Человек и его Ка

Древние египтяне различали пять составляющих души человека: Ка, Ба, Сах, Ах и Шуит... На студии Proline film сейчас снимается первый, кажется, на свете фильм о человеке и его Ка («тени души» – так расшифровывается это мистическое понятие). Речь о новой картине лауреата многочисленных кинофестивалей Ирины Евтеевой «Творения, или 4 Ка Велимира Хлебникова», на съемочную площадку которой пригласили журналистов.

Создатели фильма стремятся уловить ритмы Хлебникова.
ФОТО предоставлено пресс-службой Proline film

Живопись  из актерских тел

Предыдущий фильм режиссера «Арвентур», призер последнего Московского кинофестиваля, был основан на рассказе Александра Грина и на даосской притче.

Теперь вот – поэма футуриста, «председателя земного шара» Хлебникова. О том, как он и его Ка из квартиры в военном Петрограде 1915 года совершают кармические путешествия в Египет, Сирию – в поисках новых слов, новой веры, новых богов. Эхнатон, муж Нефертити, фараон, религиозный реформатор, предлагает Солнцу лепить слова и рождать новую речь. Душа Эхнатона передает свой поцелуй душе Хлебникова...

Все это поэтичное камлание; если его и экранизировать, то именно совмещением анимации и игры, как это делает Ирина Евтеева. Ее метод – покадрово раскрашивать снятое на камеру изображение. Все это делается вручную, компьютер режиссер считает неподходящим инструментом.

Получается ожившая картина в такой же надуманной, вымышленной и невероятно притягательной манере, какой наполнена культура того времени. Но пока журналисты увидели только наброски и египтян под софитами – что, впрочем, уже само по себе выразительно. Вроде удивляться на съемочной площадке таким вещам не приходится, но все-таки с непривычки получаешь культурный шок, увидев, как древние египтяне расположились посреди павильона номер один – между проводами и стремянками.

– Ка, Эхнатон, отодвиньтесь! – кричит режиссер на египтян. – Жрецы и Нефертити – приготовьтесь! А теперь поднимите руки... Ну это же Египет, Эхнатон, – нужно повернуться не в три четверти, а в профиль.

Фараон с супругой и их приближенные послушно принимают неудобные позы. Легче рабам – те вольготно лежат на матах перед царственными особами.

Позже – перерыв на обед. Я подхожу к одному из царедворцев, терпеливо стоящему в очереди, чтоб получить суп с фрикадельками и свинину с рисом. На челе у него – царский священный змей-урей, а в руках – пластиковая тарелка.

– Меня зовут Ян Нам. Вообще я артист балета, играл в театре Леонида Якобсона. С Ириной Евтеевой мы уже работали – в «Арвентуре» я играл китайского императора. Здесь снимаюсь в роли Ка, но сейчас я – жрец. Очевидно, типаж подходящий.

И точно: «Ка, – пишет Хлебников, – был боек, миловиден, смугол, нежен; большие чахоточные глаза византийского бога и брови, точно сделанные из одних узких точек, были у него на лице египтянина».

Поев, возвращаются на свои места и принимают те же позы. Хореографом проекта выступает заслуженный артист РФ Владимир Аджамов (он же исполняет здесь роль Аменофиса).

– Я бы не назвал это хореографией, – говорит он нам. – «Творения» – не балет. Это рисованный фильм, в основе живопись Ирины. Я использую ее рисунки, наброски. По ним стараюсь из тел актеров вылепить то же самое, оживить. Моя задача в том, чтобы это было естественно, зримо и тоже воспринималось, как картина. Ни у кого больше я не видел подобных приемов. Впрочем, это не первый фильм, который мы делаем с Ириной. Мы начинали с «Демона» в 2004 году.

Как и любому хореографу, мне хочется добавить больше движения – а их, наоборот, надо убирать. Это иногда раздражает. Но моя задача не раздражаться, а соединиться в нашем общем деле. Съемки пришлось начать в декабре, неожиданно, и времени у нас безумно мало – пять дней.

У нас есть некие общие представления о Египте. Это очень графическая культура, мне очень хотелось, чтобы это и выглядело, как графика, как прорисовка. Хотя я считаю, что естественные движения человека во всех культурах – едины. Египет ли тут, русский ли танец я ставлю, испанский ли – основа всегда одна. В сценах в Петрограде другая стилистика. Тут вообще все очень разное, мы работаем на контрастах. Египет – только одна из тем. Главное – что и страшные, и легкие сцены будут удивительно красивыми.

