Почувствовать себя водолазом
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Гость редакции — заведующий Кронштадтским морским музеем Владимир ШАТРОВ
Нынче в Кронштадте нет недостатка в музеях и всевозможных исторических пространствах. Устанешь перечислять: Музей истории Кронштадта, парк «Патриот», форты «Константин» и «Риф»…
В этот ряд после двухлетнего перерыва вернется и Морской музей, расположенный в самом центре города, на Андреевской улице.
Он был закрыт на ремонт, но совсем скоро откроется с обновленной и расширенной экспозицией, которая полностью сохранит свой прежний профиль, единственный в своем роде: рассказ об истории водолазного дела.
— Владимир Николаевич, а почему вы выбрали именно это направление?
— Мне кажется, что отечественные герои-водолазы почему‑то остаются в тени других выдающихся исторических личностей. А ведь на самом деле они тоже составляют национальную гордость России. Только мы о них действительно не так много знаем.
Достаточно вспомнить водолаза-разведчика Ивана Прохватилова, которого называют «дедушкой русского подводного спецназа». Во время Великой Отечественной войны он командовал ротой особого назначения Балтийского флота, она была прообразом современных спецслужб ВМФ… А Нина Соколова — первая в нашей стране женщина-водолаз! Она выступила автором идеи трубопровода, проложенного в 1942 году по дну Ладожского озера из осажденного Ленинграда на Большую землю, и была в числе участников его строительства…
Вообще профессия водолаза во все времена считалась одной из самых опасных и захватывающих. И не только потому, что водолазы погружаются на немыслимую для обычного человека глубину. Главное, что им приходится на этой глубине совершать: спасать людей, поднимать корабли, заниматься поиском ценных грузов, ремонтом судов, причальных стенок, мостов.
Если коротко, то появление первых водолазов в России относится к середине XIX века. Именно в это время в архивных документах можно встретить упоминания о людях, занимающихся подводными работами профессионально. В 1861 году император Александр II издал указ, согласно которому всем кораблям, выходящим в дальние плавания, вменялось иметь на своем борту водолазные костюмы.
А спустя чуть более двух десятков лет именно в Кронштадте была открыта первая в России — и единственная на тот момент в мире! — водолазная школа. Она имела право принимать на обучение «нижних чинов» и офицеров, причем не только из России, но и из зарубежных стран. Прослышав об открытии школы, в нее стали массово записываться иностранцы.
Со временем водолазные костюмы, рассчитанные на каждого члена команды, стали неотъемлемой частью снаряжения подводной лодки. Кстати, я ведь сам — подводник, на субмарине был старшиной команды торпедистов, моим местом службы был первый отсек, который называли «отсеком живучести». В экстренной ситуации я должен был выйти наружу субмарины через торпедный аппарат, поэтому с водолазным делом знаком.
Может быть, потому так легко и далось мне музейное вхождение в водолазную тему, что я буквально через месяц-полтора уже свободно мог вести экскурсии. Сегодня многие посетители совершенно искренно убеждены, что я водолаз. Поначалу я пытался переубеждать, а потом понял, что бесполезно: ладно, буду водолазом…
— То есть вы из подводника переквалифицировались в музейного сотрудника?
— Совершенно верно, только это был очень длинный путь. Родом я из поселка Усть-Ваенга Архангельской области, расположенного на берегу Северной Двины. Когда в 1976 году меня призвали на срочную военную службу, попал на Балтийский флот — в Кронштадт. Остался на сверхсрочную, окончил школу мичманов и прапорщиков, подал рапорт на подводный флот. Молодой был, романтики хотелось… Оказался в Полярном, откуда во время Великой Отечественной войны уходили в свои походы Магомет Гаджиев, Федор Видяев, Николай Лунин — подводники, овеянные славой. Мы жили в тех же самых казармах, выходили в море с тех же причалов.
Мне довелось совершить четыре боевые службы (это термин, обозначающий выполнение задач в мирное время в удаленных районах) на дизельной подводной лодке и три — на атомной. Если суммировать все мои подводные походы, то получается три с половиной года. А всего я был подводником двенадцать лет.
Выйдя в отставку, вернулся в Кронштадт. Но не могу я без дела, мне нужно, чтобы вокруг кипела жизнь. Взял в аренду подвал, за два месяца очистил его от мусора, сделал ремонт, открыл там тир. Ко мне мальчишки буквально со всего Кронштадта ходили, даже очереди на улице выстраивались.
Мне импонировало быть наставником, наверное, подспудно во мне живет склонность к педагогике. Дети ведь что ценят? Искренность, честность, отсутствие фальши. Может быть, именно в этих качествах секрет и настоящего патриотического воспитания…
Часть помещений тира я отвел под маленький музей, который назвал «Кронштадт. Война. Блокада». Тогда я увлекся и изучением своей родословной — прежде как‑то ниинтереса не было, ни времени. И выяснил, что мне есть чем гордиться: двенадцать моих близких родственников участвовали в Великой Отечественной войне. Четверо не вернулись, в том числе мой дед Андрей Шатров, он погиб в 1943‑м на Синявинских высотах. Не так давно я добился, чтобы его имя увековечили на центральной аллее расположенного там мемориала.
