Анастасия Долгошева

Общество 10 мая 2016

Не потерять следы,

На слово «трасология» энциклопедия выдает: «криминалистическое учение о следах» – понятно, речь о следах на месте преступления. Но в 1930-х годах ленинградские археологи догадались применить методику в поисках других «улик» – следов древнего человека.

Без трасологов, в частности, не было бы сенсации последнего десятилетия – доказательства того, что человек заселил Евразию уже 2,1 млн лет назад.

ФОТО предоставлено ИИМК РАН

– Евгений Юрьевич, можно для начала про археологическую трасологию?

– Трасология – от слова trace («след»). Направление зародилось внутри криминалистики: там трасологи изучают следы на гильзах, ножах, топорах, а мы на каменных орудиях, костяных и т. д. Представьте себе, что весь период существования человечества – «сутки». Так вот с письменной историей мы живем лишь секунду, а все остальное время жили без истории и в основном с каменными орудиями. Большинство из них вы не всегда отличите от обычного камня, а мы не только «распознаем» инструменты, но и «расследуем», как их использовали. Мало кто задумывается над этим, но археология – по-настоящему фундаментальная наука. Кроме археологов, никто не может обеспечить современному человечеству достоверную информацию о таком давнем его прошлом. Правда, эта информация очень простая: мы не можем сказать, о чем думал тот человек, во что верил, на каком языке говорил. В нашем распоряжении лишь материальные свидетельства – археологические источники. Следы – один из них.

Следы бывают намеренные, «для дела», следы обработки: вы расщепляете камень, шлифуете. Бывают следы от использования: ножик затупился. А есть следы, которые я называю «неспециализированным неутилитарным износом»: кольцо носим – оно трется, бьется обо что-то. И, находя древние вещи, мы эти три вида следов определяем: эта вещь была новой, вот эту использовали, вот эту переделали...

– Ошибка возможна? Думали, что след оставил человек, а на самом деле – животное, насекомое.

– Очень маловероятно. Следы животных и насекомых мы различаем. Или, к примеру, керамика: создается по природным законам, но невозможно такое стечение обстоятельств в природе, чтобы без участия человека получилась керамика.

– Доказательством существования человека в Евразии больше 2 млн лет назад стали не человеческие останки, а осколок верблюжьей кости. Как это было?

– Речь о фрагменте ноги древнего верблюда, вымершего вида. Самый низ ноги. В этой части и мяса нет, так что использовали ее не для еды. Но вот зачем ее попилили-порезали каменным орудием – непонятно. Как бы сухожилие обрезали.

Интересна сама по себе история находки.

Нашел эту косточку в 1950-е годы замечательный специалист Николай Кузьмич Верещагин, сотрудник нашего Зоологического института РАН. Мощный мужик был, охотник, в 99 лет ездил на сафари в Африку. Он до ста лет не дожил месяц. Этот крепкий дядька работал на карьере под Ростовом-на-Дону, это был известный палеонтологический источник, сейчас его уже засыпали. И, собирая кости, находит вот эту – превратившуюся уже в минерал. И явно Верещагин увидел порезы и что-то заподозрил. Во всяком случае не выбросил, хотя кость была непоказательная, сломанная. Отправил ее в Ленинград лаборантам. И никому ничего не сказал. В те времена предположить, что следы на кости оставил человек, было немыслимо: считалось, что человека такой древности быть не могло.

А в начале 2000-х сотрудник Зоологического института археозоолог Михаил Саблин этой костью заинтересовался, обратил внимание на следы, определил их и для верности обратился к нам. Внутри кости оставался песок, который позволил привязать ее к определенному слою. Я изучил порезы и также понял: это не природные следы, Миша прав. Скажем, если бы это были «погрызы» животного – ну так хищников с одной челюстью не бывает, следы зубов были бы сверху и снизу. Так Саблин открыл для науки артефакт, найденный Верещагиным. В 2010 году мы издали статью. В начале 2000-х было найдено несколько стоянок на Тамани и в Дагестане – приблизительно того же возраста, там довольно много очень примитивных орудий. Это результаты исследований наших археологов Х. А. Амирханова, С. А. Кулакова и В. Е. Щелинского. Уже издано несколько монографий и несколько десятков статей.

– Что это было за существо, которое 2 млн лет назад подрезало верблюду сухожилия?

– Мы не знаем. Я их называю «обезьянки». Мы не антропологи, это они должны ответить. Вот найдут человеческие останки...

– Почему их так и не находят?

– Ну так те товарищи не обязаны были помирать именно в том месте, где мы копаем. Вот в Грузии повезло: там возле Дманиси нашли несколько черепов – это были не очень крупные «обезьянки». Их возраст – 1,8 млн лет. Считалось, что это крайняя южная точка и самое раннее время обитания человека в Евразии. А верблюжья косточка указала: древние люди селились и севернее, и раньше.

– Это открытие оспаривали?

