Андрей Прикотенко: в театр люди приходят за тем, чтобы почувствовать себя «наедине» с героями спектакля
Режиссер Андрей ПРИКОТЕНКО, ныне главный режиссер новосибирского государственного академического театра «Красный факел», хорошо известен петербургским театралам. Он ставил спектакли во многих наших театрах и удостоен театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» за лучшую режиссерскую работу. Всего на разных сценах страны Прикотенко поставил более 30 спектаклей. Недавно петербургские зрители аплодировали еще одной премьере режиссера — «Женитьба, или Последний пункт одиночества» по пьесе Гоголя в Театре на Садовой. После премьеры журналист Елена БОБРОВА побеседовала с режиссером о том, почему у нового спектакля двойное название и зачем сегодня люди ходят в театр.
ФОТО предоставлено пресс-службой Театра на Садовой
— Андрей Михайлович, а почему, собственно, «Женитьба» Гоголя?
— Все начиналось, скорее всего, со спектакля «Серотонин», который я поставил ровно три года назад в Театре на Садовой, тогда он еще назывался «Приют комедианта». Мне предложили поставить еще один спектакль на этой сцене, и возникла идея сделать что‑то в рифму с «Серотонином», на этот раз на тему женского одиночества. Наша Агафья Тихоновна — это герой «Серотонина» Флоран-Клод Лабруст, только она сидит в своем ателье и хочет счастья.
У нашей Агафьи Тихоновны есть ателье, есть подруга и есть закройщик, который появляется в разных обликах. И тут сразу возникли волны ассоциаций, импровизации, личные истории артистов. В какой‑то момент произведение Гоголя ушло на периферию, а наша «Женитьба», в конечном итоге, превратилась в исключительно автономную историю со своим сюжетом, со своими законами. Со своим названием — «Женитьба, или Последний пункт одиночества». И, мне кажется, наша история более лирическая, чем у Гоголя. Николай Васильевич лирик в отношении к мирозданию в целом, но не к женщинам…
Кстати, мне, как режиссеру, очень нравится это состояние человека — «одиночество». Это абсолютно не театральная категория. Театра с высокой сценой, театра громкого, наполненного персонажами, сложным сюжетом… Вокруг очень много крупных жестов, много завышенной эмоциональности. А в театр люди приходят за пианиссимо, за интимным разговором, за тем, чтобы почувствовать себя «наедине» с героями спектакля. И в конце концов, услышать самого себя. Мне кажется, сегодня «пианиссимо» людям очень нужно…
— Место действия Петербург принципиально в вашей «Женитьбе». Условно говоря, если вы захотите поставить этот текст в «Красном факеле», которым вы руководите, будет ли действие разворачиваться в Новосибирске?
— Нет, конечно. Если кто‑то другой захочет поставить мой текст, я ему разрешу заменить место на то, что ему ближе. Для меня этот текст принадлежит именно Петербургу. В нем так много его признаков — Петроградка, Зоопарк, сосули, дамба… Вообще, мне кажется, наша «Женитьба» — самый питерский спектакль, который сейчас идет в нашем городе.
— А почему, кстати, действие именно на Петроградской стороне? Вы родились на Охте, живете, когда в Питере, — в Коломягах…
— У меня большое количество близких людей занимаются швейным бизнесом. Они почему‑то все на Петроградке находятся. Там сплошь ателье и магазины тканей.
Так что «Женитьба» для меня — это признание в любви родному городу. И сейчас еще в Александринском театре буду ставить «Обломова». Сразу оговорюсь — по оригинальному тексту Гончарова. И это тоже абсолютно петербургская история. Герои бывают в Царском Селе, на первомайские праздники ездят в Екатерингоф, а на Ильинскую пятницу — на Пороховые Заводы. Сам Обломов вначале живет на Гороховой, потом переезжает на Выборгскую сторону, в домик к вдове Пшеницыной. Кстати, хозяйку квартиры, которая стала его женой, зовут Агафьей Матвеевной.
— Еще одна Агафья!
— Да, поэтому в «Женитьбе» наша героиня и говорит, что ее имя в русской литературе часто встречается. И у Достоевского, и у Мамина-Сибиряка, и у Лескова, и у Толстого. Чехов и вовсе написал рассказ «Агафья».
— А почему беретесь за «Обломова»?
— Да потому же, почему и за «Женитьбу» Гоголя. Потому что я — и Обломов, и Агафья. Как Флобер с его «мадам Бовари — это я».
