Carboneum по имени углерод. Продолжит ли человечество борьбу за сохранение климата?
В середине февраля в Санкт-Петербургской торгово-промышленной палате 11 представителей науки и бизнеса подписали карбоновую декларацию. Декларировали решимость создать в городе центр карбоновых исследований, под эгидой которого было бы сформировано сообщество экспертов, чья квалификация позволяла бы, как сказано в документе, решать «прикладные задачи по карбоновой тематике».
ФОТО Pixabay
Столь частое упоминание слова «карбоновый» оправданно. Оно теперь чрезвычайно модно, хотя означает всего лишь «углеродный».
Человечество поставило перед собой цель противостоять изменению климата. Оное, как принято считать, зависит в первую очередь от выделения в атмосферу парникового газа (смесь «углеродных»: углекислого — CO2 и метана — CH4, а также двуокиси азота — NO2). А потому с недавних пор общемировым трендом стало отслеживать «углеродный след» предприятий или даже отдельных людей и решать, как бы его сократить.
Эксперты будущего петербургского карбонового центра, как задумывалось, могли бы оказывать услуги в измерении «углеродного следа», в разработке способов его сокращения в каждом конкретном случае. Все это — в рамках Парижского соглашения по климату, принятого в 2015 году и в числе прочих стран подписанного Россией.
Процесс поглощения углекислоты различными экосистемами ученые Лесотехнической академии (ныне — университет) начали изучать еще в 70‑е годы прошлого века. Какие же знания накоплены за прошедшие десятилетия? Как леса Северо-Запада «работают» над сохранением стабильности климата? Рассказывает ректор Лесотехнического университета Ирина МЕЛЬНИЧУК.
— Сейчас карбоновой тематикой занимаются все, кому не лень. Недавно, к примеру, к нам приезжали «специалисты» из Алтайского края: один юрист, второй ресторатор. Говорят, мы будем заниматься карбоновым бизнесом, проводить исследования. И тут же попросили консультации у наших ученых.
Более 40 лет назад в нашем опытном лесхозе было установлено оборудование, которое позволяло наблюдать, что же происходит с СО2 в нашей таежной зоне. Руководил этим направлением профессор Виктор Александрович Соловьев.
Работает оборудование и поныне. И не только в лесхозе, но и в Вепсском лесу в Ленобласти, и в Карелии. Наши сотрудники проводят исследования и в других регионах страны. Ныне этой работой руководит доктор географических наук Александр Сергеевич Алексеев, профессор, заведующий кафедрой лесной таксации и лесоустройства. Так что у нас есть систематизированные многолетние данные, на основе которых можем делать выводы об эффективности поглощения парниковых газов нашей экосистемой.
А теперь опытные территории, подобные нашей, названы модным словосочетанием «карбоновые полигоны». И в России принята федеральная программа их создания: должны быть выбраны зоны с различными биогеноценозами (нагорье, степь, средняя полоса или, как у нас, — зона таежных лесов), на которых планируют замерять объемы поглощения углекислоты.
Как именно будут происходить замеры? И каким образом должны быть систематизированы собранные на новых полигонах данные? Пока ответов на эти вопросы нет. Скажу больше, похоже, пока даже в РАН не вполне понимают, зачем все это нужно. По сути, реализация этой глобальной программы еще даже не началась. Профильные научные учреждения России пользуются каждое своей методикой. Впрочем, и в других странах — то же самое.
Тем не менее у нас в стране уже определены зоны для 11 карбоновых полигонов: в Чечне, Краснодарском крае, у Калининграда, на Сахалине… Петербурга, к сожалению, в этом перечне нет. Мы отправили в Минобрнауки свою заявку, но ответа пока не получили. Вообще‑то участие в программе дало бы нам возможность получить федеральные деньги и заменить нашу устаревшую технику. Пока мы ведем наблюдения в лесничестве с помощью старых переносных газоанализаторов. Переоснащение требует миллионов рублей. Таких денег в университете нет.
