшным. Ставшую пословицей фразу «Нет документа, нет и человека» цензура убрала, но даже одной главы о последних похождениях Коровьева и Бегемота в доме грибоедовской тетки было достаточно, чтобы пошатнуть уважение к удостоверениям и всяким прочим бумажкам.

Ах, этот кот Бегемот, наверное, самый обаятельный и яркий из персонажей романа, дальний родственник рыжего нахала с картины Тинторетто. Кот со стопкой водки в одной руке и вилкой с маринованным грибом в другой, глотающий шоколадную плитку вместе с золотой оберткой, играющий совершенно по-ноздревски в живые шахматы с Воландом. Кот, чьи слова с удовольствием повторяют наши дети и внуки: «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус». Помните, что он после этого учинил?

Перечитывала роман и удивлялась тому, как много фраз и словечек принес он в нашу жизнь, сделал общеупотребительными. Но помимо расхожих цитат, таких, как «рукописи не горят» или «осетрина второй свежести», язык Булгакова обогатил наш общий русский язык тем самым искусством переключения регистров, переходов от высокого к низкому, соединением литературности с просторечием, которые сейчас считаются обязательной принадлежностью хорошей современной речи.

Роман «Мастер и Маргарита» за пятьдесят лет своей жизни в миру стал общепризнанной классикой, вывел в люди остальные книги автора, появившиеся ему вслед, прочитанные и канонизированные под его впечатлением. Он лишился прелести запретного плода, но нисколько не потерял в загадочности, несмотря на бесчисленное множество толкований и комментариев, понанесенных временем. Достаточно сказать, что роман печатается в трех существенно различающихся редакциях, а всего их было, как я прочитала в одной умной книге, восемь. «Ну, чего не знаем, за то не ручаемся», – еще одна расхожая фраза из романа.

Уважаемая коллега, одна из тех, кого я спрашивала о первых, давних впечатлениях, и единственная, на кого роман тогда никакого особого впечатления не произвел, сказала под конец разговора, что роман этот

должен стать и уже становится детским чтением. Это прозвучало, как приговор, и я поначалу расстроилась. А потом вдруг подумала, что это же великое счастье для книги, и живо представила себе, как у дома с венецианскими окнами, обвитыми виноградом, собираются под вечер побеседовать Дон Кихот и Робинзон Крузо, доктор Лемюэль Гулливер и Одиссей. Какая прекрасная компания для Мастера и его Маргариты!

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 084 (5701) от 16.05.2016.