Мы существуем в двух мирах...
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Один из самых известных российских криминологов, наш собеседник – доктор юридических наук Яков Гилинский –отличается завидной творческой активностью. Читает лекции студентам двух вузов, выступает с докладами на международных конференциях, пишет статьи для научных журналов, рецензирует диссертации, каждый год выпускает по книге, а то и по две. И все это - в 84 года!
Одна из последних его книг - «Девиантность в обществе постмодерна». Девиантность, как известно, это поведение, отклоняющееся от нормы. Но при чем тут, простите, постмодерн? С этого и начался наш разговор.
- Для начала, Яков Ильич, договоримся о терминах. Если вы считаете, что мы живем в эпоху постмодерна, значит, до этого была эпоха модерна? Как они разграничиваются и чем друг от друга отличаются?
- Термин «постмодерн» общепринят в современной социологии. Иногда говорят еще об обществе постклассическом, или постиндустриальном. Принято считать, что этот период наступил примерно в 60-е - 70-е годы прошлого века. Он пришел на смену модерну, который начался в конце XIX века.
Постмодерн не только видоизменил черты предыдущей эпохи, но и породил новые. Разумеется, он затронул и «вечные» пороки: преступность, пьянство, наркотизм, проституцию и т. д., вынудив человечество реагировать и на эти вызовы.
- Вы хотите сказать, что право должно подстраиваться под прогресс?
- Это неизбежно. Главная особенность современной эпохи - технологическая революция.
Вот, к примеру, появились беспилотные автомобили. В широкий обиход они еще не вошли, но в Китае уже работает трамвай без вагоновожатого, в Дубае - такси, а в Японии автобус без водителя. По всему миру летают дроны - аппараты без пилотов. Они могут перевозить грузы или нести дорогую электронную начинку. И вот - авария с беспилотником, на земле или в небе. Значительный ущерб, пострадали люди... Кого и по какому закону привлекать к ответственности?
Сейчас в разные сферы жизни активно вторгаются роботы. Где-то они с успехом уже выполняют обязанности домработниц. Но случилось непредвиденное - такой домашний помощник стукнул ребенка или повредил какую-то дорогую вещь. Кто будет отвечать?
В Дубае формируется отряд полицейских из роботов. По какому «протоколу» они будут разрешать конфликты с гражданами и кому предъявлять претензии в случае некорректного поведения робота?
Наконец, совсем уж экзотичный пример. В 2017 году в Барселоне открылся публичный дом с силиконовыми «девушками». Кого в этой ситуации привлекать к ответственности за оказание нелегальных секс-услуг?
- Вспоминается фантастический роман Карела Чапека «Война с саламандрами». Там человечество было поставлено перед необходимостью на законодательном уровне выстраивать отношения с неким «параллельным миром», который оно, по сути, само же и создало...
- Человечество сейчас живет в состоянии нарастающего раздвоения, или, если хотите, шизофренизации. Мы существуем одновременно в двух мирах - реальном и виртуальном. Это же, разумеется, относится и к преступности.
В первом мире - убийства, грабежи, разбои и прочее. Во втором - киберпреступность, которая для самих преступников неизмеримо безопаснее и выгоднее. Как свидетельствует статистика, средняя раскрываемость обычных преступлений в Европе - 46 - 48%, а компьютерных - всего 5%. Что удивляться - человек, сидя в Австралии, вскрывает сейф в Америке. Во-первых, его поймать гораздо труднее, чем обычного преступника. Во-вторых, кто и по каким законам должен его изобличать, задерживать и судить?
- Вероятно, нужны какие-то наднациональные правовые конструкции...
- С этой проблемой мир столкнулся еще до появления киберпреступности. Торговля наркотиками, оружием, людьми, человеческими органами - эти преступления не знают границ. Организованная преступность опутывает бизнес, она действует как на национальном, так и на межнациональном уровне. Происходит ее смыкание и тесное переплетение с властными структурами, правоохранительными органами, судебной системой.
Вот наш «кущевский феномен». На банду преступного авторитета Сергея Цапка работали полиция, прокуратура, местные органы власти. И это продолжалось бы до сих пор, не случись то жестокое убийство двенадцати человек. Тогда председатель Конституционного суда Валерий Зорькин сказал, что, если дело так пойдет, мы из криминализованного государства превратимся в государство криминальное. Однако такая тенденция просматривается не только у нас, но и во всем мире.
- Мир смещается в сторону криминала? Веселенькая перспектива...
