Вершить справедливость: эксклюзивное интервью главного городского судьи Алексея Лакова
Наш сегодняшний собеседник сравнительно молод — ему едва за 50. Но в судебной системе он больше 30 лет. Пришел в нее сразу после школы и остался на всю жизнь. Одни скажут — сделал блестящую карьеру, другие — сделал свою судьбу. И то и другое, наверное, будет правдой. Как состояться в этой сложной, чрезвычайно ответственной профессии? И вообще — что это за люди, которым официально доверено вершить правосудие? На эти и многие другие вопросы «главный судья города» отвечает честно, без утайки.
ФОТО предоставлено объединенной пресс-службой судов Санкт-Петербурга
— Согласитесь, Алексей Вадимович, должность ваша весьма специфическая. Обычно руководитель своим подчиненным может указать — делай то‑то и так‑то. Но судьи — люди независимые, и указывать им никто не имеет права. Что же это за начальник такой, который не может в полной мере управлять своими сотрудниками?
— Полномочия председателя суда субъекта определены в законе № 1‑ФКЗ «О судах общей юрисдикции в РФ». Ни о каком вмешательстве в действия судей, разумеется, не может быть и речи. Но в мои обязанности входит организация их работы, создание комфортной обстановки на рабочих местах, повышение квалификации, руководство аппаратом суда и т. д. Мне принадлежит право подачи в Квалификационную коллегию судей Санкт-Петербурга представлений о присуждении квалификационных классов судьям, согласование должностей председателей районных судов и их заместителей. Как видите, дел много, даже в отсутствие традиционной схемы единоначалия.
— А как тогда вы будете требовать соблюдения трудовой дисциплины — привлекать к ответственности за прогулы, опоздания, появление на рабочем месте в нетрезвом виде и т. д., если такое, не дай бог, случится?
— Если такие сигналы в отношении судьи поступают, их рассматривает специальный орган судейского сообщества — Квалификационная коллегия судей. Но у нас есть еще и свои специфические требования — например, контроль за сроками рассмотрения и сдачи дел. И эти вопросы в моей компетенции. В полном объеме полномочия по привлечению к ответственности я имею в отношении сотрудников аппарата судов. Чтобы вы представляли себе масштаб этой работы — в городском суде по штату 130 судей, в районных — больше 400, в мировых — 211, на каждого по 3 – 4 сотрудника аппарата. Когда от граждан поступают жалобы на нарушения процедуры и порядка делопроизводства, я вправе принять конкретные меры дисциплинарного воздействия.
— А если кто‑то попробует обратиться к вам за помощью в конкретном деле?
— Личный прием я не веду — со сторонами судебного процесса не общаюсь. В противном случае это позволило бы кому‑то утверждать, что какая‑либо из сторон заручилась моей поддержкой. Для того чтобы в принципе исключить подобные разговоры, разработан следующий механизм. В наших процессуальных кодексах есть понятие «внепроцессуальное обращение». Соответствующий раздел имеется и на официальном сайте горсуда. В срок, не превышающий двух рабочих дней, мы обязаны любое обращение, полученное помимо судебной процедуры, там разместить. Такой же раздел есть на сайте Верховного суда России, и там вы найдете, к примеру, письма от сенаторов, депутатов Госдумы, чиновников разного ранга. Увы, эти люди порой считают, что их статус дает им право на подобные методы «решения вопросов». На эти обращения ответ не дается — они просто засвечивают чьи‑то попытки воздействовать на суд.
— Как это «ответ не дается» — ведь могут быть жалобы и справедливые!
— Прошу понять меня правильно: мы всегда видим, содержится ли в обращении реальная информация о нарушениях закона либо это безосновательные жалобы на суд в попытке повлиять на его решение, скажем так, внесудебным путем. В первом случае такая жалоба попадает мне на стол. Я как руководитель суда субъекта, а также органы судейского сообщества проводим необходимую проверку.
Если информация подтверждается, «нарушитель» отвечает «по всей строгости закона».
— От вопросов по существу рассматриваемых дел все‑таки не уйти. Судьи не боги, а такие же живые люди, как и все. Они могут ошибаться, иметь симпатии и антипатии, испытывать какие‑то эмоции. Все это так или иначе влияет на их решения.
