Без четверти спец
Два ректора двух крупных петербургских вузов поделились с журналистами своим мнением по теме «Бакалавр — полноценный специалист или недоучка?». В рассуждениях несколько раз прозвучало слово «ловушка»».
Реформу образования Геннадий Бордовский (Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена) и Михаил Федоров (Санкт-Петербургский государственный политехнический университет) предпочли называть «модернизацией». Оба вуза — победители этого года в конкурсе инновационных программ в рамках нацпроекта «Образование». А «инновационность» вроде бы и не мыслится без упоминания о Болонском процессе с его переходом на двухуровневую систему (3 — 4 года обучения — на бакалавра, плюс 1 — 2 года — на магистра) вместо старого доброго 5-летнего учения «на специалиста».
Понятно, на пресс-конференции в ИА «РосБалт» оба ректора «инновационных вузов» Болонский процесс не ругали. Ибо он обеспечивает: а) возможность нашим студентам войти в общеевропейский образовательный процесс; б) мобильность (когда часть знаний студент может получить не в своем родном вузе, а среди прочих и в заграничном); в) признание дипломов зарубежным работодателем.
Правда, как отметили и Геннадий Алексеевич и Михаил Петрович, если заграничному работодателю новые российские дипломы бакалавра или магистра будут привычнее, то нашим руководителям по-прежнему понятнее, когда на работу нанимается специалист инженер-механик с 5-летним высшим образованием, а не бакалавр с 3-летним, хоть и вузовским.
Ректоры, к слову, схематично обрисовали, чем отличается бакалавр от специалиста. По «образовательным мощностям» бакалавр со своей трехлетней подготовкой должен на 75 — 80% соответствовать «мощностям» специалиста с 5-летним обучением. По-нашему, получается, бакалавр — это без четверти специалист (магистр, разумеется, должен быть «мощнее» специалиста).
Работодателю нужно бы определиться — какая «образовательная мощность» будет необходима и достаточна его работнику.
— Нужно время, чтобы работодатель научился дифференцировать уровни образования, — говорит Михаил Федоров. — Например, раньше предпочитали брать прорабом или мастером на заводе специалиста с инженерным образованием. Но теперь-то понятно, что тут достаточно быть бакалавром без узкопрофессиональной специализации.
Может и достаточно, но ректоры подчеркнули: «Бакалавр бакалавру рознь».
— Дело в том, что система «бакалавр — магистр» — университетская, — комментировал Геннадий Бордовский. — Но у нас множество вузов, которые лишь называются университетами, не являясь ими по сути. Они попали в ловушку с переходом на двухуровневую систему, которая гораздо сложнее и затратней, чем традиционная подготовка специалиста.
Вторая ловушка, по мнению ректора Герценовского университета, в том, что на бакалавров могут учить не только высшие, но и средние специальные учебные заведения (ссузы).
— И как отличить «бакалавра после университета» и «бакалавра после техникума»? — спрашивает Бордовский. — Либо ссузы будут выпускать плохих работников, либо нужно затратить колоссальные средства, чтобы ссузы могли готовить полноценных бакалавров.
Ректоры не хотели обидеть среднее профобразование — просто сказали, что у него задачи другие. Бакалавриат — это хоть и первая ступень, но все же высшего образования; бакалавр — человек, получивший знания по фундаментальным дисциплинам. А где у нас дают фундаментальные знания? Вообще-то до сих пор их искали в вузах. Кстати, ссузам, по мнению ректоров, сподручнее развивать у себя не бакалавриат, а «дополнительное образование» — ту третью ступеньку, о которой обычно забывают. Хотя именно дополнительное образование — это то, к чему выпускник того же вуза может периодически, в течение всей своей профессиональной жизни, возвращаться — подучиваться новшествам в профессии.
Как бы то ни было, ректоры считают, что есть специальности, где двухступенчатая система образования не работает.
