В прицеле – одноклассники. Что побуждает подростков взяться за оружие?
«Стреляющие дети» – такой проблемы отечественная школа, пожалуй, не знала никогда. И вот только за последние годы – несколько случаев подряд. Кровь, трупы в школьных классах и коридорах. И еще какое-то число таких же трагедий нашим правоохранительным органам удалось предотвратить. Что побуждает подростков взяться за оружие и направить его на сверстников? Можно ли предотвратить подобные ситуации? Ответ на эти вопросы должно дать специальное исследование, которое проводят сейчас клинические психологи Санкт-Петербургского государственного педиатрического медицинского университета. Одна из них – доцент кафедры общей и прикладной психологии Татьяна МАЛИКОВА – поделилась предварительными результатами такой работы с обозревателем «Санкт-Петербургских ведомостей» Михаилом РУТМАНОМ.
ФОТО Pixabay
– Скажите, пожалуйста, Татьяна Владимировна, для вас как психолога, держащего руку на пульсе жизни современных подростков, стали ли эти страшные случаи большой неожиданностью?
– Более-менее неожиданным мог быть первый случай. Дальше срабатывает хорошо известный в психологии «синдром Вертера». Как известно, этот герой нашумевшего романа Гете, покончивший с собой, в свое время породил целую серию уже не книжных, а вполне реальных самоубийств. А в наше время «примером» для многих подражателей стал подросток, пришедший в школу с оружием. В США, откуда пошла эта «мода», ее именуют «Колумбайн» – по названию школы, где 20 апреля 1999 года двое старшеклассников убили 13 человек и ранили 23. Увы, потом выстрелы прозвучали и в других учебных заведениях страны. А теперь вот и у нас...
– Что движет таким стрелком, кроме тупого желания быть похожим на какого-то безумца?
– Психологи выделяют три группы мотивов подобного поведения. Первый – банальное желание сделаться «героем одного дня», покрасоваться. Или, как сейчас модно, получить лайки в соцсетях. В отличие от взрослого человека подросток не думает о будущем, не просчитывает ситуацию на шаг вперед – ему важно прославиться сию минуту.
Второй – стремление примкнуть к какой-то группе. Например, к одному из неформальных интернет-сообществ, которые подталкивают подростков к «решительным действиям».
Третий – личностные особенности, депрессия. В этом случае подросток уже не видит окружающих людей, для него они – просто безликие объекты. Здесь уже можно говорить о неких психических расстройствах.
– Существуют ли условия, которые активизируют эти факторы или делают какой-то из них более значимым?
– Боюсь показаться ретроградом, но все-таки скажу... У нас происходит изменение мышления. Если двадцать лет назад мы читали книжки, то теперь – сообщения в Интернете. Раньше дети писали письма, водя ручкой по бумаге, теперь – нажимая на кнопки. Их мышление становится разорванным. Они не мыслят категориями будущего, им важен только сегодняшний лайк. Эта изменившаяся социальная ситуация провоцирует подростка на спонтанные действия.
Свой вклад внесла и пандемия. Выход из состояния изоляции в мир людей, с которыми надо общаться, происходит совсем не гладко. В среде подростков возникают напряжения, конфликты. А эта среда, между прочим, очень жестокая. Еще вчера, в «телефонном режиме», можно было говорить только с тем, с кем хочешь. А сегодня приходится общаться и с тем, кто тебе неприятен.
Тем не менее исследования, проводимые как у нас, так и за рубежом, показывают, что «кристально чистой» психологической картины в поведении «стрелков» никогда нет. Подросток может быть и из самой благополучной семьи, успешен, не иметь конфликтов со сверстниками. И вдруг он берет в руки оружие и идет стрелять.
– Помните сказку про Мальчиша-Кибальчиша: «И все бы хорошо, да что-то нехорошо». Ну не может человек «на ровном месте», ни с того ни с сего взять и убить другого человека!
– Разумеется. Внутри этой внешне благополучной ситуации есть некий спусковой крючок, которого не видят не только окружающие, но часто даже и сам подросток. Родители сплошь и рядом не хотят слышать никаких «тревожных звонков». И даже когда случается беда, они продолжают твердить: «Он не мог этого сделать. Он хороший, добрый мальчик!».
