В Петербурге обсудили проблему сложности юридического языка
Было это лет тридцать назад, в начале 1990-х. Я готовил интервью с одним из руководителей следственного управления питерского милицейского главка. Принес ему на согласование текст (электронной почты тогда, понятно, еще не было, и приходилось ко всем собеседникам топать ножками с машинописными листами в портфеле), и он неожиданно устроил мне «цирк с конями». Стал придираться чуть не к каждой фразе, требовать абсолютной юридической точности. Его чудовищный милицейский сленг меня категорически не устраивал. В итоге мы переругались вдрызг. Интервью так и не вышло.
ФОТО pixabay
Собственно, этот спор (слава богу, правда, уже не в такой агрессивной форме) с представителями юридического сообщества я веду всю свою журналистскую жизнь. Речь юристов или создаваемые ими документы изобилуют специальными терминами, ссылками на статьи и параграфы законов, чудовищными по своей непроходимости фразами: гирлянды причастных и деепричастных оборотов, бесконечная тавтология... Ничего не важно – лишь бы так обставиться, чтобы никакой комар носа не подточил.
У меня же задача другая. Я общаюсь с читателями, большинство из которых даже базовыми юридическими знаниями не владеют. Для них эти термины, статьи и параграфы – пустой звук. Им нужно все объяснить «на пальцах».
И вот тут начинается. «Давайте вот это сократим, а это упростим». – «Нет, так нельзя. Нас могут неправильно понять. Ведь этот текст будут читать не только простые люди, но и специалисты». С чиновниками – вообще полная катастрофа: «Вы понимаете, у меня же есть начальство. Если оно увидит, что я говорю таким языком...» – «Простите, а дома с женой вы тоже так разговариваете: в ходе совместного распития спиртных напитков, в результате внезапно возникших неприязненных отношений?..» – «Ну нет, конечно...» – «А давайте представим, что вы это рассказываете вечером на кухне жене, или своей пожилой маме на даче, или друзьям в бане. Разумеется, если они не юристы».
Эту мантру повторял я в жизни, наверное, сотни раз. И вдруг – о чудо! – услышал ее буквально один в один на дискуссионной сессии недавнего Петербургского юридического форума. Тема ее так и называлась – «Перевод с юридического языка на человеческий. Как говорить о праве». Оказывается, проблема, что называется, вопиет. И стоит она не только перед журналистом, который в процессе работы приобретает необходимый опыт и худо-бедно выруливает на какие-то стилистические компромиссы.
Главная беда – общение юристов (а если брать шире – и всей власти) с простым народом. Язык официальных документов все больше уходит в отрыв от нормальной речи. А между тем в этих документах сплошь и рядом говорится о вещах первостепенной важности о налогах, пенсиях, социальных пособиях, тарифах на коммунальные услуги и т. д. И носители этого «сакрального знания» разыгрывают из себя неких жрецов в храме, куда простым смертным доступ запрещен. Люди смутно догадываются, что вместо подлинной информации их кормят выжимками и явно тенденциозными трактовками. В итоге перестают доверять представителям власти. А те потом не понимают: откуда, мол, в нашем народе такой правовой нигилизм?!
Да, конечно, было бы прекрасно наладить толковое правовое просвещение наших граждан. Как призывал вождь мирового пролетариата, не опускаться до уровня массы, а поднимать массу до себя. Но надо смотреть на вещи реально. Сколько ни развивай, допустим, компьютерную грамотность или медицинское просвещение, мы все же в компьютерные потроха не полезем и сами себе аппендикс вырезать не будем. Юристы учатся много лет, потом свои знания постоянно совершенствуют на практике, и говорить с ними на равных человек другой профессии не сможет по определению. Так что выхода нет – надо им покидать свои храмы и идти в народ.
Выступая на Всероссийской конференции в ГУ Министерства юстиции РФ по Санкт-Петербургу, генеральный директор Издательского дома «Санкт-Петербургские ведомости» Борис Грумбков сказал:
– Мы, юристы, друг друга поймем, но, когда мы обращаемся к гражданам, необходимо искоренять канцеляризмы. Орудие труда юриста – слово, устное и письменное. И слово это должны понимать и специалисты, и рядовые граждане. Потому, на мой взгляд, при подготовке юристов целесообразно ввести специальный курс по переводу канцеляризмов на наш великий русский язык. Издательский дом «Санкт-Петербургские ведомости» готов всячески этому содействовать.
Разумеется, и здесь надо вовремя остановиться. Не впасть в другую крайность. Чрезмерное упрощение таит опасность искажения смысла. Именно этого и боялся тот мой давнишний собеседник. Точность и простота – это Сцилла и Харибда. Пройти между ними я тогда не смог. Учусь до сих пор.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 141 (6979) от 03.08.2021 под заголовком «Сцилла и Харибда».
Комментарии