- Но и это еще не все. Глобализация сопровождается массовыми миграционными потоками. Посмотрите, что происходит в Германии и во Франции. То, что еще в середине прошлого века известный американский криминолог Торнстон Селин назвал «конфликтом культур». Столкнулись разные мировоззрения, разные взгляды на все аспекты жизни: законы, религию, устройство семьи, отношение к женщинам и детям. Неудивительно, что вследствие этого пошла волна так называемых преступлений ненависти.
Впервые о них заговорили в 1985 году, когда в Англии появилось серьезное научное исследование на эту тему. Сегодня, увы, преступления, совершаемые по религиозным, расовым либо этническим мотивам, а также на почве гомофобии, в мире происходят постоянно. Россия, к сожалению, не исключение.
- Выходит, правы были философы, утверждавшие, что прогресс общества не ведет к его нравственному совершенствованию?
- Главный тренд современного общества - идеология потребления. Все нравственные ориентиры сбиваются, на первое место выходит стремление к комфорту и удовольствиям. В США школьница в Интернете выставила на продажу... собственную бабушку. Когда я об этом рассказал своим студентам, у них был только один вопрос: по какой цене?
Что касается криминального мира, то общество потребления обуславливает две главные его особенности. Первая - так называемая гуманизация преступности. В общем объеме преступлений уменьшается доля посягательств на личность и, соответственно, растет процент корыстных проявлений, в особенности мошенничества. Вторая - колоссальное усиление роли теневой экономики, которую часто уже не отличить от легальной.
В этих условиях эффективность государственных институтов и инструментов социальной защиты резко падает. На первое место выходят интересы определенных финансовых групп и кланов. Итог - резко нарастающая поляризация общества, изменение его структуры. Оно начинает все более ощутимо делиться на людей, включенных в активную социальную, политическую, экономическую и культурную жизнь, и исключенных из нее. Пример современной России в этом плане очень показателен. Возьмите население сельской местности и малых городов. В большинстве своем люди там сегодня не живут современной жизнью, а просто выживают.
- Это касается не только нашей страны...
- Увы, это общемировая тенденция. Причем ряды «исключенных» пополняются и за счет эффекта «ускорения времени». Человек, по каким-то причинам (лишение свободы, болезнь, тяжелые материальные условия) на пару лет «выпавший из жизни», потом возвращается в абсолютно другой мир...
Правда, соотношение «включенных» и «исключенных» везде разное. Россия сегодня твердо держит первое место в мире по экономическому неравенству. По данным одного из крупнейших швейцарских банков, 1% населения нашей страны является хозяином 74,5% ее достояния. В США, к примеру, эта доля составляет 42%.
Между тем как российские, так и зарубежные криминологи едины во мнении: основная социальная база преступности, алкоголизации, наркотизации - это те самые «исключенные». Они же поставляют основной контингент самоубийц. Мне хорошо знакомы несколько исследований на эту тему, основанных на огромном эмпирическом материале. Их авторы независимо друг от друга пришли к одному заключению: основная масса самоубийц - люди без достойного образования, социального статуса, более-менее приличной работы.
Но есть и еще более потрясающий вывод. Российский криминолог Иван Скифский исследовал связь между уровнем социального неравенства и количеством убийств в нашей стране. Так вот, оказалось, что между ними практически прямая пропорциональная зависимость!
- Ликвидация социального неравенства - дежурный лозунг любого политика любой страны...
- И тем не менее оно только возрастает - причем даже в самых экономически развитых и, казалось бы, благополучных странах. Вот самый свежий пример - движение «желтых жилетов» во Франции. В нем, по имеющимся данным, участвуют не только «исключенные», но и представители среднего класса, которые боятся завтра оказаться «за чертой».
Но есть еще более тонкий процесс - фрагментаризация самих социальных слоев. Внутри них существуют гендерные, возрастные, национальные, конфессиональные и другие группы. И каждый фрагмент имеет свои представления о том, что можно, а что нельзя. Сравните, к примеру, ментальность старшего поколения и молодежи. Да это по многим позициям небо и земля! Хотя бы по отношению к наркотикам - от категорического неприятия как «абсолютного зла» до «культурного потребления», принятого, кстати, во многих странах. Но эти люди «с разных планет» живут на одной территории, часто под одной крышей, вынуждены как-то строить отношения. В итоге происходит размывание границ между дозволенным и недозволенным.
- И как, по-вашему, нужно к этому относиться? Пытаться до предела удерживать ситуацию в прежних рамках либо потихоньку «отпускать вожжи»?