А уж тем более сложно убедить их в том, что этому мальчику уже давно была нужна помощь даже не психолога, а психиатра. Между тем вот так, отталкивая от себя проблему, люди сами и загоняют своего ребенка в различные невротические состояния. «Какое мы имеем право проверять, что он там смотрит в своем телефоне?» А он до ночи смотрит разные ужастики, а потом не может заснуть. Хотя это все поддается корректировке – есть масса программ «родительского контроля», которые можно установить на телефон ребенка. Они ограждают его от определенных сайтов или ограничивают время нахождения в Сети.
Но обеспокоиться этим родители должны не тогда, когда ребенок взял в руки оружие, а тогда, когда ему было еще 9 – 10 лет. А они дали ему «игрушку» – тот же телефон или планшет – и с тех пор не знали горя. Дома были тишь, гладь и божья благодать. А ребенок уже давно «ушел», он жил в своем мире. Между ним и родителями образовалась пропасть.
– А вам не кажется, что за последнее время эта пропасть стала очень сильно увеличиваться? Эмоциональный разрыв между родителями и детьми гораздо больше, чем, скажем, 30 лет назад...
– Я это вижу по тем студентам, которые приходят к нам на первый курс. Все чаще и чаще оказывается, что их связь с родителями нарушена вплоть до полного прекращения отношений. И я виню в этом не «плохих» детей, а родителей, которым на этих детей было наплевать.
– Но наплевать многим, а за оружие берутся все-таки единицы.
– Не будем кривить душой – все люди рождаются разными. Они отличаются по типу психики, влияют и наследственные факторы. Когда мы разбираем каждый такой трагический случай, почти всегда «в анамнезе» оказывается какой-то родственник, который так или иначе проявлял подобные наклонности. Отец, к примеру, бьет мать – у ребенка это откладывается в сознании как некая легитимизация насилия. При этом сегодня в отличие, скажем, от советского времени, никакая государственная или общественная инстанция без чрезвычайных причин (пожар, явные признаки преступления и т. д.) вмешаться в ситуацию не может. И что делается в семье, как правило, никто не знает. А потом, когда грянет гром, родители заявляют: «Мы все делали правильно. Виновата школа!».
– А что, в этом нет ни капли правды? Ведь дети своих учителей видят больше, чем родителей!
– А кто говорит, что в этом нет правды? Разве мог бы, к примеру, существовать в школах буллинг (агрессия одних детей против других. – Прим. ред.), если бы учителя не закрывали на него глаза? Да, не хотят связываться, создавать себе лишние проблемы. Ведь хорошо известно, что у агрессивных детей, как правило, очень «активные» родители. Проще сделать вид, что ничего не замечаешь и не знаешь. Точно так же учитель «не видит» и каких-то психологических проблем ученика. Хотя в каждой школе есть штатный психолог, но он-то постоянно со всеми детьми не общается. Сигнал тревоги должен поступить именно от учителя.
– Хорошо, родители просмотрели, учителя закрыли глаза. Что в это время происходит в душе ребенка такого, что он приходит к мысли об убийстве?
– Исследователи, занимавшиеся этим вопросом, считают, что происходит накопление аффекта. Подросток не знает, как его выплеснуть, и приходит к выводу, что лучший способ это сделать – направить оружие на невинных людей. По такому же механизму развивается и самоповреждающее поведение. Во всех этих случаях ребенок оказывается один на один со своими эмоциями, которыми его не научили управлять. Он их просто скрывает от окружающего мира. Обратите внимание: все «стрелки» – мальчики. Их с детства учат: «Плакать стыдно. Надо быть сильным, учиться держать удар, терпеть боль». Вот он и терпит. А когда терпение кончается...
– Неужели он в этот момент совершенно не чувствует чужой боли?!
– Да, не чувствует. Он бессознательно переносит ответственность за свои действия на кого-то другого, который якобы дал ему разрешение на месть окружающему миру за свои страдания. А если механизмы саморегуляции у подростка не сформированы, он просто слепо выполняет команды этого «другого».
– Вы понимаете, как формировать эти механизмы?
– Ничего особенно нового я здесь не открою. Ребенка надо любить. Общаться с ним, заниматься, интересоваться его проблемами. Это относится не только к родителям, но и ко всем, кто окружает детей, – прежде всего, конечно, к сотрудникам образовательных учреждений. В ходе нашего исследования мы планируем создать методики для школьных психологов, позволяющие им выявить «группы риска». Но нужно повышать и уровень психологической культуры общества в целом. Основам психологии необходимо обучать и самих детей, и их родителей. Полагаю, что это сегодня вопрос не только комфортного существования, но и нашего физического выживания.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 233 (7070) от 13.12.2021 под заголовком «В прицеле – одноклассники».
Комментарии