Он понимал все. К 200-летию со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева

Круглая дата, которую читающая Россия будет праздновать завтра, - 200 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева - подтолкнула к перечитыванию. И это оказалось удовольствием погружения в давно ушедший, но вновь оживающий под пером мастера мир. Давно забытым опытом захватывающего чтения, наслаждением от выразительного, передающего тончайшие нюансы чувств и ощущений языка.

Тургенев. Репродукция

Тургенев, давно канонизированный, стоит особняком в нашей литературе. По видимости общительный, друживший со многими, входивший в круг «Современника» в лучшие дни этого ведущего русского журнала, постоянный участник встреч «флоберовского кружка» - он был одинок смолоду и до конца жизни.

Этим одиночеством и болью непонятости проникнуты «Стихотворения в прозе». «Куда мне деться? Что предпринять? Я как одинокая птица без гнезда. Нахохлившись, сидит она на голой, сухой ветке. Оставаться тошно... а куда полететь?» Он пытался уйти в воспоминания, но и там, «на дне сосредоточенной души», находил «горечь болезненных дум». Размышлений о деспотизме умных людей, о том, что друг из лучших побуждений может погубить быстрее врага, что благодетельность и благодарность встречаются друг с другом лишь в сказке... «Тургенев понимал все», - сказал о нем Генри Джеймс, но как же трудно жить с таким пониманием.

Ему был дан редкий дар видения жизни и способность передать мимолетные впечатления точно, ясно и понятно. Он помог нам увидеть, как утка «влажной лапкой чешет себе затылок на краю лужи» и как медленно падают с морды напившейся в пруду коровы «длинные сверкающие капли воды»; смог написать огонь и его отражение, которое «порывисто дрожа» ударяет светом во все стороны; смог передать словами настроение и звуки музыки; показал, как меняется выражение лица человека при смене собеседника и как самый серьезный разговор прерывается на «ах, какая прелестная бабочка!»...

Умение «схватывать», «уловлять» жизнь считал он первым признаком таланта, от которого, кроме того, требовал «правдивости неумолимой в отношении к собственным ощущениям». В сочетании с «полной свободой воззрений и понятий», которую Тургенев считал обязательной для писателя, это и дало его невероятную художественную объективность, полное отсутствие тенденциозности, которое выделяет его на фоне литературных современников, определяет особость и одиночество.

Житейские воззрения и симпатии Ивана Сергеевича Тургенева никак не влияли на то, как отражалась жизнь в его книгах. В отличие от Достоевского с его романами идей и Толстого, внушавшего читателям свое понимание происходящего, Тургенев - чистый художник. Он пишет жизнь людей очень неоднозначных, разных в разные моменты своего существования. Пишет с такой точностью подробностей и правды ощущений, что эти люди кажутся живыми, и мы постоянно меняем свое отношение к ним, как меняем отношение к людям в жизни. Больше всего это видно в «Рудине», «Дворянском гнезде», «Отцах и детях».

Романы Тургенева до такой степени эпически объективны, что ставили и ставят критиков и читателей в тупик. Здесь нет авторского суда над героями - лишь понимание сложности жизни и человеческой натуры. Только откровенная пошлость (Паншина и Варвары Павловны, Ситникова и Кукшиной) вызывает столь же откровенную и злую авторскую иронию, доходящую до убийственного сарказма.

Отношение к тургеневским героям меняется по ходу чтения, когда перед нами постепенно в разных ситуациях развертываются их характеры. Но еще больше оно меняется с нашим взрослением в ходе движения по жизни. Так в молодые годы «Отцы и дети» читаются как книга о споре поколений, в котором, естественно, преимущество и победа оказываются на стороне молодых. Позже на первый план выходит личность Базарова, его «самоломанность», обреченная попытка ради модных идей противостоять своей человеческой природе, так рифмующаяся с жизнью и трагедией Маяковского. И лишь войдя в возраст и положение «отцов», мы вдруг начинаем открывать для себя незамечаемые раньше страницы переживаний «старичков», их страдания от невозможности пробиться к любимым, любящим, но так легко причиняющим боль «детям».

Составляя список книг, обязательных для чтения начинающего писателя, Хемингуэй включил в него «Войну и мир» и «Анну Каренину» Толстого, «Братьев Карамазовых» и два любых романа Достоевского и - всего Тургенева. Перечитав сейчас практически «всего Тургенева», кажется, поняла его мысль. Творчество Тургенева в совокупности есть картина целого и единого русского мира в самых разных его сторонах и проявлениях, подобно тому, как гомеровская «Илиада» несет в себе весь греческий мир. Этот грандиозный, многообразный и многоликий тургеневский мир совершенно живой. Надо лишь открыть книгу...

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 208 (6317) от 08.11.2018 под заголовком «Тургенев понимал все».