Но даже при нынешнем оснащении у нас есть основа, которая позволяет делать анализ. Так, профессор Алексеев в своей работе о лесотехнических проектах приводит данные за 2019 год. Тогда наши леса, поля и болота поглотили примерно 500 миллионов тонн парниковых газов. Причем почти 60 % этого объема — на счету лесов. Наблюдения с 1990‑го по 2019 год показали, что совокупные, непоглощенные выбросы парниковых газов в России сокращались: в 1990-е годы — непоглощенными остались 3 миллиарда тонн, в 2019-м — примерно 1,8 миллиарда тонн.
А у этих расчетов и наблюдений есть вполне практическое применение. С их помощью можно высчитать количество углеродных единиц.
Вот и произнесены, наверное, главные слова, которые ныне постоянно звучат, когда речь идет о борьбе с изменением климата. «Углеродные единицы». Что же это такое?
Далеко не каждый ученый способен ответить просто и доступно. Александр ДОБРОВОЛЬСКИЙ, начальник управления научных программ и проектов, доцент кафедры лесных культур Лесотехнического университета, может это сделать.
— Александр Александрович, объясните, как говорится, «на пальцах».
— Давайте сначала напомню. Когда научное сообщество мира пришло‑таки к консенсусу о том, что причиной изменения климата являются выбросы углерода, родился Киотский протокол. Подписавшие его страны взяли на себя обязательства неуклонно снижать выбросы. Также в протоколе говорилось, что есть страны с развитой промышленностью, которые объективно выделяют в атмосферу больше углекислоты, а есть менее развитые, с большим количеством лесов, которые ее поглощают (вернее сказать, депонируют).
Одним из принципов, который декларировал Киотский протокол, был следующим: тот, кто выделяет большее количество углерода, может субсидировать того, кто его депонирует. А расчет субсидий, как предполагалось, должен основываться на количестве выделенных/поглощенных углеродных единиц.
За углеродную единицу приняли одну тонну сдепонированного (законсервированного) углерода. Есть разные модели, по которым рассчитывают объем этого депонирования. Если примитивно, то один кубометр древесины депонирует примерно полтонны углерода.
— Постойте, Александр Александрович, то есть, скажем, Нигерия с ее мангровыми зарослями, которые впитывают бешеное количество углерода, может торговать углеродными единицами и на эти деньги жить себе припеваючи?
— Не вполне так. Сначала условной Нигерии придется произвести замеры, так сказать, базового, естественного поглощения углерода экосистемой, доставшейся ей, как говорится, задарма. Затем она должна разработать свой климатический проект: перечень мер, которые гарантированно будут служить увеличению поглощения над базовым уровнем. Рассчитать, каким именно будет это превышение, зарегистрировать проект и получить соответствующий сертификат. Именно этот сертификат уже может быть активом, дающим право продавать углеродные единицы.
Повторюсь, выходить на рынок углеродных единиц можно, лишь заявив свои вложения в улучшение территории, которая в результате сможет депонировать больше углерода.
Сомневаюсь, что Нигерии по силам совершить все эти действия. Впрочем, похоже, это не получилось бы ни у одной страны. Киотский протокол так по‑настоящему и не заработал.
А потому международное сообщество подписало второй климатический документ: Парижское соглашение. Если в протоколе речь шла о сделках с углеродными единицами между странами, то в соглашении — уже между субъектами.
— Выходит, ныне кто угодно может субсидировать, а проще говоря — покупать/продавать, углеродные единицы? Даже отдельные предприятия?
— Да. Главная идея соглашения — чтобы все предприятия поддерживали тенденцию к сокращению выбросов. Условия Парижского соглашения, возможно, тоже остались бы на бумаге, если бы во многих странах (в первую очередь в Европе) на национальном уровне не приняли бы целый пакет документов, которые налагают на товары и услуги дополнительную стоимость — налог на углеродный след.
Поясню, что это такое. При производстве любого товара используются транспорт, оборудование, комплектующие, сырье, которые так или иначе выделяют в атмосферу углерод. То есть на каждую тонну выпущенного металла есть какое‑то количество углерода, выброшенного в атмосферу. Это и есть след.
Компания, которая поставляет такой товар или услугу, скажем, на европейский рынок, будет облагаться углеродным налогом.
Его можно снизить двумя путями. Разумеется, путем модернизации, применения новых технологий, «зеленой» энергетики… Это первый вариант.
