Прощай, «комплекс голодранца»!

С 2014 года Россия живет в новых условиях. Все ниже падают цены на нефть. Западные страны ввели санкции, а наша – торговое эмбарго. Началась девальвация рубля. Но только в 2016-м мы ощутим всю сложность ситуации. Как именно – об этом заместителю главного редактора нашей газеты Александру ВЕРТЯЧИХ рассказал профессор кафедры корпоративных финансов и оценки бизнеса Санкт-Петербургского университета экономики, доктор экономических наук, заслуженный деятель науки Михаил РОМАНОВСКИЙ.

ФОТО Александра ДРОЗДОВА

– Михаил Владимирович, специально для нашей газеты вы каждые полгода «измеряете температуру» российской экономики. Что же сейчас на «градуснике»?

– Если использовать это сравнение, то где-то 38,8 градуса. Пора принимать жаропонижающие. Полгода назад я уже говорил, что денежно-кредитная политика нашего Центробанка не выдерживает никакой критики. Выпустив рубль в «свободное плавание», ЦБ РФ не учел все риски девальвации. Да, сэкономили часть валютных запасов страны – это хорошо. А какова цена данной новации для простого населения? Евро на всех парах несется к 100 рублям, доллар – к 90. При таком удешевлении рубля трудно говорить об устойчивом развитии экономики, инвестициях и пр. Рано или поздно Центробанку снова придется вернуться к валютным интервенциям, а Госдуме – предпринять налоговый маневр, чтобы выполнить социальные обязательства.

– А чем плох дешевый рубль? Снизится в валютном эквиваленте себестоимость наших товаров, все будут покупать наши «Лады» и двигатели, которые, по версии чиновников, мы уже «импортозаместили»...

– Себестоимость российских товаров больше зависит от импортных комплектующих и серийности производства, чем от расходов на оплату труда – зарплаты у нас и так невысокие, а с нынешним курсом средняя по стране зарплата может упасть ниже 500 долларов. Именно такую планку задали в начале 2000-х как некий «европейский минимум», ниже которого Россия опускаться не может. Так что дешевеющий в долларах труд экономику не вытянет, но в то же время сократит потребительский спрос.

Идем дальше. Говорите, будут покупать наши «Лады». А ничего, что 50% комплектующих у этих автомобилей – импортные? У петербургского «Хендэ» эта доля чуть выше. То есть больше половины затрат на автосборку подорожает вслед за долларом и евро.

Силовые установки. Да, делаем, даже для военных кораблей – исключительно чтобы уйти от «украинской зависимости». Именно Украина в советской системе распределения труда отвечала за выпуск силовых установок для кораблей. Потеря украинских поставщиков нанесла нашей промышленности удар посильнее западных санкций.

Сейчас, если говорить о продукции военно-морского назначения, российские силовые установки по качеству пока недотягивают до уровня позднего СССР. Так по крайней мере утверждают эксперты. Просто надо время, чтобы доработать двигатели и довести до серийного выпуска. А время – это деньги. Их будет все меньше, потому что бюджет зависим от цен на нефть, что бы там ни говорили про «долю сырьевого вклада 30% от доходов».

– Странно, ведь в структуре экспорта доля углеводородов близка к 70%...

– Сама по себе нефте- и газодобывающая отрасль может бюджету столько и давать, но мультипликативный вклад «нефтедолларов» в народное хозяйство выше. Сырьевые корпорации не только крупнейшие налогоплательщики, они покупают оборудование, строят, финансируют разные программы, включая социальные (например, ремонт тротуаров в центре Петербурга). Так что без солидных доходов от экспорта нефти и газа нам придется туго. А «черное золото» уже стремится упасть на мировом рынке до 25 – 26 долларов за баррель. Это потребует изменения сложившейся модели экономического развития России, которую навязывает либеральная часть наших экономистов.

– Нефть дешевеет не первый год, но никакого обвала экономики и дефолта, как в 1998-м, не наблюдается...

– Народное хозяйство – огромный дредноут, сдвинуть который с места мгновенно не получится. Изменение конъюнктуры мирового сырьевого рынка не сразу влияет на бюджет и валовый внутренний продукт. Да, цены на нефть падают с 2014 года, но мы живем за счет финансовой «подушки», накопленной ранее. Сказывается инерция макроэкономики. Но уже в 2016 – 2017 годах нам «сена» никто не подложит, и падение будет более жестким, чем в прошлые кризисы.

– И чем новая встряска будет отличаться от старых?

– Уже сейчас высветились ключевые факторы, которые будут определять контуры будущего.
Во-первых, выросло целое поколение россиян, которым есть что терять. Речь не об олигархах и бизнесменах. Миллионы молодых людей, начав с нижних ступеней карьерной лестницы, доросли до управленцев. Они стали зарабатывать достаточно, чтобы кормить семью, купить машину и вступить в ипотеку.

Потеря работы для них – такое же крушение иллюзий, как развал советских НИИ и НПО в начале 1990-х. Ведь не случайно мы до сих пор недобрым словом вспоминаем те события. Но тогда никто не брал никаких ипотек, все жили «от зарплаты до зарплаты». Сегодня же уровень закредитованности россиян приближен к американскому, а доходы будут – как у восточных европейцев. Государство всем вряд ли поможет, ведь сказано уже валютным ипотечникам: «сами виноваты»!