- Чем более цивилизованно общество, тем меньше в нем должно быть запретов, особенно уголовно-правовых. Наш Уголовный кодекс, к вашему сведению, один из самых жестоких в мире. Возьмите, например, печально известную 282-ю статью - «возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». Вначале она выглядела вполне разумно - речь шла о тех самых «преступлениях ненависти» по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии. Потом вдруг в этом перечне появились некие «социальные группы». Под этот термин можно подвести кого угодно за любую критику...
- Обычный аргумент сторонников жестких мер: «Наше общество до гуманизации еще не доросло».
- А когда мы дорастем? Вот и давайте двигаться шаг за шагом... Для начала надо не бояться обсуждать «запретные» темы, учиться выслушивать иные точки зрения и уважать их. И ведь мы уже вступали на этот путь...
Я помню, как в начале 1990-х по Невскому шла демонстрация представителей ЛГБТ-сообщества, и никто их не трогал. Потом в одном из домов культуры была устроена конференция с участием юристов, медиков, психологов. Шел нормальный, цивилизованный диалог, и ни единого оскорбительного слова не прозвучало.
Куда все это делось?! Почему мы вдруг вернулись к средневековой нетерпимости? И так - едва ли не во всех вопросах, касающихся «наведения порядка». Спросите, к примеру, у людей их мнение по поводу смертной казни - большинство выскажется «за».
- Вы же сами говорите - общество криминализируется. «Отпускать вожжи» просто страшно...
- Вы думаете? Но вот парадокс: уровень преступности во всем мире снижается. У нас в России максимум был в 2006 году - 2700 преступлений на 100 тысяч населения. В 2017-м - уже 1420. Снижение почти в два раза!
- Может быть, это уловки статистики? Скажем, из-за повышения уровня латентности и ухода многих преступлений «в тень». К тому же многие деяния декриминализированы и сняты со статистического учета...
- Хорошо, возьмем данные по убийствам. Латентность минимальная - труп из статистики не исключить. Декриминализации эти деяния не подлежат. Максимум их был в 2001 году - 23,1 на 100 тысяч населения. В 2017-м - 6,6. В 2018-м число убийств уменьшилось еще на 13%. В целом - снижение более чем в три раза!
А в других странах - в 2 - 2,5 раза. Даже в Японии, где уровень преступности самый низкий в мире, этот показатель упал с 0,6 до 0,3. Исключение составляют только три страны Центральной Америки.
- Ну и чем же вы можете объяснить это снижение?
- Моя первая гипотеза - философская. Преступность как любое социальное явление развивается по своим собственным законам, не обращая внимания на полицию и уголовную юстицию. С послевоенных лет до конца 1990-х показатели преступности росли во всем мире. Потом пошло общее снижение. Точно такой же волнообразный процесс, как и в экономике. Правда, в отличие от экономического он еще плохо исследован. Видимо, есть какие-то закономерности, пока неподвластные нашему уму.
Вторая гипотеза - эмпирическая. Кто главный субъект уличной преступности? Конечно, подростки и молодежь. Где они сейчас? Почти поголовно - в Интернете. Там они массово «убивают» друг друга в «стрелялках», а кто поумнее - и зарабатывают деньги. Так они самоутверждаются, выпускают пар, причем находясь в полной безопасности. И желание идти на улицу, чтобы с риском для себя воровать или грабить, скажем так, несколько ослабевает.
Не верите? Но это позиция не только моя, но и многих криминологов мира, они ее постоянно высказывают на всех международных конференциях. Два университета США провели исследование: что происходит с преступностью, когда в продажу поступают новые компьютерные игры? Так вот, оказалось, что в эти дни она сокращается на 30%.
- Но, согласитесь, зомбировать молодежь при помощи компьютера - не самый лучший способ победить преступность.
- Конечно! Если мы хотим улучшить ситуацию с преступностью, а также с алкоголизацией и наркотизацией, нужно обеспечить молодым людям социальные лифты, помочь им выходить из статуса «исключенных». Разумеется, все это возможно лишь вследствие коренных изменений в структуре общества.
- Как вы думаете, возможно ли этого добиться в обозримом будущем?
- Честно скажу - не знаю. Эпоха постмодерна помимо всего прочего характеризуется большой неопределенностью. Мир меняется настолько стремительно, что любые прогнозы бессмысленны.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 042 (6395) от 07.03.2019.
Комментарии