Опоздавшая родиться

Как ни странно, про Мордюкову писать трудно. Пожалуй, труднее, чем про кого бы то ни было. 49 ролей в кино – немало, но для такой карьеры и такой актрисы – не так чтобы и много.

ФОТО Николая МАЛЫШЕВА/ТАСС

Из них главных, центральных – шесть. Все остальное – «роли второго плана», а то и просто эпизоды. В абсолютном большинстве – блистательные. Нередко – гениальные. Ее реплики из этих ролей стали народными хитами, «мемами», как нынче говорят.

Но вот сидишь смотришь на эту фильмографию и диву даешься: как это – не писать специально под нее сценариев? Как это – не использовать этот сумасшедший темперамент, эту неслыханную органику, эту земную, телесную роскошь и красоту?

Потому, скорее всего, что в ней всего было слишком. Что с этим вулканом, с этой мощью и страстью не всякий режиссер справится. И ведь не справлялись – тому много есть экранных примеров, когда она «взламывала» собой фильм, как консервную банку, когда рядом с нею, с ее статью и тайной болью, становилось очевидно, как скромны иные исполнительницы центральных ролей, как картонны сюжеты и ситуации. Кому такого хочется? Правильно, никому.

Ясное дело, ей в партнеры годились Михаил Ульянов и Василий Шукшин, Иван Лапиков и Евгений Леонов, Георгий Вицин и Юрий Никулин, Ролан Быков и Олег Табаков. А другого масштаба актеры (хорошие, иногда даже очень хорошие) соседством с нею «стирались» с экрана, как ластиком. Их рядом с нею было просто не видно. И, скажите на милость, кому из коллег это понравится?

Она все на экране делала наотмашь.

Драма – так такая уж драма, что слезы вскипают, иной раз против воли (когда смотришь туповатую мелодраму с усредненными персонажами, которую и смотреть-то без нее не стоило бы, а там в центре – ни к селу ни к городу – древнегреческая трагедия!).

Комедия – так уж комедия! Ну вот пытаюсь представить себе кого-то в юбке, столь же ослепительно смешного, как ее управдомша из «Бриллиантовой руки», – да куда там! А купчиха Белотелова из «Женитьбы Бальзаминова»? Как перекрестилась богатырским махом, как сказала «Господи, теперь мне веселее стало!» – так зал под стулья и попадал!

Народный характер – так уж народнее и не бывает. На одну лишь минуточку появляются мордюковские «сударушки» в «Войне и мире» или в фильме «Гори, гори, моя звезда», а за этой минуточкой – на километр за кадр, в обе стороны – уж и вся их судьба нарисована, вся разудалая их натура и вся отчаянная жажда любви. Хоть какой, хоть и «беззаконной». Или у того же Бондарчука в «Они сражались за Родину» – солдатка, гренадер в юбке. И уж вроде все самое смачное у нее за кадром осталось – и то, как фингал Лопахину поставила, и то, как на полк еды наготовила... Пара реплик, да полуулыбка, да сведенные брови, да проход под обстрелом голодных мужских глаз. А ведь кабы не она – этот острый, яркий, смачный мужской голод и не понять бы...

А уж про ее стерв и оторв и говорить нечего. Это ж какой актрисе под силу так сыграть и стерву, и изменщицу, и разлучницу, чтобы у женской части зрительного зала не губы в ниточку сложились, а восторженное «ах»? Ведь когда Донька Трубникова в «Председателе» деверю своему, Егору Трубникову, сверхположительному семьянину, говорит: «А ведь ты на меня смотрел! И на грудь мою смотрел, и на ноги!», – только Мордюкова могла произнести это так, чтобы железобетонный Егор – Ульянов глаза отвел и потупился. Потому что как же нормальному-то мужику на эту вот грудь и на эти ноги не смотреть – будь она хоть сто раз женой брата?

Я в детстве артисток обожала. А ее не любила. Ну не бывает у артисток таких фамилий! То ли дело – Извицкая, Быстрицкая! Те такие красивые, изящные, даже когда мужичек играют, а эта – даже в барских нарядах – мужичка и мужичка!

И сама не заметила, как вдруг стала ею восхищаться. Только потом дошло: эта артистка не для тинейджеров. Она – для взрослых.

Вот как полюбила ее, как поняла ее героинь – всех до единой, – так, считай, и повзрослела. Когда почувствовала, какая мощная волна чувственности и эротизма исходит от нее в невиннейшей сцене из «Простой истории», когда разделенные столом в темной комнате мужчина и женщина даже руками не смеют соприкоснуться, а от их сдерживаемого мучительного желания у смотрящего в кинозале – «шерсть дыбом»!

Когда ее комиссар товарищ Вавилова криво-косо-неправильно младенца берет руками-граблями, больше привычными к пулемету, что-то такое вдруг на лице ее появляется, про что даже и слов не придумано, что делает эту Вавилову шедевром человеческого преображения...

Когда она в «Родне» смеется, плачет, орет, опять смеется – и все одновременно, и ты не успеваешь вслед за ней одновременно и расхохотаться, и захлебнуться слезами – это вот как называется? Трагикомедия? Ну пусть.

Я была живой свидетельницей чуда ее преображения. Какое-то недолгое время я с Нонной Мордюковой была довольно дружна. Это было время ее человеческой бесприютности. И вот однажды она, сидя в большой компании за столом, как-то даже не была центром внимания (что ей было решительно не свойственно, но вот, такой был момент в ее жизни). Сидела, как-то сжавшись, криво улыбаясь чужим шуткам. И вдруг молодой мужчина ни с того ни с сего довольно бестактно произнес: «Нонна Викторовна! Я вас обожаю с детства! Я всю жизнь о вас мечтал! Вы самая красивая на свете! Я за вас жизнь готов отдать!».

И что тут с нею стало! Она распрямилась. Скулы взлетели вверх. Шея стала длиннее сантиметров на пять. Глаза полыхнули (клянусь, полыхнули!) фиолетовым огнем. Из депрессирующей женщины в беде она мгновенно превратилась в огненную валькирию. Самую остроумную, самую заводную, самую соблазнительную, молодую и красивую за столом, где она была старше всех. Любовь была ее пищей, мотором, смыслом ее существования, сутью ее человеческой природы. Удачная и неудачная, взаимная и невзаимная – любая. Из любви она состояла вся – вместе со своей красотой и талантом, своим не очень добрым языком и не очень счастливой судьбой.

И если в работе, в роли, в жизни рядом с нею теплилась хоть крохотная, хоть никому, кроме нее, не заметная искорка чьей-то любви, в момент она сразу начинала полыхать этим своим фиолетовым огнем...

Для нее – для такой вот – весь мировой кинематограф не мог бы предложить достаточно ролей «в размер». Для мужчин ролей такого уровня всегда было больше, чем для женщин. Женщин такого масштаба и силищи современная ей драматургия почти не предусматривала.

Она гомерического размаха была личность. Ей бы в Древней Греции родиться. Ей бы Федру и Антигону, ей бы Медею и Электру, Андромаху и Гекубу!

А она опоздала. Лет этак на 2 тысячи с гаком.

На свою беду и на наше счастье!

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 221 (5592)) от 25.11.2015.