– Саблину было чего опасаться. Есть ведь научная зависть, есть другие школы, и Миша не сразу этот материал обнародовал. Есть, знаете, такой аргумент: «Я не верю». У меня на это один ответ: «Наука не вопрос веры». Не верите – объясните, как в природе могли бы появиться такие следы.

Нам ведь еще повезло: следы очень характерные, древний человек будто расписался: использовалось специфического вида каменное лезвие – кривое, если им раз проведешь, получается вилкообразный след. Пока я не сделал эксперимент с помощью копии древнего орудия, не мог понять, как такой след мог получиться. Показательно, что в то же время, когда вышла наша статья, работу о таких же следах опубликовали испанские археологи.

– Вам при мне из-за границы звонили, с лекциями приглашали. Ценят российскую школу трасологии?

– Здесь – «родина метода», но теперь есть и другие сильные школы – французская например, испанская. Правда, за рубежом – отдельные исследователи, а у нас официальный статус лаборатории. Но «нас осталось мало – мы да наша боль», шесть человек. А для отдела нужно бы человек 20.

У нас – кризис школы. В Университете лет 60 читался курс «Трасология», была кафедра с возможностью специализации по трасологии – единственная в мире! На нас, правда, давили, не давали в дипломах писать «археолог», только «преподаватель истории и обществоведения». Но образование Университет давал основательное, главное – из нас готовили исследователей. Это особый вид деятельности – не заполнение клеточек при выборе уже сформулированного ответа из нескольких возможных, чему теперь учат, начиная с ЕГЭ. Нужны не «зубрилки картонные», а исследователи, обученные поиску и пониманию новых смыслов.

Я читал курс по трасологии в Университете 18 лет. Уже несколько лет этого курса нет. А значит – традиция прерывается. Что такое школа: деды — носители знаний и традиций, среднее поколение и ученики. Сейчас руководство ИИМК РАН героически сохраняет стариков – хоть на часть ставки. Но где взять молодежь? Те, кто особо упорен, ходят, бедные, на часть ставки, на три тысячи рублей, и параллельно где-нибудь подрабатывают.

– Прискорбно. Особенно если помнить, что все в Ленинграде начиналось.

– Еще задолго «до нас», в XIX веке, археологи обращали внимание на следы – скажем, на блеск на каменных серпах. В нашем городе палеолитом, то есть каменным веком, начали всерьез заниматься благодаря Федору Кондратьевичу Вовку, ученику и соратнику Габриэля де Мортилье – одного из основоположников научной археологии. В начале ХХ века Вовк приехал из Франции и основал здесь свою школу. Среди учеников – Петр Петрович Ефименко, он в свою очередь был учителем Сергея Аристарховича Семенова, основателя нашей лаборатории. Выражаясь языком церковным, петербургская школа имеет прямую линию «рукоположения», идущую от самых истоков палеолитоведения. Именно Семенов собрал все доступные в то время способы изучения следов, создал единую методику – «археологическую трасологию», его монография «Первобытная техника» получила всемирную известность.

На самом деле плохо-то уже не раз бывало, но все как-то восстанавливалось. После 1937 года в институте многих больших ученых «не стало», некоторые после лагерей возвращались – и вступали в строй. Глеба Анатольевича Бонч-Осмоловского (в 1924 году нашел на территории Крыма останки неандертальца; в 1933-м был репрессирован. – Ред.) из ссылки пустили только «на 101-й км», так он тайно приезжал в Ленинград работать со своими коллекциями. Люди, у которых он ночевать останавливался, рисковали.

Сейчас мы выживаем за счет того, что в институте развиваются новостроечные экспедиции (по закону, перед любым строительством археологи должны изучить территорию на предмет наличия там древних памятников; для археологии это прямые деньги. – Ред.). Мы в них не участвуем, потому что пришлось бы бросить свою науку – получается, «паразитируем» на коллегах. Метод трасологии, безусловно, украшает страну. Но не кормит. Мы пытаемся вести свои школы – в общей сложности я лет 15 выезжаю с учениками со всей страны в различные экспедиции, в последнее время – в экспедиционный лагерь под Ростовом-на-Дону, там комплекс этноархеологический «Затерянный мир»: восстановлены дома палеолита, неолита и более поздних эпох. «Прицепляемся» к какой-нибудь экспедиции и работаем-учимся. Аспиранты, стажеры из Владивостока, Барнаула, Новосибирска, Магадана, Калининграда, Москвы сами оплачивают дорогу и половину проживания.

Вы знаете, рано или поздно все археологи должны будут уметь проводить трасологические исследования. Потому что с развитием цифровых технологий и оптической аппаратуры это становится проще делать.

– На аппаратуру деньги нужны.

– Вот это верно. Зарубежные коллеги могут нас обогнать прежде всего в технических возможностях. В трасологии очень важно качество фотографии, в том числе «микроскопической». Чтобы показательно. Теперь снимки уже в 3D делают. Но мы пока держимся на уровне. Умудряемся вытянуть информацию старыми методами.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 080 (5697) от 10.05.2016.