Два Рихарда и Анна

Анна Нетребко дважды выступила на Новой сцене Мариинского театра. Это был ее российский дебют в партии Эльзы в «Лоэнгрине» Вагнера и в вокальном цикле «Четыре последние песни» Рихарда Штрауса. Валерий Гергиев оба вечера был за пультом.

ФОТО предоставлено пресс-службой Мариинского театра

Певица с мировым именем теперь выступает в родном театре регулярно – раз в год или два. В Москве бывает намного реже, хотя в начале следующего сезона впервые споет там в полноценном спектакле – премьере «Манон Леско» Пуччини. На сей раз она привезла к нам две новинки, две новые покоренные вершины – музыку двух Рихардов. Ее голос рос-рос и дорос до вагнеровского калибра. Хотя среди ее поклонников есть те, которые не могут забыть Аню на заре карьеры, когда она своим звонким, хрустальным, задорным голоском пела француженку Сюзанну в «Свадьбе Фигаро» Моцарта и южнорусскую пушкинскую Людмилу в «Руслане и Людмиле» Глинки. Вспоминают и ее обворожительную, мчащуюся в вихре Виолетту в «Травиате» Верди, и упоительную Наташу Ростову в «Войне и мире» Прокофьева.

Но Анна не из тех, кто привыкает к одному и тому же. Ей интересны вызовы. И эту страсть к обновлению она сполна реализует в своих оперных ролях, которых с каждым годом становится все больше. Творческой сенсацией ее последнего периода стало исполнение партии леди Макбет в одноименной опере Верди – партии, которая требует от певицы не только сильного голоса, но и колоссального им владения. В России эту партию она представила лишь в виде нескольких арий – до спектакля, который, к слову, имеется в Мариинском театре, дело пока не дошло.

Грандиозным же событием текущего сезона стало героическое исполнение Анной партии принцессы Эльзы в «Лоэнгрине» Вагнера. Право первой ночи досталось дрезденской Semperoper, где певица спела четыре спектакля под управлением одного из главных представителей немецкой дирижерской школы – Кристиана Тилемана. Там специально для нее, зная недоверие певицы к чересчур современным постановочным версиям, восстановили спектакль почти полувековой давности.

В Мариинском, где певица спела всего один спектакль и вряд ли в ближайшее время повторит этот опыт, не пришлось ничего восстанавливать, поскольку «Лоэнгрин» как шел, так и продолжает идти на сцене с 1999 года, когда эта опера была поставлена здесь Константином Плужниковым. При всей традиционности режиссуры здесь все на своих местах, а декорации Евгения Лысыка и вовсе напоминают современному зрителю мистически завораживающие замки голливудской эпопеи о хоббитовском кольце. Здесь главный герой – рыцарь Лоэнгрин в белом парике с хвостом выглядит как родной брат короля эльфов из «Властелина колец».

Валерий Гергиев собрал по случаю дебюта Анны Нетребко суперкоманду певцов, состоявшую, за исключением немки Нади Михаэль, из подросшего и окрепшего поколения своих солистов. Тенор Сергей Скороходов показал себя выносливым, в чем-то по-буддистски бесстрастным Лоэнгрином, а бас Михаил Петренко – мудрым королем Генрихом Птицеловом. И этот спектакль стал вехой в истории исполнительских шедевров Мариинского театра.

Приглашение немецкой сопрано Нади Михаэль на партию Ортруды, антагонистки светлой и непорочной Эльзы, оказалось блистательным решением маэстро Гергиева. Исполнение партии Ортруды стало не только российским дебютом Михаэль, но и первым в ее карьере. Зная, что все внимание публики будет приковано к Анне Нетребко, дирижер нашел ей в оппозицию певицу, наделенную слепящей харизмой отрицательной героини. А потому баланс между силами добра и зла был найден, и он едва ли не перевешивал в сторону тьмы. Надя Михаэль сорвала шквал оваций благодаря своему раскаленному, как вулканическая лава, сопрано, особенно впечатлявшему на громоподобных верхах и пугающих змеиных низах. Певица активно жила в действии даже тогда, когда не пела – сверкала глазами, лепила образ хищной мимикой и балетной пластикой, жестикулировала, зачаровывая зрителей, которых поразила и ее стройность. Сокрушительный эротизм Ортруды всецело подчинял себе волю Тельрамунда в исполнении баса Евгения Никитина. Певица явно заводила бешеной страстью своего русского партнера. Их дуэты, полные дикой чувственности, стали самыми запоминающимися сценами спектакля.

Очевидными преимуществами Анны в интерпретации партии Эльзы было богатство вокальных красок – от нежных, струящихся, хрустальных верхов, плотной, мягкой, теплой середины до нутряных низов. А сложный образ Эльзы предполагает сочетание столь полярных качеств, как хрупкость, чистота, девичья робость и напористость и мощная сила воли, позволяющая девушке постоять за свою честь. В одной из мизансцен спектакля Эльза вступает в драку с Ортрудой – Анна и Надя сделали это так по-настоящему, что в какой-то миг стало страшно за обеих. Трудно сказать, продолжится ли у Анны вагнеровская эпопея, поговаривают, что ее очень ждут на фестивале в Байройте, а ее Эльза стала поводом для разговоров о том, что оперы Вагнера нуждаются именно в таких сильных голосах, способных выдерживать диалог с оркестром.

Второй вечер с участием Анны Нетребко стал ловушкой для тех, кто привык слышать ее только в хитовых итальянских ариях. Маэстро Гергиев привлек имя Анны в данном случае и для того, чтобы познакомить хорошо обеспеченные слои населения (билеты стоили немалых денег) с симфонической музыкой обожаемого им Рихарда Штрауса. Вокальный цикл «Четыре последние песни» он поставил в центре композиции, а по краям расположил две симфонические поэмы – «Жизнь героя» и «Дон Жуан».

В Европе публика прекрасно знает, что певица, посягающая на этот цикл Штрауса, признается в принадлежности к высшей касте вокальных исполнителей. В России этот цикл не исполняют, а потому не все до конца смогли оценить «всего четыре песни» плюс одну повторенную на бис, с которыми снизошла до них дива. Впервые этот цикл на стихи Гессе и Эйхендорфа Анна спела в сопровождении берлинской Штаатскапеллы под управлением Даниэля Баренбойма, выпустив позже диск. Оркестр под управлением Валерия Гергиева был более непредсказуем и спонтанен. Анна в этот вечер была воплощением олимпийского спокойствия, представ зрелой оперной дивой, жительницей Олимпа, вещающей нам, смертным, об открывшихся ей истинах. С интонацией особой мудрости прозвучала фраза «Это и есть смерть» в последней песне цикла «На закате». Если так пойдет и дальше, то в недалеком будущем мы сможем услышать Анну не только в пуччиниевском, веристском, но и в штраусовском репертуаре. Как бы ни хотелось нам снова услышать ее юных и легких Сюзанну, Травиату и Наташу.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 102 (5719) от 09.06.2016.