Но есть и второй: если само производство таково, что просто невозможно (или крайне дорого) существенно снизить объем выбросов, то предприятие должно вкладываться в систему депонирования (читай: поглощения, накопления) углерода. То есть покупать углеродные единицы. Показал купленный сертификат — получил снижение налогов.
— То есть, покупая углеродные единицы, промышленная компания тем самым получает возможность загрязнять атмосферу дальше!
— Ну где‑то так. И, должен сказать, что купля-продажа уже процветает. Есть бизнесмены, которые скупают сертификаты у производителей углеродных единиц и перепродают их на бирже… В общем, рынок как рынок.
Многое зависит от качества сертификатов. Уже есть несколько международных регистрирующих органов, выдающих их. Они не аффилированы ни с бизнесом, ни с государством и, как правило, представляют собой организации с безупречной репутацией, доказавшие свою добросовестность. И чем выше репутация сертифицирующего органа, тем выше стоимость сертифицированной им углеродной единицы. В Европе — до 70 евро. А по китайскому сертификату, к примеру, углеродная единица может стоить и 7 евро.
— Как же их производят, эти углеродные единицы?
— Как я уже и сказал, с помощью различных климатических проектов. К примеру, вы беретесь посадить лес на пустующих землях. Рассчитываете (сами или с помощью специалистов) перспективы, изучаете возможности.
Смотрите: леса депонируют по‑разному. Старые деревья падают, гниют и опять выбрасывают в атмосферу накопленный в их древесине углерод. Отсюда вывод: посадить быстрорастущую иву, которая скоро отомрет и выбросит углерод, — не выход. Идея заключается в том, чтобы дерево жило как можно дольше. В наших широтах лес дает прирост от 2 до 5 кубометров на каждый гектар. Стало быть, ваш «прибыток» — от 1 до 2,5 тонны сдепонированного углерода на гектар в год.
На юге Швеции грамотное лесопользование позволяет получать ежегодный прирост в 12 кубометров древесины на гектар. Представляете, сколько это углеродных единиц!
В мире разработаны и иные технологии, способствующие депонированию. К примеру, в Голландии уже строят заводы, которые «вытягивают» углерод из атмосферы.
— Вроде бы все логично. Но не оставляет ощущение, что речь идет о продаже… воздуха.
— Здесь все ведь зависит от включенности страны, компании, человека в некую глобальную систему с ее условиями и условностями. Все это добровольное дело, но — опирающееся на национальную политику в области климата и на созданную государством систему стимулирования серьезного отношения к карбоновой тематике.
— В России леса — госсобственность. Можно ли при таких условиях торговать углеродными единицами?
— Думаю, возможности найти можно. Давайте поразмыслим. На Северо-Западе не так уж мало частной земли неопределенной категории. Почему бы не превратить такие участки в леса, которые будут «выращивать» углеродные единицы для собственников этих земель?
Еще идея. Сейчас сложилась практика брать в аренду государственный лес ради заготовления древесины. Можно заключить соответствующий договор, заявить лесоклиматический проект: скажем, восстановление уничтоженных лесов на территориях сплошных вырубок, прошлых пожаров, размножения вредителей и болезней, других неблагоприятных факторов. Начать реализацию такого проекта, получить под него сертификат и — вперед.
Хотя… Арендаторы вряд ли займутся таким сложным бизнесом, рассчитанным на долгие годы. Среди них немало временщиков, которые даже лесные дороги не желают строить. Правда, даже если арендатор откажется от сплошной вырубки, — этот шаг уже можно рассматривать как лесоклиматический проект, который может «выращивать» углеродные единицы.
P. S. Очень возможно, что нынешние времена заставят человечество отложить «карбоновую тематику» в долгий ящик. Разорваны межгосударственные связи, без которых глобальная борьба за сокращение парниковых выбросов не имеет смысла. Да и сама «зеленая повестка», по сути, уже перестала быть повесткой дня, а приобрела характер дальней и невнятной перспективы. И все же есть уверенность, что теоретические разработки ученых, опыт экологов-практиков окажутся вновь востребованными.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 79 (7162) от 04.05.2022 под заголовком «Carboneum по имени углерод».
Комментарии