— Музей в тире был вашим первым опытом по созданию экспозиции?
— Да. Витрины были самодельные, экспонатами стали предметы амуниции и снаряжения: я как раз тогда участвовал в клубе реконструкторов. И жители Кронштадта стали приносить сюда домашние реликвии, оставшиеся от ушедших родственников-фронтовиков. Знали, что я сохраню, что ничего не пропадет.
Однажды я узнал, что в одной из кронштадтских казарм в плачевном состоянии находится Музей боевой славы 25‑й бригады подводного флота, выведенной в начале 1990‑х годов из Лиепаи. Решил посмотреть своими глазами. Ожидал увидеть запустение, но то, что предстало моим глазам, стало настоящим шоком. Стенды брошены, разбиты… Посреди зала — куча битого стекла вместе с портретами.
Склонившись, стал разбирать эту свалку, вытаскивать из мусора фотографии моряков-подводников. Матросы смотрели на меня с недоумением, а мне было настолько горько и стыдно, что подобное вопиющее беспамятство происходит в Кронштадте — городе морской славы…
А потом моим «самодельным» музеем заинтересовался Артем Мельников — руководитель морской инженерной компании «Фертоинг», занимающейся водолазным делом. И предложил мне сделать большую, настоящую экспозицию, только с одним условием: значительную ее часть посвятить водолазному делу. Тогда мы принципиально договорились: вход в музей будет бесплатным.
— А зачем ему понадобился музей? Судя по вашим словам, явно не для прибыли…
— Понимаете, Артем Мельников тоже влюблен в историю, его компания участвовала в подъеме с морского дна кораблей и самолетов, погибших во время Великой Отечественной войны. И он почувствовал во мне родственную душу. Его родители военные, сам он родился в Североморске, потом перебрался в Кронштадт. Можно сказать, что два энтузиаста истории флота и военно-морского дела нашли друг друга… Мне кажется, что ему, так же как и мне, интересно было сделать музей, доступный всем. Прежде всего — мальчишкам, которые смогут прийти и все потрогать руками…
Водолазную экспозицию мы делали вместе, а начали фактически с единственного предмета, который был у меня в коллекции, — ножа. Чтобы набрать артефакты, месяц объезжал организации, занимающиеся водолазным делом, просил их передать предметы, вышедшие из употребления.
— Вас случайно не обвиняли, что вы охотитесь за цветным металлом?
— Именно так и было. А когда я отвечал, что делаю в Кронштадте водолазный музей, на меня смотрели то ли с недоумением, то ли с сочувствием.
Однако с тех пор водолазные предметы стали ко мне поступать непрерывным потоком. Что‑то мне удавалось найти, но большинство предметов, условно говоря, сами «находили» меня. Помню, что я тогда мечтал приобрести для экспозиции специальные водолазные боты и нигде не мог их отыскать. Сейчас у меня их уже семь пар…
Все представленное в музее водолазное оборудование находится в рабочем состоянии. В коллекции несколько шлемов, в том числе самые используемые «трехболтовка» и «двенадцатиболтовка»: так их называют по количеству болтов, которыми они крепятся к манишке, чем достигается герметичность водолазного снаряжения. А еще среди экспонатов — оружие диверсантов, несколько костюмов боевых пловцов.
Неизменно вызывают интерес отечественные фотобоксы — приборы для подводной съемки. Самые ранние из них появились в 1960‑х годах. Интересно сравнить радиостанции: их «эволюция» наглядно показывает, насколько за полвека водолазное дело в нашей стране сделало шаг вперед. Поясню, как это работает: сам радиоприемник остается наверху, а в шлем водолаза встроено переговорное устройство. Прежние радиостанции — громоздкие, нынешние — компактные, портативные.
Самые редкие экспонаты в музее — буксировщики «Протей» и «Протон», которые использовали наши подводные диверсанты. Посетивший наш музей французский художник Андре Лобан, водолаз из команды Жак-Ива Кусто, был восхищен, увидев эти «подводные мотоциклы».
Но, пожалуй, самый уникальный экспонат в музее — это шлем Никиты Мышляевского. Его останки в полном водолазном снаряжении были найдены в 2013 году при обследовании подводного района у Шепелевского маяка в Финском заливе. Мышляевский значился погибшим 25 августа 1944 года при исполнении служебных обязанностей. Он участвовал в подъеме шумопеленгаторной станции, следившей за активностью вражеских подводных лодок. Она по каким‑то причинам вышла из строя, ее требовалось поднять для ремонта.
