Перевод как национальное достояние
Недавнее открытое письмо к российским властям от российских же переводчиков проходит по разряду «накипело». Глава Союза переводчиков России Леонид Гуревич утверждает, что есть «опасность снижения качества переводов»; указывает на «наличие в нашем законодательстве явных лакун»; и просит президента страны «инициировать ряд законодательных и административных решений». В письме перевод назван национальным достоянием, которое мы, получается, теряем. Член правления Союза переводчиков России Павел БРУК рассказал о ключевых проблемах отрасли.
ФОТО Asaf-Eliason/shutterstock.com
– Павел Семенович, главная сложность в том, что...
– ...что в России переводить может всяк, кто хочет. Пишете объявление: «Перевожу...» – и вперед. Общество подстраховало себя в других областях от некачественно выполненной работы, от ошибок молодых неопытных специалистов: начинающих врачей или инженеров курируют опытные коллеги. В области перевода общество не застраховало себя никак.
– Наличие у переводчика диплома не страховка?
– В дипломе написано «лингвист, переводчик». Но лингвист и переводчик – это две большие разницы.
Лингвист буквально – специалист в области языкознания. А опытный переводчик, работая с текстом, не фиксирует внимание на теоретических проблемах, он воспроизводит текст на другом языке «на автомате», обращаясь к теоретическим основам языка и перевода лишь в особых случаях. Вот как гимнаст на перекладине: он не объяснит, почему делает захват «так».
У нас программы вузов заточены на подготовку к научно-исследовательской работе в области языкознания. Мы много лет боремся, чтобы были разведены эти специальности: «специалист в области языкознания» и «переводчик».
– Но тогда нужны вообще другие образовательные программы.
– Вот именно! По нынешним программам не подготовить переводчика. Я вот девочкам-студенткам задаю вопросы «общекультурные». Скажем: что такое сталь? Не знают. Не ощущают смысловые оттенки синонимов. Не владеют в совершенстве родным языком!
Ну ладно, закончили бакалавриат: можно идти в детский садик детей английскому учить – хорошее дело. Но многие идут в магистратуру! Это еще одна тенденция: снижение требований при приеме в магистратуру. Оборотная сторона платного образования. И магистерские дипломы получают в том числе люди, которые не должны бы их получать.
Ну традиции советского высшего образования такие были: готовим специалиста широкого профиля. А когда мы просим: научите студента ремеслу перевода, нам отвечают: «Это натаскивание!». Но это «натаскивание» подразумевает очень конкретные вещи. Устный перевод, научно-технический перевод и перевод чертежной документации, киноперевод, работа с художественной и тем более с детской литературой – фактически разные специальности. Переводчиков-профессионалов нужно готовить в магистратуре, и программы в разных вузах должны быть разными. Одно дело – Санкт-Петербургский госуниверситет, другое – технический вуз, где естественно и логично готовить научно-технических переводчиков, обучать работе с конструкторской документацией, патентами, стандартами.
К слову, в серьезном документе, рекомендациях Союза переводчиков, сказано даже, чем синхронист не должен перекусывать на работе...
– Такие тонкости?
– Да. Нельзя перекусывать тем, что крошится, – в микрофон попадет. Нельзя ставить воду на стол – зальет бумаги. Или вот еще: переводчик, приглашенный работать на серьезный конгресс, должен заранее пройти весь путь от кабинки синхрониста до, извините, туалета. Чтобы не заблудиться и не опоздать.
– Вы говорите: общество себя не обезопасило. Но в бюро переводов ведь следят за квалификацией сотрудников.
– Главное достоинство переводческих компаний в том, что они «переваривают» с помощью современных переводческих технологий огромные объемы. Но, как на любой фабрике, есть процент брака. Знаете, еще в советское время случился как-то «кризисный момент» с утюгами: завод выпускал миллион штук в год, и вдруг брак достиг 4%, гарантийный ремонт захлебнулся. Были вызовы «на ковер» – взялись, снизили брак до десятых долей процента. Но брак есть брак.
Если вы имеете дело с фабрикой перевода и недовольны результатом, вам придется иметь дело с юротделом. Не с переводчиком. Иногда заказчика это не устраивает. Вот ко мне обращаются с просьбой: порекомендуйте переводчика. Не хотят обезличенной работы.
Но быть «необезличенным» частником все труднее. Президент Союза переводчиков затрагивает эту проблему. Я вот был индивидуальным предпринимателем, ИП, но вынужден был закрыть свой «бизнес». Слишком много забот: налоговая отчетность, пенсионный и страховые фонды, банковские операции с помощью электронной программы, которую еще нужно освоить... Да и не зависящие от доходов фиксированные суммы отчислений в обязательные фонды стали существенны.