Надел костюм и стал Поэтом

– Владимир Аджамов придирчиво относится к артистам, выстраивает скрупулезно каждый поворот, – говорит исполнитель главной роли Владимир Кошевой (Раскольников из последней экранизации «Преступления и наказания», главный герой в «Арвентуре»). – Мы искали и придумывали подходящие позы, движения поэта. И когда происходит соединение движения, костюма, грима, света – получается таинство кино.

Сам Кошевой вышел к журналистам в образе: в пижаме и халате. Вид у него был, как у только что проснувшегося человека. С первого взгляда он походил скорее на Ивана Бездомного, изъятого из психиатрической палаты. Но если присмотреться, была в его глазах и хлебниковская страдальческая прозрачность.

– Я не похож на Хлебникова. Портретного сходства нет – я играю просто Поэта. Как вошел в роль? Надел костюм и стал Поэтом. Есть такая поза на одной ноге – я в ней похож практически на птицу, на ласточку... – стал по-гамлетовски притворно заговариваться Кошевой. Потом помрачнел:

– Это не шутки. У Хлебникова очень страшная судьба. Он перед смертью лишился ног. И я тоже повредил ногу недавно на спектакле. Что-то происходит там, в мире идей, а мы, актеры, – проводники. Я иногда очень хорошо чувствую, что это уже не я. Вот это я с вами сейчас разговариваю, пытаюсь формулировать, несу какие-то благоглупости. Ничего умного я точно не скажу. Но какую-то энергетику я буду транслировать...

Для меня важны ритмы Хлебникова. Это птичий язык, такое баловство: цик, цок, цок. Очень по-русски, очень широко. Это такая оппозиция хорошему тону, буржуазному поведению. Без фантазии это понять невозможно...

Мы сняли уже сцену в петроградской квартире Поэта. Раннее утро, весна или лето – любое время, когда хочется жить и любить. Ветка дерева бьется в окно, и тебе просыпаться не хочется, и целый долгий-долгий день впереди. Знаете это чувство?

– В декабре его отыскать в себе, наверное, особенно сложно, – сказали мы.

– Нет, мне под софитами хорошо было, тепло.

– Футуристические поиски столетней давности, по-вашему, актуальны сегодня?

– К сожалению или к счастью – да. Футуризм – это подходящая оппозиция сегодняшнему буржуазному, правильному, вылизанному строю. Хлебников – яркий представитель этой оппозиции.

– А сегодня есть подобные ему?

– Может, таким был Лимонов в 1970-е. Но сегодня такого хулигана, за которым хотелось бы следить, – нет.

Давай лепить слова

– Мы снимаем сейчас заготовки к тому, что будет на экране только через два года, – рассказала Ирина Евтеева. – Процесс очень тяжелый для меня и для всей группы – мы за пять дней, без подготовки, должны снять огромный объем. За три дня мы сделали две трети картины. Осталось еще полтора.

80 минут «Арвентура» мы сняли за 9 дней. Потом 3 года рисовали вручную, кадр за кадром. Здесь нам надо 40 минут снять за 5 дней – и потом рисовать года два. Бюджет, к сожалению, очень мал, и времени невероятно мало.

– Почему вы решили обратиться именно к Хлебникову?

– Меня всегда интересует начало прошлого века. Я очень люблю ту поэзию и живопись, импрессионистов, мирискусников. А сам Хлебников – невероятная фигура. Он был легким, романтичным человеком. Как он сам себя называл – «Гуль-мулла», «Цветочный мулла». Поэму «Ка» он написал в 1915-м, во время войны – незадолго до того, как его призвали на фронт. Ему пришлось лечь в сумасшедший дом, чтобы не быть убитым. Вместо подушки его наволочка была набита рукописями его стихов.

И Хлебников, как Эхнатон, сам творил новый язык, новый стих, заумь, которыми пользовались Маяковский, Чуковский, Пастернак... Я делаю картину, чтобы его стихи и сегодня не были потеряны. И шире – это признание в любви той русской художественной среде, которая воспитала нас. Это то, чем я занимаюсь всю жизнь. Про реальность и быт я не снимаю картин.

Египтяне меж тем на площадке продолжали принимать пластические позы.

– Я бог богов, – раздались в записи хлебниковские строки. – Так величали меня люди-ромету; и точно, как простых рабочих, уволил я Озириса, Гатор, Себека и всех богов. Разжаловал, как наместников-рабису. О солнце, Ра Атэн. Давай лепить слова, понятные для пахаря. В начале было слово...

О Нефертити, помогай! И вы, чужеземцы, несите в ваши времена мою речь.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 004 (5621) от 14.01.2016.