В ГУАПе будут изучать взаимодействие «человек — машина»
В ГУАПе открылась Лаборатория когнитивных исследований, которая будет изучать взаимодействие «человек — машина». Результаты пригодятся много в чем: от создания обучающих методик до оценки состояния операторов сложных технологических устройств, в том числе атомных электростанций или космических кораблей. Возглавил лабораторию не нейролингвист, не айтишник — переводчик Алексей КОЗУЛЯЕВ. В официальном переводе его группы компаний «РуФилмс» мы видели многие фильмы и сериалы крупнейших зарубежных компаний.
Оборудование фиксирует, на что человек действительно обратил внимание, а что проигнорировал. / Фото предоставлено пресс-службой ГУАП
— Алексей Владимирович, как вы получили это предложение?
— Я сотрудничаю со многими вузами, с ГУАПом — с 2015 года, и не только мне очевидно, что в школы и вузы пришло учиться новое поколение — «поколение когнитивной революции».
— Какое оно?
— Во-первых, оно в большей степени познает мир не через аналитическое чтение. Этот навык сейчас такой… реликтовый. В школах проводят тесты на глубокое понимание текста — они дают печальные результаты. 85 % информации о мире молодежь потребляет с аудиовизуальных носителей. Это вовсе не означает, что нынешнее поколение глупее прежних. Это означает только то, что оно по‑другому воспринимает и обрабатывает информацию.
Во-вторых, поколение более геймифицированное (геймификация — использование игрового подхода для более эффективного решения неигровых задач. — Ред.). Это не означает, что я на лекции должен перед студентами исполнять канкан. Просто сегодняшняя молодежь свободно ощущает себя в мире тех же компьютерных игр, а в нем 80 уровней-левелов, и после прохождения каждого есть какое‑то стимулирование, поддержка. Скажем, традиционное изучение иностранного языка, разделенное на шесть уровней, от А1 до С2, в этом смысле не очень работает.
В-третьих, это поколение digital-natives. Мы познакомились с «цифрой» в сознательном возрасте, а в школы и вузы пришло поколение, которое «родилось с цифрой». Они получили свой первый планшет в 3–5 лет. И у них иная форма социализации: мы социализировались на дворовой площадке, они — в соцсетях. Нас стимулировала похвала товарищей, их — лайки, валюта современного мира.
В-четвертых, еще один элемент когнитивной революции: из‑за появления поисковых систем функция обучения в 95 % случаев сменилась функцией правильной организации поиска. Правильно составишь вопрос в поисковой системе — получишь ответ.
На самом деле мы вошли в неведомое. В мире эта проблема стала исследоваться в 2014 – 2015 годах. Мы немножко прозевали старт.
— Но и образование, и работа сориентированы на тех, кто, извините, владеет этим «реликтовым навыком» аналитического чтения. Без него и в вуз не поступишь.
— Поступишь. Но вот что с этими студентами будет дальше — очень интересно.
Через несколько лет они придут в ту техносферу, которую создали предыдущие поколения. Молодым надо будет усваивать навыки управления сложными техническими системами: атомными электростанциями, космическими объектами, делать хирургические операции. А информацию, в том числе обучающую, они, повторю, потребляют иначе.
Один китайский исследователь написал: та страна, которая первой научится переупаковывать информацию в новые формы, выиграет. Надо будет информацию о техносфере, которую создали предыдущие поколения, «перевести» на тот язык, который новое поколение может эффективно усваивать. Иначе получим «обезьяну с гранатой». Есть известная студенческая шутка: будто сегодняшние начинающие врачи боятся, что через 30 лет им доведется лечь под скальпель бывшего однокурсника. Так вот это не шутка.
Нельзя заниматься революциями — и когнитивной в том числе, — не поняв, что будет на выходе. Процессы надо исследовать, надо понимать, как они работают, и только после этого вносить коррективы в обучающие материалы. Этим лаборатория и займется. Мы будем исследовать игровые среды, чтобы понять, как их использовать, чтобы обучать управлению технологическими процессами.
Да, можно в «игровой форме» учить управлять электростанцией. Но нужно понять, какая часть информации лучше усвоится, а какая окажется лишней. Есть такое понятие — когнитивная нагрузка. Когда на вас обрушивается куча информации — визуальной, аудиальной, тактильной, какую‑то часть вы неминуемо отбрасываете. И мы пока не понимаем, какую часть и почему.
А понимать надо, чтобы эффективно строить обучение. Если лекция такая, что студент постоянно косит в смартфон, потому что там интереснее, — считайте, вы полтора часа жизни его и своей выбросили на ветер.
— Почему идея лаборатории произросла именно из переводческой сферы, к тому же заточенной конкретно на перевод фильмов, игр?
