«Коммуна будущего»

«От дома-крепости к дому-коммуне» – так называлась статья, вышедшая в декабре 1929 года в «Бытовой газете». «На углу Троицкой ул. и Пролетарского пер. находятся развалины большого дома, – сообщалось в газете. – Зимой они покрываются снегом, летом обрастают травой. По ночам здесь ютятся беспризорники и обделывает свои дела местная шпана. Но сомнительную романтику прошлого сейчас заменяет романтика советского сегодня. Развалины расчищаются...».

«Слеза социализма» стала символом своего времени. ФОТО Александра ДРОЗДОВА

Дом-коммуну строили по проекту архитектора Андрея Оля. Он начинал трудиться еще до революции: первой его самостоятельной работой был созданный по заказу писателя Леонида Андреева проект деревянного загородного дома, построенного в 1908 году около финской деревни Ваммельсуу (не сохранился).

В 1920-м, после службы в Красной армии, Оль вернулся к архитектуре. «Только такие эпохи, как переживаемая нами, смело и даже самоуверенно выдвигают на сцену проблемы в области строительства такого, например, грандиозного масштаба, как урегулирование старых архитектурных ансамблей, создание новых планировок целых кварталов, сооружение зданий общественного значения...» – писал он в статье «Судьбы русской архитектуры». И в 1929 – 1931 годах построил дом-коммуну. «Бытовая газета» сообщала: «Это только переходная, необходимая ступень от буржуазного, ячейкового, строго индивидуалистического дома-крепости к коллективистическим коммунам будущего».

Дом, изначально планировавшийся как коммуна для инженерно-технической интеллигенции, во время постройки превратился в кооператив, который в результате был заселен инженерами, писателями, а также их домработницами и некоторым количеством сотрудников НКВД – вероятно, чтобы следить за потенциальным рассадником инакомыслия. В историю города дом вошел как писательская коммуна: жившие здесь литераторы, чьи имена гремели в Ленинграде 1930-х, оставили после себя воспоминания о доме и его жизни.

«Дом назывался в тогдашнем ленинградском просторечии «Слезой социализма», – отмечал один из его обитателей драматург Александр Штейн, – так его назвал Петр Сажин – тоже из племени бандерлогов (так Штейн называл литературную молодежь, заселившую здание, и писатель Петр Сажин был одним из них. – Е. К.), и так его называли в Ленинграде все; даже Сергей Миронович Киров заметил как-то, проезжая по нашей улице имени Рубинштейна, что «Слезу социализма» следует заключить в стеклянный колпак, дабы она, во-первых, не развалилась и дабы, во-вторых, при коммунизме видели, как не надо строить... И все-таки в наивности, в нелепости, в неудобствах нашей «Слезы социализма» было нечто молодое, исполненное прелести и обаяния и неповторимое. В этой нелепости было время, с его протестом против мещанского уклада, презрением к обжитому, желанием во что бы то ни стало поломать быт, лишь бы поломать...».

Конец 1920-х и начало 1930-х все еще были временем великих надежд, временем идеалистов, уверенных в завтрашнем дне. Оно закончилось слишком быстро и трагично. И многие из обитателей «Слезы социализма» не дожили до будущего, пусть и совсем не такого счастливого, как им представлялось.

Вольф Эрлих – друг Сергея Есенина, прекрасный и, к сожалению, полузабытый поэт, – был расстрелян в 1937 году по нелепому обвинению. Николай Костарев – революционер, автор крайне популярных в ту пору «Моих китайских дневников», – сгинул в лагерях в самом начале 1940-х. После неудачной операции в 1940-м умер блистательный переводчик и неординарный прозаик и поэт Михаил Фроман, первый муж поэтессы Иды Наппельбаум. В 1940-е расстреляли писателя-историка Петра Евстафьева. В феврале 1940-го, во время финской кампании, погиб писатель и балагур Михаил Чумандрин. В сентябре 1941-го на фронте погиб автор эстрадных миниатюр и всеобщий любимец Иоганн Зельцер.

Но в начале 1930-х они еще были живы, молоды, счастливы. Они дружили и спорили, пили дешевое вино, писали стихи и прозу и пытались жить в доме, который навсегда остался в их воспоминаниях и в стихотворении Ольги Берггольц:

Мы в новый дом въезжали. Провода
Еще висели до полу. Известка
Скрипела под ногами. Знак труда
Незавершенного –
везде являлся жестко
И радостно...

На здании висит мемориальная доска, посвященная Ольге Берггольц: знаменитая поэтесса жила здесь с момента постройки дома и до 1940-х годов.

Отсюда, из квартиры # 30, ее забрали в 1938 году, сюда же она, изломанная, вернулась в 1939-м. Но об этом на доске не написано. Как не написано и о других писателях и поэтах, живших здесь и составлявших литературную славу Ленинграда 1930-х и крепко-накрепко забытых в наши дни.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 033 (5650) от 26.02.2016.