Даниил Рабовский: Импровизация, у которой нет плана, плоха
Одним из победителей недавно прошедшего в нашем городе конкурса профессиональных молодежных ансамблей «Национальная коллекция» стал ансамбль из Петербурга Rabovsky & 2Simple, с огромным успехом исполнивший на гала-концерте композицию Los Romanticos. Руководитель ансамбля и автор композиции пианист Даниил РАБОВСКИЙ ответил на вопросы нашего обозревателя Светланы РУХЛЯ.
Даниил Рабовский. Автопортрет.
— Даниил, вы довольно известный музыкант, исполняете самую разную музыку — и вдруг участвуете в конкурсе…
— Да только недавно хватило времени заняться своей музыкой. А три года назад получилось собрать группу, идея создания которой появилась лет двадцать назад. И как‑то все совпало: появился конкурс без возрастных ограничений, к которому подходит моя музыка, и я подумал, почему бы не принять в нем участие. И очень рад, что мы это сделали, что нас оценили. Хотел бы сказать другим музыкантам, которые «музицируют в стол» и никуда свое творчество не выносят, что какой бы авантюрной ни казалась идея, надо не отказываться от возможности «показать себя миру».
— В вашей музыке привлекло смешение жанров и стилей, которые так органично соединились в единое целое.
— У любого творческого человека все идет из багажа, который у него наработан. Жизненные и музыкальные впечатления всегда оставляют отпечаток. Если брать, например, композицию, прозвучавшую на гала-концерте, где салонная музыка переходит во что‑то латиноамериканское и получается некое сплетение европейской музыки XIX века и «латины», то это, наверное, отражение моего консерваторского опыта пианиста и опыта работы с ребятами, с которыми я когда‑то играл сальсу. В переводе название моего коллектива Rabovsky & 2Simple означает «Слишком просто». И многие вещи объясняются этим названием. Это такой своеобразный минимализм в плане музыкального материала — простые мелодии, простые решения при аранжировках, простое композиционное решение и, наверное, простые смыслы.
— И эклектика.
— Эклектика — хорошее слово. Люблю смешивать. И все мое творчество в каком‑то смысле смесь. Если взять то, что мы играем в нашей группе, то там почти нет чистых жанров. Например, можно услышать мотивы танго, потому что я в свое время много его играл. У меня есть композиция «Мартанго», где использованы настроения этой музыки, но тангерос скажет, что это не танго. Похожая ситуация и с другими моими сочинениями. Вроде бы это джаз, но на самом деле не джаз. Потому что в джазе есть понятие мейнстрима. И есть новые джазовые направления, которые не воспринимают многое из того, что делают более традиционные джазовые музыканты. На выходе получается музыка, которую непосвященный человек назовет джазом, а джазмен — нет. И тот и другой будут правы. Фишка в большом смешении разных стилей и в том, что ребята, которые у меня играют, работают в своих жанрах, и когда все совмещается, получается что‑то своеобразное, мне очень симпатичное… Я бы назвал себя мелодистом. Как у писателя рождается персонаж и вокруг него он создает действие, так у меня рождается порой мелодия, а дальше надо понять, как ее развить, наполнить, аранжировать.
— Где грань между эклектикой, складывающейся в гармонию, и случайными звуками и ритмами, которые можно сравнить со сделанным наспех салатом?
— Думаю, важна мысль. Если есть скрепляющая идея, если хочешь что‑то выразить и вошьешь это в музыкальную ткань, то есть шансы, что будет органично и хорошо. Это в принципе касается искусства импровизации, причем не только музыкальной. Импровизация, у которой нет плана, плоха. Я до сих пор учусь импровизировать на рояле в разных стилях и каждый раз наталкиваюсь на то, что, когда нет плана, импровизация не получается. Другой важный момент — «багаж». Существуют люди, искренне считающие, что Bésame mucho взялась у Консуэло Веласкес ни с того ни с сего. Что она на пустом месте родила шедевр. Но Консуэло с шести лет занималась музыкой, училась играть на фортепиано, сочиняла песни. Гениальное озарение не может случиться в любой сфере у любого человека по «щелчку пальцев». Так не бывает. Человек, который не знает букв, не может однажды сесть за стол и написать гениальный роман.
— То есть без основы озарения невозможны.
— В той или иной степени. И еще. Я считаю, что в любом виде деятельности ежесекундно появляется масса интересных идей, но надо обладать определенными знаниями и чутьем, чтобы суметь оценить, что родилось нечто важное. Я профессионально занимаюсь фотографией и могу сказать, что иногда случайный человек может сделать кадр на телефон лучше, чем сделает профи с помощью дорогой камеры. Но вот разбирает такой человек свой фотоархив, и необычный кадр, который я с профессиональной позиции рассматриваю как шедевр, выбрасывает в корзину. Он кажется ему браком, ошибкой. Потому что не хватает насмотренности, широты взгляда и восприятия.
— А ваша деятельность как фотографа с чего начиналась?
— С фотографирования друзей. Еще на пленку. Я в детстве учился не только в музыкальной школе, но и в художественной. Художником не стал, но «изобразительная» часть моего развития, видимо, вылилась в фотографию. Так как друзья у меня в основном были музыкантами, то фотографировал я именно музыкантов, как в принципе и сейчас. В городе постоянно присутствуют афиши с моими фотографиями. Были и персональные выставки, среди которых я бы выделил две: в Консерватории и в Малом зале Филармонии. Так в двух ипостасях — музыкальной и изобразительной — я и продолжаю развиваться.
Читайте также:
«Хочу переписать прошлое»: Александр Яцко о своем персонаже в «Вальсе-бостоне»
Без театра непросто. Юрий Стоянов — о сериале «Вампиры средней полосы» и новых проектах
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 193 (8015) от 16.10.2025 под заголовком «Импровизация, у которой нет плана, плоха».
Комментарии