Во-вторых, в России до сих пор низкая производительность труда. Основные причины – плохой менеджмент и старое оборудование. Станков мы пока серийно не выпускаем, поэтому опять-таки зависим от долларовых цен на них. Если бы не этот фактор, промышленники могли бы перетянуть в Петербург часть заказов, которые раньше выполнялись в Китае, потому что затраты на производство там тоже растут. Как и зарплата работников. Но пока этим шансом воспользуются единицы.

В-третьих, всем нам придется изжить «комплекс голодранца». Понятно, что после пустых прилавков начала 1990-х россияне с воодушевлением бросились покупать ширпотреб. С развитием потребительского кредитования этот процесс приобрел гигантские масштабы. Вчерашние тинейджеры раскупали дорогие мобильные телефоны и планшетные компьютеры, стоящие больше их месячной зарплаты. Автомобили, мебель, дубленки – все шло на ура. В итоге по торговым площадям на душу населения Петербург обогнал всю Европу, кроме Лондона. Вот теперь мы поймем, что вместо покупки шмоток надо было откладывать лишние деньги на депозиты или переводить в валюту. А лучше – находить разумные способы их инвестирования в отечественную экономику.

В-четвертых, многим придется поменять работу – на менее выгодную и более «пыльную». Но в отличие от начала 1990-х возможностей осталось мало: теперь вместо сторожей – видеокамеры и сигнализация, вместо вахтеров – сотрудники ЧОПов. Даже на кассу в супермаркет устроиться непросто: сперва надо поступить на службу в кадровую фирму, которая будет сдавать вас в аренду этому магазину. По-прежнему будут нужны квалифицированные рабочие, но без обучения в эту сферу не уйти. То есть у любой массовой профессии, куда берут «тех, кому за...», есть свои нюансы.

Универсальных рецептов, как выжить в новые сложные времена, нет. Потому что мы столкнулись с новыми обстоятельствами, которых не было ни в советские времена, ни в 1990-е.

– У правительства тоже нет единого мнения, как развиваться государству в новых условиях...

– Да. На недавно прошедшем Гайдаровском форуме министр экономического развития РФ Алексей Улюкаев выступил за то, чтобы оставить федеральный бюджет на 2016 год таким, каким он был принят, а министр финансов Антон Силаунов – за его пересмотр. Центробанк не знает, как удержать инфляцию и какой должна быть ключевая ставка в этом году. По мнению экспертов, в 2016-м инфляция составит не менее 12 – 15%. Значит, кредитная ставка должна быть не ниже, и мы опять возвратимся к более высоким процентам.

В социальном плане правительство должно ответить на несколько вызовов: рост числа бедных россиян, «деклассификация» среднего класса, сокращение персонала на крупных предприятиях и возрастание социальных проблем.

– Вы упомянули налоговый маневр. Что это такое и почему он не выполнит задачи стимулирования экономики?

– Налоговый маневр – это перераспределение налоговой нагрузки между разными видами плательщиков. У нас налоговый маневр свелся к изменению ставок налога на добычу полезных ископаемых и экспортной пошлины на нефть. К 2017 г. налог вырастет с 493 до 919 руб. за тонну, а пошлина уменьшится с 59 до 30%. По сути, это коснется только сырьевиков.

Я же давно предлагаю ввести гибкую ставку налогообложения сверхвысоких доходов некоторых групп населения. Например, топ-менеджеров корпораций, олигархов и пр. Простые граждане от этого не пострадали бы, а бюджет – выиграл. Именно так делают в большинстве промышленно развитых стран.

– Как в новых условиях будет выглядеть экономика Петербурга?

– В целом лучше, чем экономика большинства других регионов. Но есть и чисто петербургские риски. Например, опасность банкротства строительных компаний и роста числа обманутых дольщиков. Так получилось, что в последние десятилетия тысячи россиян переезжали в Москву и Петербург, теперь вместо платежеспособного миграционного прироста мы рискуем получить пирамиду на рынке жилищного строительства.

Еще одна опасность – возможное снижение логистических потоков, привязанных к Петербургу. Торговля, транспорт и логистика подстегивали инвестиционную активность бизнеса в нашем регионе, но из-за дорогого доллара импорт сократится, а вырастет ли экспорт готовой продукции – большой вопрос. Наконец, снижение оборотов народного хозяйства заставит крупных игроков рынка, зарегистрированных в Москве, отвоевывать ниши в регионах. Значит, там усилится конкуренция, закроются мелкие фирмы, люди потеряют работу.

– Не исключено, что рано или поздно вырастет дефицит петербургского бюджета?

– Как профессор кафедры финансов, я хотел бы отметить следующее. Дешевеющая нефть может привести к росту дефицита федерального бюджета, что синхронно отразится на региональных. Так уж у нас устроены межбюджетные отношения. Однако стремление свести к нулю дефицит региональной казны, свойственное либеральным спикерам Гайдаровского форума, в сложные экономические времена неуместно. Чем больше будет расходов, тем выше уровень дефицита бюджета. А держать его на отметке 3 – 5%, как предлагают либералы, – значит остановить развитие народного хозяйства.

Но это не значит, что можно беззастенчиво наращивать расходы. Наоборот: уместны только инвестиционные траты, которые будут приносить прибыль, реальную отдачу в виде новых предприятий, элементов транспортной инфраструктуры, научно-технических разработок. А вот госрасходы, не связанные с инвестициями, нужно урезать. Например, высокие зарплаты и премии чиновников.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 022 (5639) от 09.02.2016.