Большой успех. Выставку Михаила Врубеля посмотрели почти 200 тысяч человек
В Русском музее завершила работу выставка Михаила Врубеля. За пять месяцев ее посмотрели почти 200 тысяч человек. Она дважды продлевалась из‑за огромной популярности. В чем секрет такого успеха, корреспондент Вадим МИХАЙЛОВ поинтересовался у Алексея Григорьевича БОЙКО, главного специалиста по музейно-образовательной деятельности Русского музея.
ФОТО Александра ДРОЗДОВА
— Почему же показ работ Врубеля имел такой успех?
— Причин несколько. В Русском музее выставка Врубеля открылась после того, как большая выставка этого художника долго и очень успешно работала в Третьяковской галерее. На мой взгляд, внимание к петербургской выставке было во многом разогрето тем, как прошла выставка в Москве. Проявилась коммуникация двух столиц.
— Каким образом проявилась?
— Уже московская выставка привлекла внимание людей, которые привыкли над искусством размышлять, обдумывать, как созданные некогда произведения живут и воспринимаются в контексте дней нынешних. Московская выставка обсуждалась и в Петербурге, и не только здесь.
— Что же обсуждали думающие люди?
— Например, как ни странно, обсуждали, действительно ли Врубель — гений? Его искусство имеет непреходящее значение или его репутация сконструирована? Напомню, что при жизни Врубеля им восхищались, его отвергали, о нем вели бескомпромиссные споры. Несколько десятилетий после революции его «не рекомендовали» гражданам так же, как и Достоевского, восстановив их в общественных правах в позднесоветское время. Врубель был истолкован как высшее проявление модерна, символизма в России. Вместе с новой волной интереса к личности и поэзии Александра Блока его стихи к Врубелю и памятное слово об умершем художнике ввели этого художника в созвездие великих творцов Серебряного века. Он словно занял место высшей точки в развитии искусства, которое подвело итог классической традиции.
— Он проверку на гениальность выдержал?
— Безусловно. Попытки представить репутацию Врубеля сконструированной не вызывают у меня ничего, кроме кривоватой усмешки.
Еще одна живо обсуждаемая тема по следам выставок 2022 года: Врубель и болезнь. Московская выставка подробно показала рисунки, сделанные художником в психиатрических клиниках, петербургская не акцентировала на них внимание.
На самом деле проблема «сумасшедший художник» гораздо шире. Она — о пограничных состояниях и нормах. Каковы эти нормы в поведении, в существовании, самореализации человека, в его взаимодействии с обществом? Как понимание нормы и отклонений изменяется в медицине и обществе по ходу истории? Этот момент также побуждал людей приходить на выставку Врубеля.
— Подача произведений в Москве и Петербурге сильно отличалась?
— Выставка в Русском музее была очень насыщенной — произведения были плотно размещены в небольшом количестве залов. Зритель был буквально окружен картинами и рисунками.
«Интенсив» демонстрации, насыщенное пространство вызвало полярное отношение публики. Очень многим казалось, что это ухудшает восприятие. Но были и другие мнения, мне близкие, — эта плотность подчеркнула интенсивность творчества Врубеля, она соответствует наплывам, напластованиям образов в его художественном мышлении: Демон, Сирень, Пан, Серафим и даже Царевна-Лебедь были для него проявлением какой‑то сложнейшей общей сущности. Расположенные вблизи друг друга, без больших пространственных пауз, образы теперь и для зрителя, так же как когда‑то у самого Врубеля, отзывались и словно отражались друг в друге. Выставка, как и живопись художника, получилась мерцающей и переливчатой.
— Что современный зритель нашел в этом художнике — мрачном символисте?
— Врубель, конечно, был символистом, но я не согласен, что мрачным. Как он чувствовал цвет, его сияние, какое ощущение светоносности он создавал, например, в майолике.
Вы правы в том, что интерес современного зрителя к Врубелю — это интерес к символисту, художнику, который ощущает, понимает, знает толк в каких‑то других мирах. Не в том мире, к которому мы привыкли, который нас то радует, то сдавливает.
Художник знал толк в тех особенных мирах, которые открываются изысканному и сложному воображению, требовательной и образованной душе человека. Эти миры находятся на сложном пересечении текстов, самоцветных камней, красок и персидских миниатюр, духовных идей и сложных состояний.