То, что индивидуальные предприниматели закрывают свое дело, не в интересах государства. Какую-то копейку мы бы приносили в бюджет.
– Петербургские переводчики не раз поднимали тему судебного перевода – точнее, его полного отсутствия в стране, где столько иноязычных приезжих.
– Когда Польша перестала быть членом Варшавского договора, одним из первых законов сейма было введение судебного, или присяжного, перевода. Вся Европа имеет этот общественный институт. Моя коллега, бывшая ленинградка, которая давно живет и работает в Бирмингеме, – судебный переводчик. Переводит в полиции, в судах, в тюрьме. И она обязана бывать на родине, чтобы отслеживать динамику языка, изменения в разговорной речи, новые термины – настолько все серьезно.
У нас реальность такова: в суде переводят случайные люди. В суде тарифы на услуги переводчика такие, что туда никто не пойдет работать. Разве что из любопытства или за идею. Причем интересно: в России судебных переводчиков нет, но процессуальный кодекс предусматривает и наличие переводчика в суде, и его ответственность.
– Просто не было еще громкого дела – скажем, в отношении гастарбайтера или просто приезжего, когда решение суда было несправедливым из-за неправильного перевода.
– Когда-то мне рассказывали старые переводчики: во время Второй мировой войны, готовя документы о поставках по ленд-лизу, кто-то перевел слово «зерно» на английский как corn. Но переводили для американцев, а у них это слово обозначает конкретно зерно кукурузы. И по каким-то поставкам наша страна получила кукурузное зерно вместо пшеницы – не то, что было нужно.
– Еще одна затронутая проблема в письме – авторские права переводчиков. В чем они не соблюдаются?
– Зачастую они соблюдаются только формально. На деле переводчик бесправен. За переведенное вами литературное произведение вы, понятно, получаете вознаграждение. Но если по тому переведенному произведению сняли фильм, поставили спектакль и т. д., то и в этом случае вступают в силу ваши авторские права переводчика. А у нас даже за переиздание книги переводчик не всегда получает вознаграждение, не говоря уже о фильмах и прочем. Издатель диктует условия контракта, назначает цену.
Между прочим основополагающее положение Международной федерации переводчиков такое: нельзя работать за недостойную плату. У нас соглашаются и на недостойную, потому что есть хочется. Была бы деятельность переводчиков регламентирована – стало бы понятно, кто входит в переводческий корпус России, и профессионалы сами определили бы, какой должна быть оплата их труда.
Перевод на Западе – дорогая услуга. Из всех департаментов Евросоюза в Брюсселе самый большой бюджет у департамента переводов.
– То есть главный призыв переводческого цеха к государству не самоустраняться. И что делать?
– Конкретные шаги. Законом ввести институт судебных переводчиков – за этим сама собой подтянется необходимость строгой аттестации. В систему высшего образования привлекать практиков (то есть поддерживать работу высоких профессионалов в вузах), чтобы были понятны потребности отрасли. Сейчас даже если преподает практик, то, повторю, подготовка по специальности «лингвист, переводчик» неадекватна – это тоже нужно решать на государственном уровне. Если переводчик работает не на «фабрике переводов», а сам по себе – у него нет отпусков, ему не начисляется стаж, то есть он поражен в основных конституционных правах. Это так называемый творческий работник, но законопроект, защищающий права творческих работников (не только переводчиков), принятый Государственной думой, «висит» уже не одно десятилетие.
Мне кажется, Петербурга все это очень касается – с учетом наших вузов, с учетом туризма, бизнеса, промышленности и прочих отраслей, где необходим перевод. Вообще перевод в современном его понимании родился в нашем городе.
– Как это – «современное понимание перевода»?
– Дворянство знало по нескольку языков, и служащие ведомств даже не «переводили» нужные документы, а просто переключались на другой язык, который знали как родной. Первое знаковое имя в современном мире перевода – Андрей Венедиктович Федоров, профессор Ленинградского госуниверситета. Ему принадлежат основополагающие теоретические работы, которые легли в основу современных подходов.
Все, что написано в открытом письме президента Союза переводчиков России, в том числе то, что перевод – национальное достояние, прежде всего относится к нашему городу. И мне кажется, Петербург мог бы стать инициатором процессов всероссийского масштаба. Если мы – культурная столица.
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 156 (5529) от 25.08.2015.
Комментарии