— Для тех, кто не согласен с решением суда, существует механизм обжалования. Разумеется, ошибки не исключены, и система позволяет их исправить. Но, как показывает практика, этим правом пользуются немногие. Если говорить о Петербурге, то за 2023 год суды рассмотрели более 1 млн 300 тыс. дел. При этом обжаловано было не более 15 % решений. Другое дело — проигравшая сторона часто создает негативный фон вокруг не устроившего ее результата. Привлекает СМИ, передергивает факты, выливает негатив на судебную систему. Для того чтобы это предотвратить, мы первыми в России создали объединенную пресс-службу судов — она оперативно размещает объективную информацию о судебных решениях, исключающую превратные толкования. Наш опыт оказался удачным и сегодня применяется во многих российских регионах.
— «Негативный фон» — это вы мягко сказали. Проиграв в суде, некоторые «особо активные» граждане начинают откровенно оскорблять судей — обвинять их в коррумпированности, называть преступниками и т. д. Как судье защититься от этого потока грязи?
— Прежде всего — максимально спокойно реагировать. Мы должны быть готовы к подобным проявлениям, воспринимая их как неизбежные атрибуты нашей профессии. Если же нападки переходят «разумные пределы», могут быть применены даже нормы Уголовного кодекса РФ о неуважении к суду или воспрепятствовании правосудию. И это отнюдь не «мертвые» статьи, они активно применяются. А на тот случай, когда судье угрожает реальная опасность, закон предусматривает меры государственной защиты.
— А если судья реально нарушил закон, его ведь привлечь к ответственности очень трудно?
— Перед законом все равны, в том числе и судьи. Просто для них существует специальный порядок привлечения. Как известно, судьи обладают иммунитетом, который предохраняет их от ответственности, вытекающей из их судебных действий. Это абсолютно правильно — во Франции, например, у судьи такого объема иммунитета нет. Если судья в РФ совершает правонарушение, то с разрешения соответствующей Квалификационной коллегии судей в отношении него могут быть проведены все необходимые оперативно-разыскные мероприятия и следственные действия. Но чаще всего речь идет не об уголовных преступлениях, а о нарушении положений Кодекса судейской этики. Он регламентирует поведение судьи не только при отправлении правосудия, но и вне его.
— То есть буквально 24 часа в сутки помни, что ты судья?
— Именно так. Ничто не должно умалять судебную власть в глазах наших граждан. Никаких появлений в непотребном виде или с какими‑нибудь маргинальными лицами. Никаких контактов с участниками процесса, который ты ведешь. Никаких «вольностей» в соцсетях. Аккуратный внешний вид и скромность в бытовом поведении не только в рабочее время, но и в отпуске, в выходные. Эти ограничения сохраняются и тогда, когда судьи уходят в отставку. Более того, они в определенной мере распространяются и на членов их семей. В анкете при назначении на эту должность есть даже специальный вопрос: «Как относятся родственники к вашему желанию быть судьей?».
— И вот приходит домой новоиспеченный судья и говорит своей жене и детям: «С сегодняшнего дня, друзья мои, никаких шумных вечеринок, мини-юбок, пирсингов, татуировок, ирокезов и прочего. Зато я вас порадую очень приличной зарплатой!».
— Тут вынужден вас разочаровать — наши зарплаты отнюдь не так велики, как, может быть, кому‑то кажется. А у мировых судей они даже меньше, чем у некоторых сотрудников полиции. Но самая острая проблема — зарплаты сотрудников аппарата судов. По нынешним временам они просто мизерны. Из-за этого очень большая текучесть кадров. А ведь эти сотрудники подпадают под закон о госслужбе, который тоже подразумевает ряд достаточно жестких ограничений.
— А зачем тогда, простите, люди идут работать в суды? Бескорыстно служить справедливости?
— Мотивы у всех разные. К претенденту на должность судьи есть всегда вопрос: «Почему вы хотите быть судьей?». Одни указывают, что это дает возможность профессионального роста. Другие признаются, что об этой профессии мечтали с детства. Третьи говорят о своем обостренном чувстве справедливости. Лично я, вступая на этот путь, руководствовался простым и четким тезисом: если не я, то кто же? Нынешней молодежи это, может быть, не понять, но мои детство и юность пришлись на советские времена. В спортивном интернате я был секретарем комсомольской организации.
— Может быть, ваши родители были из этой системы и вы последовали их примеру?
