Партийная жизнь в ед. хр.
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Под аббревиатурой ЦГАИПД скрывается некогда бывшая святая святых – Партийный архив Института истории партии Ленинградского обкома КПСС, филиал Института марксизма-ленинизма. Когда-то он считался практически недоступным для исследователей, хранителем тайн, к которым допущены избранные. Те времена давно уже канули в Лету, и сегодня в архив приезжают не только со всей страны, но и со всего мира. Причина такого интереса объяснений не требует. Как отмечает наш собеседник, директор Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга Владимир ТАРАДИН, стоящий во главе учреждения уже двенадцать лет, партию не зря называли «нашим рулевым»: в ее документах отражались все сферы жизни государства и общества, от полетов в космос до разборок на кухне…
– Владимир Владимирович, в свое время партийные структуры производили множество документов. Все ли находятся в архиве? И нужно ли вообще хранить все?
– Говорить о том, что эти материалы лишние, а эти нет, – я думаю, не очень правильно: история сама рассудит. Сегодня, возможно, что-то может казаться лишним, а впоследствии может получиться, что именно эти документы очень важны.
Особенность архива состояла в том, что партийные организации сдавали в него свои материалы по графику – раз в пять лет. В обязательном порядке! График строго выполняли, не дай бог кому-нибудь было его нарушить... Первоначально свои документы передавали даже первичные партийные организации. Потом, в 1950-х годах, было принято решение об «укрупнении» этого потока, и документы стали поступать от организаций более высокого уровня – предприятий и учреждений.
Что касается доступа: действительно, попасть в партархив было достаточно сложно, требовалось специальное разрешение, поэтому он считался закрытым для исследователей. После событий 1991 года, когда не стало ни обкома, ни Института истории партии, архив перешел в систему государственных учреждений и теперь работает по тем же правилам, что и все остальные.
– Метаморфоза была болезненной?
– Непростой, но ни одного партийного документа мы не утеряли.
Было принято решение, что все материалы, которые на тот момент находились в ликвидированных партийных организациях, должны быть перевезены в архив. Что и было осуществлено. Почти четверть века ушло у наших сотрудников на то, чтобы обработать эти кипы бумаг, и ныне эта работа завершена.
Поэтому, что касается партийных документов, лакун у нас практически нет.
Иное дело – комсомольские. ВЛКСМ не очень добросовестно отнесся к своему делопроизводству и в 1991 году свои документы нам не передал. Часть разошлась по рукам бывших функционеров, но большинство просто оказалось утрачено. Так что по комсомольским организациям у нас полные фонды только до 1985 года. Кроме того, при комсомоле действовало много молодежных организаций, которые напрямую ему подчинялись. Они тоже ничего не сдали в наш архив. В начале 1990-х годов все побросали и убежали в новую жизнь...
На различных встречах я неоднократно призывал бывших комсомольцев: у кого остались документы, пожалуйста, приносите, мы все примем.
– Откликнулись?
– Очень немногие. Принесли совершенные крохи. Увы, большой пласт был просто утрачен в начале 1990-х годов, и восстановить его уже никогда не удастся...
Нынче – другая проблема: нет обязательной сдачи документов. Современные партии и общественно-политические движения в соответствии с Гражданским кодексом предоставляют нам свои материалы только по желанию. Захотят – сдают, не захотят – у нас нет никаких рычагов, чтобы их обязать или принудить. Дело сугубо добровольное...
Мы просим, направляем письма, беседуем, призываем, объясняем: если хотите остаться в истории, хотите, чтобы вас в будущем изучали, – пожалуйста, мы к вашим услугам. Все-таки, когда есть документальные свидетельства, тогда фальсифицировать, переписывать прошлое очень трудно, практически невозможно.
– А когда их нет – можно без зазрения совести рассказывать какие угодно сказки и небылицы?
– Конечно. Такой аргумент мы тоже выдвигаем. Более того, идем навстречу и даже помогаем подготовить документы к сдаче в архив. Причем совершенно бесплатно.
В свое время я даже обращался по этому поводу к Сергею Миронову, он тогда был председателем Совета Федерации. Я предлагал ввести такое положение, чтобы все парламентские партии в обязательном порядке сдавали документы в архив. Ведь, находясь в парламенте, они выполняют государственные задачи и получают государственное финансирование... Но мой призыв отклика не нашел.