Водолазный врач высшей квалификации Владимир Тюрин, который в 1944 году служил в 30‑м отряде подводно-технических работ аварийно-спасательной службы Балтийского флота, в своем дневнике писал, ссылаясь на рассказ водолаза Трухина: «Все произошло внезапно. Водолаз Ника Мышляевский, который работал под водой, доложил, что остропил шумопеленгаторную станцию. Начали подъем… Вдруг почувствовал, что лечу вверх… Очнулся в воде, всплыл и ухватился за дверь, сорванную с борта водолазного бота, который медленно погружался в воду. Все, кто был на палубе, плавали, ухватившись за обломки, а Нику со дна мы поднять не успели…».
По архивным данным мы не так давно установили, что водолазов атаковала немецкая подводная лодка.
Найденное на дне залива снаряжение Мышляевского передали в наш музей. Шлем отреставрировали в мастерских Государственного Эрмитажа, содействие оказал сам Михаил Пиотровский, за что мы ему очень благодарны. Кстати, обратите внимание, в ходе реставрации в нем принципиально не стали менять разбитые стекла. Так и оставили — как память о том, что водолаз погиб на войне, при выполнении своего служебного долга.
Ведь наш музей не только про водолазное дело. Отдельный зал в нем мы посвятили защитникам нашей Родины в годы Великой Отечественной войны. Лично на меня очень сильно повлияли слова Юлиуса Фучика: «Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за себя и за вас». И вот такими свидетельствами для меня стали простые письма времен войны, которые я собираю уже много лет. Сейчас их в моем собрании более семисот.
Многие послания похожи друг на друга: бойцы, передавая приветы односельчанам, перечисляли чуть ли не целую улицу. Но много бывает и необычных писем, особенно тех, которые были переданы их адресатам с оказией, минуя почту и военную цензуру. Мне представляется, что именно в таких посланиях — подлинная, неприукрашенная правда о войне.
В коллекции есть открытки, которые писали друг другу два самых обычных жителя Кронштадта, звали их Валентина и Николай. Перед войной они вместе учились в 425‑й школе, дружили и не смели признаться друг другу в чувствах. И вот однажды с переднего края Николай написал: «Валентина, я тебе никогда не говорил, что я тебя люблю. Но завтра у нас трудный бой. Я тебе хочу сказать: я тебя люблю…».
— Известно ли, что было дальше?
— Сохранились следующие письма Николая, значит, он в том бою не погиб…
Могут ли заинтересовать такие простые открытки, казалось бы, совсем архаичные, современную молодежь? Представьте себе, могут. И, поверьте, неправы те, кто говорит, что дети и молодежь воспринимают все только через гаджеты. Нет, они ходят за мной по залам и час, и два, увлеченно слушают. Это ведь музей детской мечты, мечты о море, о глубинах и героях, в них обитающих…
Нажимать на кнопки, полистать картинки на экране — все это можно дома сделать на компьютере, для этого ходить в музей совершенно не обязательно. Музей — это все‑таки встреча с уникальным экспонатом, за которым стоит история.
Хотя правила поведения — строгие. Их три. Первое: во время экскурсии никто не фотографирует. Я сразу же объявляю, что после ее окончания дам специальное время, и каждый сделает столько снимков, сколько хочет. Почему так? Чтобы во время моего рассказа никто не отвлекался.
Однажды у меня даже случился конфликт с учительницей, которая привела свой класс на экскурсию. Во время моего рассказа она отводила ребят в сторону и фотографировала их на фоне экспозиции. Может быть, для отчета? Я сделал ей замечание, попросил не отвлекать ребят. Она рассердилась. Я спросил у нее: «Вы какой предмет в школе ведете?» — «Математику». — «Представьте себе ситуацию: если во время вашего урока я буду отвлекать учеников, фотографировать их — вам это понравится?». «Нет», — совершенно искренне ответила она…
С нетерпением жду, когда музей наконец‑то заново откроется, ведь уже просто не представляю себя без него. И это несмотря на то что на музей приходится тратить в буквальном смысле все свои жизненные силы. Я ведь тут и директор, и хранитель коллекции, и администратор, и экскурсовод… А моя жена Татьяна — смотритель экспозиции. Рабочий день — с девяти утра: надо пропылесосить, протереть пыль, намыть полы, чтобы в одиннадцать быть готовыми к приему посетителей…
— Чем будет отличаться обновленная экспозиция?
— Во-первых, она будет занимать в два раза больше места, чем прежде. Во-вторых, музей станет более современным, в нем появится виртуальная реальность. В каком‑то смысле мне пришлось отступить от своих принципов, ведь для меня ценность представляет в первую очередь то, что можно потрогать руками.
Но я понимаю, что время идет вперед, и музеи в прежнем виде становятся архаичными. Это то же самое, что пользоваться старым кнопочным мобильным телефоном, когда все вокруг уже перешли на смартфоны. Так что будут и у нас интерактивные пространства, и каждый посетитель, без преувеличения, сможет почувствовать себя водолазом.
Комментарии