— Существует ли у современного человека интерес к этим особенным мирам Врубеля?
— Может быть, не всем хватает времени и сил на то, чтобы предаваться игре воображения, связанной с богатством культурного наследия. Но многим интересна инаковость искусства Врубеля по отношению к повседневной жизни. Этот художник словно не ведает, что такое серые будни. Для многих это интересная фигура.
Его образы не поддаются какой‑то ясной выразимой словами расшифровке, ясному описанию того, что изображено.
Каждый взгляд имеет право на существование. Многомерность Врубеля, невозможность свести его к четкому осознанию его образов мне представляются очень притягательными для посетителей выставки.
— Почему именно сейчас?
— Особенно сейчас, когда мы существуем в мире алгоритмов, требований и иллюзорного единства. В нашей многозадачной жизни, когда для каждой задачи надо найти решение, перед нами художник, который не предлагает решений.
— А что он предлагает?
— Чарующие видения, мысли-метафоры, озарения. Кто‑то так высокопарно не формулирует. Но притягательность Врубеля в этой многомерной сложной и убедительной образности. В понимании того, что все эти образы созданы не просто человеком, беззаветно потрудившимся для искусства. Зритель с первых шагов по выставке, а потом это подтверждается, видит человека, великолепно подготовленного к тому, чтобы эти сложные миры являть людям.
Это фундаментальное врубелевское мастерство, высшее мастерство. Умение творить искусство по законам искусства, рождая авторский мир не по заданным образцам. Он доходит до глубин ужасного, но находит путь к свету. Эта способность спуститься в ад и увидеть высший свет привлекает во Врубеле человека, тревожащегося о смысле своей жизни. Умение этого художника увидеть и обрести свет особенно притягательно.
— Я знаю, что вы провели на выставке Врубеля серию арт-медиаций, то есть встреч с людьми, которые всматриваются в искусство и обсуждают свои впечатления.
— Проект музейных арт-медиаций я сейчас координирую. Мыслить вслух — таково условие игры. Готовность сказать, услышать и вступить в диалог с другим человеком. Тогда мы понимаем, что интересует зрителей, а не моделируем их запросы.
— Что вам запомнилось из общения с публикой?
— На музейную медиацию на выставке приходили даже те, кто не знал этого художника, не имел о нем отчетливого представления. Интересен, потому что неизвестен. Много чего существует неизвестного, но здесь публике хотелось понять.
Кто‑то абсолютно совмещал Врубеля и Демона, хотел увидеть демоническое в этом художнике. На самом деле Врубель вкладывал в Демона более сложный образ. Третьи искали ответ на вопрос, что такое сложный человек, обращали внимание на гендерные особенности образа Демона и взаимосвязь врубелевских персонажей и картин. Как сказала одна из участниц музейной медиации, обращаясь ко всей нашей небольшой группе: я увидела Врубеля глазами каждого из вас, это было очень интересно, это помогло мне найти свое понимание.
— С какого возраста зрителя можно знакомить со столь сложным художником?
— Ребенку пяти лет Врубеля показать надо. Открыть ему феерическую красоту живописи, энергию, которая ведет к свету в картинах… Но рядом должен быть взрослый, который обеспечит юному зрителю комфортное восприятие.
— Дает ли успех выставки Врубеля ответ на вопрос, что вообще интересно нынешней публике?
— Никакая выставка не даст правильного ответа на этот вопрос. Все дело в подаче, а не в материале. На мой взгляд, сейчас публике интересны выставки, где показано то, что было сделано давно, а не то, как мы живем сегодня. Интересно, как устроено искусство минувших лет и веков, как искусство прошлого отвечает нынешнему эмоциональному состоянию здравствующих людей.
Важно совместить искусство с актуальной психологической, общественной, культурной повесткой. История искусства перестает быть только академической наукой или исследовательским материалом, подготовленным музейщиками. Нужен диалог о самих себе, о нашей жизни. Тогда выставка оказывается актуальной.
Другой не менее важный вопрос: кто в музей не ходит, но прийти бы мог? Мировой опыт показывает, что начинать надо с изучения интересов разных слоев общества.
— А что музеи могут сделать, чтобы пришли?
— Да тут все просто: любить, творить и не унывать.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 221 (7305) от 24.11.2022 под заголовком «Врубель имел большой успех».
Комментарии