— Как‑то мне довелось беседовать с Александром Адабашьяном, который вместе с Никитой Михалковым написал сценарий к фильму «Несколько дней из жизни И. И. Обломова». И Александр Артемович заметил, что Гончаров, публицист, начал писать роман с идеей показать, как ужасна «обломовщина» и какое светлое будущее нас ждет, когда земля российская заполнится энергичными и свободными Штольцами. Но в итоге, помимо воли писателя, получилось нечто противоположное.
— Агафья Матвеевна после смерти Обломова поняла, что эта любовь и была тем, для чего она жила, и что жизнь ее была не напрасна. И преданность Захара, слуги Ильи Ильича, который годами ходит на могилу «кормильца», и «слезы так и текут»… То, что Гончаров назвал «обломовщиной» — на самом деле такая философия.
— Это перекликается с вашим спектаклем «Русская матрица», который шел когда‑то в Театре им. Ленсовета. То была очень любопытная попытка на глубинном, даже архаичном уровне понять: кто мы, откуда мы, куда идем. Тогда вы говорили, что у героя спектакля Ивана-дурака нет действенного начала, созидательной идеи.
— Да, ему никуда и ничего не надо. Он не может быть юрким, хитроумным, кого‑то обманывать, настаивать, чего‑то добиваться. В финале Иван-дурак встречал юродивого, и тот ему говорил: «У нас с тобой одна судьба». И Иван понимал, что он действительно тот самый тип, который, извините за пафос, должен быть на Руси. У Достоевского есть христианская мысль, что юродивые нам нужны для того, чтобы, глядя на этого человека, мы понимали, как много нам даровано жизнью, богом…
— Любим мы трагизм во всем.
— Так и есть. Как говорят: русские театры любят купаться в собственном трагизме. За другим надо ехать в Италию, где большое количество овощей, солнца, где горы…
— Гоголь жил в Риме. Не помогло. Хоть Рим и был для него «больше, чем счастье и радость».
— Но в Риме есть кафе «Греко», там есть табличка «Памяти Н. В. Гоголя», а рядом под стеклом цитата из его письма «О России я могу писать только в Риме…». Так тоже бывает.
— Не хотите ли поставить спектакль о жизни, судьбе и, само собой, смерти Гоголя? Есть о чем рассказать, начиная с таких мелочей, как его умение шить и вязать, щегольство в юности и мопс, подаренный Пушкиным. И заканчивая ежедневным чтением Евангелия и последними словами, отсылающими к божественной лестнице Иакова, которая соединяет Землю и Небо…
— Про вязание не знал. Помню про кошек, он испытывал к ним мистический страх и в детстве их топил в пруду, чего потом стыдился. Знаете, я трижды перечитывал биографию Николая Васильевича, но нет, мне достаточно обращения к его «Женитьбе», «Мертвым душам» и «Ревизору», которого ставил уже дважды. Сейчас мне хочется другого.
— А именно?
— Хочется поставить спектакль про Высоцкого, по его поэтическим текстам. В какой‑то момент я почувствовал, что должен сделать это. Так в свое время я почувствовал, что должен сделать в «Красном факеле» спектакль про блокаду, которая по‑своему трагически объединяет Ленинград и Новосибирск. Столица Сибири приняла тысячи эвакуированных ленинградцев и десяток крупных предприятий. Получился «Февральский дневник» — своего рода «реквием», в основе которого стихи Ольги Берггольц, тексты Даниила Гранина, документальные свидетельства эпохи. А музыкальную ткань составили произведения Дмитрия Шостаковича. Кстати, этот проект мы планируем привезти в Петербург. А сейчас к 9 Мая задуман спектакль по Высоцкому.
— По его военным песням?
— Нет, эта история начинается в день, когда война закончилась. И дальше — рефлексия страны с 1945-го по 1980 год. Главной должна быть фигура Высоцкого. И, может быть, еще Окуджава, Евтушенко, Рождественский… Может быть, Асадов, Ахмадулина. Может быть, и Ахматова. И даже ранний Бродский.
— Впишется ли?
— Не знаю еще. Пока не понял до конца, кто вплетется в эту историю, но очевидно одно — в центре должна быть фигура «маленького человека». В этом смысле Высоцкий — продолжатель великой русской традиции, он тоже «из гоголевской «Шинели» вышел.
— Интересный подход — обычно Высоцкого видят трибуном, а вы — певцом маленького человека. А «Купола» возьмете?
— «Купола в России кроют чистым золотом — чтобы чаще Господь замечал»? Пока не знаю, но возможно. Ведь это опять же про русскую матрицу…
Читайте также:
Завершился XXXI международный фестиваль негосударственных театров «Рождественский парад»
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 5 (7827) от 16.01.2025 под заголовком «Матрица счастья».
Комментарии