— Нет, мои родители — из рабочих, всю жизнь трудились на заводе. Но меня воспитывали книги. Я запоем читал различную литературу, она сформировала соответствующую гражданскую позицию. К тому же меня привлекали гуманитарные науки. С точными было похуже, хотя школу я окончил на отлично.
— Сразу после школы трудно сделать однозначный выбор своего пути…
— Но мне это, к счастью, удалось. Я пришел на должность секретаря судебного заседания в Невский районный суд Ленинграда, его тогда возглавлял Юрий Иванович Сидоренко — легендарная личность для судебной системы России. И с первого же процесса понял: это мое! До сих пор помню: июль 1990 года, дело о бродяжничестве — тогда еще была такая статья в УК. Подсудимого достали из канализационного люка, где он ночевал. Для меня это был просто шок… Но от самого процесса, который вел судья Герман Юрьевич Шустиков, я получил удовольствие. Поступил на вечернее отделение юрфака ЛГУ. Успешно его окончил, совмещая с работой в суде. Немного поработал юрисконсультом, а в 1999‑м сдал экзамены и стал судьей. Специализировался на рассмотрении уголовных дел. Хорошо помню и свое первое дело. Даже фамилию подсудимого — Жерносек. Его обвиняли в разбое.
— А это не страшно — решать судьбу человека? У него, допустим, жена, дети, а вы его — раз, на много лет…
— Я, признаюсь, таких метаний не испытывал. Когда все в рамках закона, на душе спокойно: ты совершил акт справедливости. При этом прекрасно понимаешь: для человека плюс-минус год заключения — это огромная разница. Подсчитано, что после трехлетней «отсидки» вероятность рецидива подскакивает до 60 %. Сроки наказаний, предусмотренных статьями УК, прописаны в виде «вилки». В ее пределах судья может назначить срок больше или меньше. Принимая окончательное решение, он руководствуется не только нормами закона, но и всем своим жизненным опытом. Особенно это важно при рассмотрении гражданских дел, связанных с брачно-семейными отношениями, в том числе с судьбами детей. Здесь нужны чрезвычайная осторожность и деликатность. Поэтому молодой человек, даже окончивший университет на отлично, сразу судьей стать не может. Мне это удалось в 26 лет, но сейчас вряд ли такое возможно.
— Как выдержать такую нагрузку на нервную систему — ведь приходится постоянно погружаться в человеческое горе!
— Да, это непросто. Но у нас есть определенные правила «психологической безопасности». Например, ни в коем случае нельзя позволить в ходе процесса втянуть себя в «базарную» полемику, как бы тебя ни провоцировали. Тем не менее я знаю многих, которые, начав работать судьями, не выдерживали, ломались и через недолгое время увольнялись. И это после того, как они прошли сложную, многоступенчатую процедуру назначения на должность.
— Кстати, а как происходит прием судьи на работу?
— Судей не принимают на работу, их назначает президент России своим указом. Чтобы этот указ состоялся, необходимо, как я уже сказал, пройти долгий путь. Во-первых, претендент на должность судьи должен соответствовать формальным критериям: возраст не менее 25 лет, высшее юридическое образование, стаж работы по специальности 5 лет. Далее необходимо сдать экзамен. Каждый билет — это три теоретических вопроса, две задачи и пример реального дела, по которому нужно вынести обоснованное решение. В экзаменационной комиссии не только судьи, но и опытные вузовские преподаватели. Спрашивают строго, просят обосновать каждое слово. Это очень серьезный фильтр! Затем все документы претендента тщательно проверяются различными ведомствами. Я также знакомлюсь с личными делами и пишу свой отзыв, после чего кандидат предстает перед Квалификационной коллегией судей, где отвечает за каждую запятую в своих документах и документах своих родственников. Документы тех, кто прошел все фильтры, отправляются в Москву в кадровую комиссию при президенте России. Если указ президента состоялся, оформлением трудовых книжек судей районных судов занимается управление Судебного департамента, городского суда — наш отдел кадров. Мировые судьи назначаются Законодательным собранием Санкт-Петербурга и оформляются в соответствующем управлении правительства субъекта.
— Ну и как вы оцениваете уровень подготовки нынешних юристов? Ведь их сегодня учат едва ли не в каждом вузе!
— В судьи, как правило, идут люди с классическим университетским образованием. Другие просто такой экзамен не выдержат. Но я достаточно долгое время был представителем судейского корпуса в квалификационной комиссии Адвокатской палаты Санкт-Петербурга. И вот там сразу видно, кто оканчивал классический вуз, а кто — некий непрофильный.
