Время воспитания чувств. В МДТ - Театре Европы представили спектакль «Кровь книги. Флобер»

В МДТ - Театре Европы состоялась вторая премьера цикла «...Да не судимы будете» - спектакль «Кровь книги. Флобер». Первым в цикле был спектакль «Вакханалия. Пастернак». Цикл посвящен размышлениям над судьбами великих произведений мирового искусства, у которых складывались непростые отношения с обществом.

Гюстав Флобер (Игорь Черневич) и его музы. ФОТО Виктора ВАСИЛЬЕВА

Авторам нового спектакля - Льву Додину, Валерию Галендееву и Игорю Евсееву можно посочувствовать. Их затея довольно скоро имеет шанс забуксовать. Не оттого, что исследуемые ими книги, люди, судьбы неинтересны. Напротив, каждое явление искусства, попавшее в круг внимания театра, заслуживает изучения и восхищения. Однако, если на время забыть, в каком веке и в какой стране дело происходит, каждый раз изумляешься: как все это похоже. Словно по одному лекалу, судили во Франции роман «Мадам Бовари» и в России поэта Иосифа Бродского (спектакль о котором задуман, но еще не поставлен), роман «Доктор Живаго» и даже фильм о Матильде Кшесинской.

Достаточно сменить костюмы и антураж, и истории будут свободно перемещаться по параллелям и меридианам времени и пространства.

Авторы спектакля, представленного на Камерной сцене МДТ, достаточно опытны, чтобы сделать каждый сюжет уникальным. Но горечи от схожести ситуаций, характеров и даже речей участников не избежать. Никто не учится ни на своих, ни на чужих ошибках. Что ж, наверное, прав немецкий драматург Петер Хакс, заметивший, что «искусство живет ошибками мира». Как видно, оттого искусство и вечно...

Статья по теме:

Мюзиклы и не только. Чем в новом сезоне удивят зрителей музыкальные театры Петербурга

Гюстав Флобер - Игорь Черневич предстает здесь не дерзким дебютантом, а мудрым классиком, не столько переживающим, сколько вспоминающим историю создания и осуждения его великой книги.

В спектакле цитируется Владимир Набоков: «Никакого практического значения литература не имеет в принципе - за исключением того совершенно особого случая, когда человек стремится стать преподавателем литературы». Возражать не будем. Это же в России «поэт больше, чем поэт». А вот во Франции второй половины позапрошлого века писатель Флобер был меньше, чем писатель. За «изучение и изображение темных сторон жизни» его объявили оскорбителем общественной морали. Прокурор (Олег Гаянов) снайперски углядел сердцевину романа: даже не две страницы текста, а всего шесть строк дают метафору жизненного пути Эммы Бовари - от попытки полета до самоубийства. Но не за пропаганду безнравственности, а за философию страстей роман позже назовут шедевром, а автора - гением.

В центре спектакля сцена сочинения «самого непристойного эротического эпизода романа» - поездки Леона и Эммы в карете с зашторенными окнами по сонному Руану. Ни колымаги, ни потрясенных обывателей мы не увидим, зато после напряженного монолога удовлетворенный писатель смахнет с люстры над столом ворох кружевного белья и по-братски разделит с исполнительницами женских ролей багет, дополнив трапезу ломтиком сыра и чашкой кофе. В бокалах заискрится вино цвета крови. Типично французский натюрморт - тут уж сомневаться не приходится: галльский колорит ни с чем не спутаешь. Ироническим штрихом послужит кокетливая шляпка Эммы, которую Флобер водрузит на свою седеющую голову вместо лаврового венка...

Три женщины, поочередно претендующие на роль музы писателя, вне времени и обстоятельств. Черные джинсы, белые рубахи, которые они так игриво расстегивают... Их ошибки из разряда вечных, недовольство собой и окружающим - экзистенциально. Прекрасная Эмма в трактовке Анжелики Неволиной - и жертва, и палач. Сама поддается страстям, сама себя судит. В спектакле от этого образа протягивается ниточка к Анне Карениной: песенка нищего, преследующего Эмму, так схожа с бормотанием карлика, в бреду привидевшегося героине Льва Толстого. Романтические иллюзии не смогли одолеть ту серо-зеленую плесень, которую нашел в обыденном существовании Гюстав Флобер.

Суд над книгой выигрывает писатель. Ему удалось отстоять «кровь книги», ее пафос, который сформулирован в названии следующего сочинения - «Воспитание чувств».

Малому драматическому тоже не раз приходилось сражаться за кровь своих спектаклей, будь то «Дом» или «Бесы», «Повелитель мух» или «Гаудеамус». И воспитание чувств для театра Льва Додина - дело столь же принципиальное.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 180 (6533) от 26.09.2019 под заголовком «Время воспитания чувств».