— В тех областях, где технологическая система меняется медленно и где известно, как будет оснащено рабочее место, больше годится привычная система обучения «на узкого специалиста», — считает Геннадий Бордовский. — Например, во Франции техническое образование идет «адресно», не по двухуровневой системе. А вот социальная сфера, банковская, информационная — меняются очень быстро, тут годится бакалавриат, большинство новых знаний человек освоит уже на рабочем месте.
...Ожидается, что в единую европейскую систему образования мы вольемся к 2010 году. В отличие от прочих стран России приходится плыть против течения, — у нас технологии образования сильно отличаются от тех, что приняты в Европе и США.
Например, в России — лекционно-сессионная система. Как ее вкратце характеризуют: «это когда профессор читает лекции, а потом студент рассказывает профессору кусок его же выступления — и они расходятся, в большей или меньшей степени довольные друг другом». При новой системе роль лекций уменьшается, зато сильно возрастает роль самостоятельной работы. Отсюда, в частности, еще одна техническая необходимость: вузовские библиотеки должны превратиться из «склада учебников» в мощные информационные центры.
Дальше. Профессор превращается из главного источника знаний по предмету — в идеолога, в составителя образовательной программы, направляющей студента. И профессору еще нужно убедить студента в том, что именно такой-то курс полезен и интересен.
У нас, по признанию представителей вузов, западная система с ее студенческой свободой в выборе многих предметов (точнее, курсов) идет тяжко: пока еще трудно предложить студенту равноценные образовательные программы. Велика вероятность, что к такому-то профессору на занятия запишется миллион человек, а к прочим будут ходить два с половиной слушателя.
Сессии при новой системе не то чтобы отменяются — скорее, они плавно вливаются в семестры, а традиционным сессионным мукам подвергаются лишь те студенты, кто не набрал должного количества баллов во время семестра.
Это лишь некоторые трудности перехода. И мало того что плывем против течения — тут еще табанят принятые в России стандарты учебного процесса: они, как правило, не согласуются с намерением России следовать Болонскому процессу, и вузам сейчас приходится лавировать и лавировать.
Нынешним преподавателям и студентам довелось жить-работать в эпоху перемен в образовании — такому не каждый позавидует. Перестраиваться нужно на полном ходу — и грести очень-очень быстро.
...Был еще один вопрос на пресс-конференции, относящийся не к Болонскому процессу, но все же к «инновационности». Денежный вопрос. Вузы — победители конкурса инновационных программ сейчас не бедствуют: на два года, что действует грант, финансирование увеличивается в два, а то и больше раз. Зато усилился контроль государства за расходованием средств. Ладно бы тех средств, которые государство дало — нет, государству очень интересно, как вузы тратят то, что заработали сами. Проверки случаются по нескольку раз в месяц, и в вузах уже видят в этом некоторое ущемление академических свобод.
Однако и полной свободы (если можно так понимать автономность) вузам не шибко хочется. На пресс-конференции этаким «роялем в кустах» оказались студенты обоих вузов, и кто-то из них спросил: «Может ли Герценовский университет стать автономным вузом?». Ректор Геннадий Бордовский категорично ответил своему студенту: «Я — против». По крайней мере до тех пор, пока не будут даны гарантии, что «вуз потом не приватизируют или не продадут за долги». Цепочка рассуждений вкратце такая: государство, давая вузу автономию, отнимает у него льготы; если вуз находится на дорогой земле (как, например, Герценовский), то, чтобы платить налоги по полной (да еще при возможном отсутствии госзаказа), ему придется — правильно! — повысить плату за обучение; если платежеспособных студентов не наберется, вуз не заплатит налоги... Ректор Политеха Федоров, со своей стороны, добавил, что позволить себе автономию могут, пожалуй, только те вузы, у которых доходы велики, а себестоимость подготовки специалистов небольшая.
Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости»
№ 66 (3858) от 12 апреля 2007 года.
Комментарии