— Как я уже упомянул, 85 % всего контента — аудиовизуальная информация. Но произошел еще один интересный процесс: крушение монополярной системы вещания. До 2009 года более 50 % мирового контента было англоязычным. В 2009 году впервые более половины стало неанглоязычным: там и китайский, и русский, и хинди, и так далее.
Но встал вопрос: а как тестировать качество восприятия? Как удостовериться, что вы восприняли то, что было изначально создано на английском, китайском, французском? Когда я говорю о проверке качества перевода, я имею в виду проверку восприятия переведенной информации. Хоть в мультиках. Почему иностранный мультфильм или комедия могут оказаться несмешными?
Мы работали с «Нетфликсом» — у него было жесточайшее требование: не про точный перевод, а про то, чтобы продукт был интересен иноязычному зрителю.
В 2016 году я обратил внимание на то, что «Дисней» тоже создал научное подразделение: правда, оно сфокусировалось на креативной составляющей аудиовизуальной продукции, на том, «как делать». А вот перцепцией, восприятием, в мире практически никто не занимался. Но года два-три назад китайцы очень сильно рванули в эту сферу. Дело в том, что они стали производить столько контента — сериалов, шоу, мультфильмов, игр, — что встал вопрос его экспорта. И потому стало важно делать этот «товар на экспорт» таким, чтобы его потребляли другие страны.
— Это как если бы у китайцев образовалось перепроизводство какого‑нибудь национального блюда, но чтобы продавать на экспорт, его надо слегка адаптировать к вкусам русских, американцев и так далее?
— Уже сейчас китайцы готовы поставлять на российский рынок до 10 тысяч часов контента ежегодно. Но его надо тестировать на восприятие. Точно так же, как российские шоу, фильмы, сериалы надо тестировать на восприятие в других странах. Вот сейчас мы делаем исследование для Евразийской лиги субтитровщиков.
Речь не только о разнице культур. Например, смешное мы воспринимаем по‑разному. Исследований юмора разных народов немало, все вполне научно — скажем, измерена скорость реакции на шутку. У американца реакция быстрее, но и сама шутка «прямее». У русских восприятие заторможенное, но и шутка обычно имеет двойной уровень, мы ищем подтекст.
Вы знаете, фильмы Эльдара Рязанова мне никогда не казались комедиями. И тут узнал, что я не один такой. У китайцев «Ирония судьбы» и другие рязановские фильмы проходят по разряду драм, мелодрам. И не потому, что шутки непереводимы. Это, скорее, у нас почему‑то было принято характеризовать эти фильмы как комедии.
— А как же глобализация? Может, подождем — и весь мир будет понимать любые шутки, воспринимать любые смыслы без всякой адаптации.
— Нет. Ждать придется очень долго. Каждая культура внутри себя пребывает в постоянном развитии: появляются свои персонажи, мемы, актуальные шутки — то, что по‑английски называется culture specific jokes.
Чтобы понимать китайские шутки органично, вам нужно жить в китайском информационном пространстве от и до: общаться в соцсети Weibo, покупки делать через WeChat. По-китайски, конечно.
Глобализацию нельзя принимать примитивно. Тем более что сегодня идет процесс деглобализации, и это лет на 15 – 20.
— Вы про Россию?
— Нет, весь мир деглобализируется.
Современное индийское кино делается настолько хорошо, что над ним уже не поухмыляешься. Высокий культурный уровень. Но это кино остается индийским по своей сути. Современное китайское кино в технологическом плане уже опережает Голливуд, тем более что большое количество и голливудских спецэффектов создается в Китае. Но это кино остается китайским. Латинская Америка сейчас мощно осваивает весь этот инструментарий.
Каждая из культур будет предлагать собственную платформу для осмысления. Я не исключаю ренессанса французского, немецкого, испанского кино на новой технической базе. Когда я говорю «деглобализация», это означает одно: люди будут создавать контент внутри собственной культуры и своего языка.
По данным Global License, которая оценивает продажи франшиз, российский мультсериал «Маша и Медведь» собрал 340 млн долларов в мире. Это был первый проект, который заставил наших банкиров посмотреть на мультипликацию как на потенциальную золотую жилу и объект инвестиций. При этом изначально мультфильм не тестировался на восприятие в других странах, тут создателям просто повезло — попали в яблочко.
Но Наталья Иванова-Достоевская, представитель компании Red Carpet Studio, говорит: средний бюджет мультсериала 150 млн рублей. А если исследования позволят сэкономить 10 %? 15 млн на дороге не валяются. Еще две-три серии сделать можно.
А теперь представьте, что все эти технологии применены в обучении…
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 57 (7140) от 31.03.2022 под заголовком «Мы вошли в неведомое».
Комментарии