— В последнее время много говорят о судебной реформе. Стоит ли, на ваш взгляд, вносить какие‑то изменения в существующую систему судопроизводства или она должна быть консервативной?
— Думаю, что нынешняя система эффективна и соответствует требованиям времени. Она вобрала в себя весь опыт российского и советского правосудия, а нововведения в виде выделения апелляционной и кассационной инстанций ее только улучшили. Концентрировать все инстанции в одном суде было не совсем верно.
— Приходится слышать довольно противоречивые суждения о судах присяжных. Одни предлагают расширить их сферу действия. Другие, наоборот, сетуют на то, что люди «с улицы» принимают некомпетентные решения, иногда оправдывают злодеев, которые потом совершают новые преступления…
— Убежден, что система судов присяжных себя оправдала и в реформах, возможно, не нуждается. Более того, она в определенной мере дисциплинирует следствие и прокуратуру, заставляет их тщательнее готовить дела, передаваемые в суд. Просто вердикты присяжных больше на слуху. Но, что бы то ни было, есть процедура обжалования, оправдательные приговоры могут быть отменены вышестоящими судами, дела пересматриваются в новом составе коллегий присяжных.
— А саму тенденцию на гуманизацию правосудия вы приветствуете?
— Да. Но здесь важно понять, где золотая середина. С одной стороны, общество часто требует ужесточения наказаний. С другой стороны, история показывает, что к снижению преступности это никогда не приводило. Гуманизация наказаний — общемировая практика, и она себя оправдывает. Разумеется, принцип неотвратимости наказания должен оставаться незыблемым, но, думаю, приоритет все же нужно отдавать альтернативным видам. Когда я начинал работать, к реальному лишению свободы приговаривались 52 % осужденных, сейчас в Петербурге в связи с введением альтернативных наказаний — около 23 %.
— Но преступность в такой пропорции явно не уменьшилась!
— Есть две разные статистики — правоохранительных органов и судебная. Первая фиксирует число зарегистрированных преступлений. Во вторую попадают только те, кто официально признан виновным. Но и это не полная правда. Если, скажем, из десяти вменяемых человеку статей УК РФ он будет оправдан по девяти, приговор попадет в статистику как обвинительный. А ведь таких дел очень много. И если мы, например, возьмем и из одного дела с 10 преступлениями сделаем 10 дел с одним эпизодом, то получится 9 оправдательных приговоров против одного обвинительного. Реальная цифра оправданий по Петербургу — более 18 %. Плюс масса дел, которые прекращены.
— Другой острый вопрос — непомерное затягивание судебных процессов. Нередко раздаются предложения разгрузить судей от рутинной работы с помощью искусственного интеллекта.
— Мне в свое время приходилось общаться с судьями европейских судов. Вот там сроки рассмотрения дел могут быть часто безумными по сравнению с Россией. Да, в качестве технического помощника искусственный интеллект применять нужно. Составление аналитических справок, подборка практики, оформление протоколов и т. д. Но судью робот не заменит никогда! Он не сможет оперировать такими понятиями, как справедливость. Не сможет рассматривать брачно-семейные дела, где нужен социальный и жизненный опыт человека. Иногда говорят о применении искусственного интеллекта при рассмотрении однотипных дел. Но эти идеи исходят из принципов прецедентного права. А мы живем в системе римского права — у нас ни одно из ранее рассмотренных дел не имеет прецедента. Хотя постановления пленума Верховного суда России о практике применения норм закона при рассмотрении определенных категорий дел направлены на формирование единообразной практики их рассмотрения и обязательны для исполнения судами.
— А насколько, на ваш взгляд, наша судебная система доступна для простого человека? По сложности процедуры, срокам рассмотрения дел, по материальным расходам…
— Я просто убежден, что наша судебная система — одна из самых доступных в мире. Нет никаких ограничений на обращение в суд, в том числе дистанционно. При этом по гражданским делам госпошлина ничтожно мала, а масса дел вообще от нее освобождена. В уголовном судопроизводстве у граждан есть возможность воспользоваться бесплатной адвокатской помощью.
— Наши граждане не всегда знают обо всем этом.
— Надеюсь, наша беседа им поможет.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 122 (7698) от 05.07.2024 под заголовком «Вершить справедливость».
Комментарии