Более того, многие партии вообще «принципиально» отказываются с нами работать.
– Как они это мотивируют?
– А никак. К примеру, с питерским отделением «Яблока» мы успешно сотрудничали двадцать лет, получали от них документы на хранение. Когда два года назад отделение отмечало свой 25-летний юбилей, то попросило помочь с подготовкой выставки, поскольку в самом отделении документов 1990-х годов не осталось. А у нас все было бережно и тщательно сохранено... Но после того как в прошлом году в городском руководстве «Яблока» произошел какой-то разлад, мы получили оттуда письмо об отказе с нами работать.
Другой пример – научно-информационный центр «Мемориал»: сколько мы к ним ни обращались, они нас игнорируют. Отвечают, что у них есть собственный архив. Но организация общественная, сегодня у нее архив есть, а завтра?..
Подчеркиваю, нас совершенно не волнуют документы о спонсорах и финансировании – нам это неважно. Нас интересует, какую позицию организация, движение, партия занимает по ключевым вопросам, какой вклад вносит в современную российскую действительность. Если даже сама организация, которая сдает документы, чего-то опасается, она вправе прописать в договоре условия ограниченного доступа исследователей. Но таких случаев, честно говоря, я не припоминаю.
Тогда в чем причина отказа? Одни, возможно, просто не хотят показывать, чем они занимаются, другие ведут документооборот исключительно в электронном виде. А мы принимаем в традиционном – бумажном – формате. В электронном стараемся не брать, поскольку есть одно немаловажное обстоятельство. Техника развивается очень быстро, и неизвестно, можно ли будет прочитать в будущем те электронные форматы текстовых файлов, которые используются сегодня. А чтобы раз в несколько лет перезаписывать весь объем хранимого, у нашего архива просто нет ресурсов. Так что бумажный формат остается универсальным.
Вот и получается: за последние десять — пятнадцать лет в нашей стране много что произошло, а документов, посвященных этому периоду, к нам поступило явно недостаточно... Чувствую, что будущим историкам будет достаточно трудно восстановить полную картину политической жизни наших дней. И то, что в нашем списке источников комплектования представлены самые разные организации – в том числе городское отделение Коммунистической партии Российской Федерации, клуб избирателей Петербурга и Ленобласти «Гражданин», Движение демократического обновления, – общей картины не меняет.
Между тем мы готовы принимать документы практически любых организаций общественно-политического характера. Условие только одно, обозначенное в Гражданском кодексе: их регистрация в Минюсте. А так – нам все равно, какого они направления и какую политическую позицию занимают.
Кстати, мы принимаем и личные фонды политических и общественных деятелей городского масштаба. Среди тех, чьи материалы мы получили на хранение за последние годы, – эколог Галина Алексеева, политик Нина Андреева, депутат Ленсовета Андрей Анохин, правозащитник Юлий Рыбаков.
– Применительно к вашему архиву постоянно звучит термин «рассекреченные документы». Нередко можно услышать возмущенные голоса: партии уже давно нет, а ее материалы секретны. Почему нельзя раскрыть все разом?
– Делопроизводство, которое велось в коммунистической партии, отличалось тем, что не было отдельного отдела, в котором сосредотачивались бы все «секретные» документы. При этом гриф «секретно» ставили на многих текущих бумагах, причем речь зачастую вовсе не шла о какой-то государственной тайне. Даже простые аналитические записки могли получить такой статус.
Что же касается порядка рассекречивания этих материалов... Он определен ныне действующим федеральным законом о государственной тайне. В нем говорится, что если организация не имеет правопреемников, то ее документы с грифом «секретно», хранящиеся в архиве, могут быть раскрыты только через специальные межведомственные комиссии, действующие при губернаторе каждого региона. В них входят эксперты от Министерства обороны, ФСБ, прокуратуры, полиции. У КПСС нет правопреемника, и, по закону, раскрыть разом все ее «тайные» материалы просто нельзя.
Некоторые исследователи говорят: ну как же, раз тридцать лет прошло – открывайте! Действительно, есть такой порядок: спустя три десятка лет организация, которая засекречивала свои документы, вправе снять с них этот статус или, наоборот, продлить его. Но с материалами КПСС, повторю, – иной случай: партии давно уже нет. А наш архив сам не имеет права рассекречивать. Обычно мы представляем на межведомственную комиссию, которая собирается раз в квартал, порядка тысячи единиц хранения. В год получается около четырех тысяч. Кстати, это гораздо больше, чем открывает бывший Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма в Москве, ныне Российский государственный архив социально-политической истории.
Отказы комиссии крайне редки – 1 – 2%. Это к вопросу о том, есть ли материалы, которые навсегда останутся тайными.
Нередко мы идем за конкретными запросами исследователей. Ситуация достаточно обычная: в ходе своего поиска они зачастую сталкиваются с тем, что запрашиваемое ими дело не выдают. А суть вот в чем. Бывает, на самом архивном деле нет грифа «секретно», но он есть на некоторых документах, подшитых в него. В этом случае все дело полностью становится закрытым и выдать его исследователю мы не имеем права. Но тут же предлагаем ему написать заявление с просьбой рассекретить дело, и мы его сразу передаем на первое же рассмотрение межведомственной комиссии.
Не было ни одного случая, чтобы архив задерживал подачу на комиссию документов, которые нужны исследователям.
– Однако пока исследователям они недоступны, сотрудники архива могут с этими единицами хранения (ед. хр., как пишется обычно в заявках) ознакомиться, заглянуть, так сказать, в тайну?
– Да, такова специфика нашего учреждения. Сотрудники, которые работают с подобными материалами, имеют форму допуска к секретному делопроизводству со всеми вытекающими отсюда последствиями...
При этом вовсе не факт, что та информация, которая содержится под грифом «секретно», действительно представляет собой государственную тайну. Особенно явно это прослеживается в материалах, связанных с Великой Отечественной войной.
К примеру, к 75-летию Победы мы рассекретили основную массу документов по Ленинградскому штабу партизанского движения. Ему подчинялись отряды, действовавшие на оккупированных территориях нынешних Ленинградской, Новгородской и Псковской областей. Поверьте, ничего, что бы перевернуло наши привычные представления, там нет. То, что было укрыто под грифом во время войны, сегодня зачастую просто исторический факт, не более того. К примеру, координаты, куда самолеты с Большой земли скидывали грузы для партизанских отрядов. Сегодня в этом никакой тайны нет, а документ имеет гриф и остается засекреченным. И пока он не пройдет соответствующую процедуру, так и остается закрытым для исследователей. Вот такой парадокс.
Если говорить о материалах блокадного Ленинграда: секретным был любой документ, связанный с промышленностью, заводами, обороной, поскольку он мог представлять интерес для врага. Сегодня никакой тайны в этом тоже нет, но документ зачастую остается закрытым. Такая же история – с докладными записками о настроениях в городе: они, естественно, также были секретными.
– Вы упомянули Ленинградский штаб партизанского движения. На интернет-сайте архива сегодня можно получить доступ к личным учетным карточкам партизан...
– Да, такая работа ведется, сегодня мы дошли уже до фамилий, начинающихся на букву «Н». Картотека обширная, занимает 104 ящика, в каждом из которых – от 500 до 600 карточек. И теперь любой гражданин может найти данные о своих родственниках, которые, может быть, до сих пор числятся пропавшими без вести. К концу года мы этот проект завершим.
Вообще партизанский фонд оказался очень востребованным. Нас нередко благодарят за помощь в поиске информации о родственниках-партизанах, пропавших без вести во время Великой Отечественной войны. Да и вообще за то, что удается раскрывать какие-то белые пятна истории. К примеру, не так давно при нашей помощи по запросу из Ижевска удалось найти сведения об удмуртском комсомольском партизанском отряде, действовавшем во время войны на территории Северо-Запада.
– Возвращаясь к рассекречиванию. Сколько же лет может уйти на то, чтобы раскрыть все материалы архива, которые до сих пор недоступны исследователям?
– Увы, достаточно много. В нашем архиве три с половиной миллиона документов, и сколько из них точно имеют гриф «секретно», мы сами не знаем. Их выявляют в ходе плановой работы, этот процесс порой неожиданный и непредсказуемый.
К примеру, какие тайны могли быть в комсомоле? Мы вообще предполагали, что в фондах ВЛКСМ не может быть подобных документов. А оказалось – очень много...
Комментарии