Преподаватель не гуру, а лоцман
Проректор по учебной и воспитательной работе РГПУ им. А. И. Герцена Сергей СМИРНОВ. Фото Дмитрия Соколова
С сентября высшая школа переходит на новые стандарты образования. Оно, образование, будет построено по так называемому компетентностному принципу: госстандарт больше не будет диктовать вузам, какие предметы и по скольку часов преподавать, государство просто сформулирует, какие качества и уровень компетентности ждет от выпускника вуза. Решать, каким образом взращивать эти качества — уже проблема каждого конкретного высшего учебного заведения.
Особенно интересно, как на эти перемены смотрят в сфере педагогического образования: в 2010 году будет принят новый стандарт уже для школ, и прямая задача вузов педагогических — подготовить для «новой»» школы «нового специалиста» — притом что он выпускник «старой школы».
Проректор по учебной и воспитательной работе РГПУ им. А. И. Герцена Сергей СМИРНОВ
рассказал нашему обозревателю Анастасии ДОЛГОШЕВОЙ, почему необходима двенадцатилетка, почему нынешнее отсутствие учительских вакансий может перерасти в кадровый голод, почему российские дети до школы речистее иностранных сверстников, а потом сдают позиции и, наконец, можно ли вернуть советскую систему образования.
— Сергей Борисович, первокурсник-2010, обучающийся по новому стандарту, и студент, который доучивается по старому, сильно будут отличаться друг от друга?
— Думаю, очень сильно. До последнего времени вузы были жестко скованы стандартом. По большому счету мы были не вправе что-то изменять в программе.
Сейчас государство диктует нам лишь самый минимум. Оно сформулировало цели, дало вузам академическую свободу, а вместе с ней — сложнейшую задачу: так построить свои образовательные программы, чтобы достичь поставленных целей. Стандарты будут введены в действие 1 сентября 2009 года, и у вузов будет один год, чтобы создать под это свои программы, и с 1 сентября 2010 года работать уже по ним.
— Сомнительно, что все вузы справятся с этой свалившейся на них свободой.
— Государство это тоже понимает. Вероятно, объявят конкурс на типовые, но не обязательные программы, а каждый вуз будет решать — брать чужую наработку или создавать свою. Возможно, это станет и критерием оценки вуза: способен ли он разработать свою программу.
— В Университете им. Герцена прошло выездное заседание Российского общественного совета по развитию образования. Там прозвучало: «в первую очередь нужно принципиально менять педагогическое образование».
— Совершенно очевидно, что людей вообще надо менять. Не одних на других, а менять самого человека. Менять психологию потребителя (в советском смысле она выражалась в том, что «государство мне должно», в капиталистическом — «хочу всего и побольше») на психологию созидателя. А для этого надо менять школу и высшее образование. И тем более педагогическое — системообразующее для образования вообще.
Существовать и дальше по принципу «учитель вещает, ученик пересказывает учебник и то, что ему говорил учитель» — невозможно: сейчас совершенно новые источники информации, и преподаватель уже не гуру — он скорее лоцман, он должен помогать с точки зрения навигации. Изменения в системе педагогического образования необходимы, потому что нужны перемены в школьном образовании. Очевидно, что корень всех наших «образовательных» проблем — там. Из года в год на протяжении последних 20 лет падает уровень подготовки выпускников школ. Дошло до того, что ректор МГУ Виктор Садовничий жаловался нашему ректору Геннадию Бордовскому, что не может под свои требования набрать студентов на математический факультет. А набор идет по всей стране!
Но это «внутренняя экспертиза» качества образования. Есть и внешняя. С 1990-х Россия стала участницей разного рода систем педагогических измерений, в том числе наиболее известной и очень точной — PIS, которая исследует несколько десятков наиболее развитых систем образования стран. Так вот если поначалу мы были в первой части «турнирной таблицы», то сейчас — в третьем, а то уже и в четвертом десятке.
Но тут есть парадокс. По последним данным, наши дети показывают наилучший результат по развитию речи на входе в школу. То есть семилетние наши дети лидируют. Но в процессе обучения теряют эти позиции.
— А нам это надо — измерять свою, как считается, уникальную систему какими-то чужими инструментами?
— Российские критики этой системы измерения так и говорят: «плохие результаты оттого, что система спрашивает то, чему в России не учат». Так это и плохо! Плохо, что наша школа продолжает следовать тому, что умным педагогическим языком называется «знаниевая парадигма»: запихать как можно больше знаний в головы учеников.
— Раньше запихивали — и были в лидерах.
— Были в лидерах, потому что требовались знания. Мы учили человека в школе, в институте — на всю оставшуюся жизнь. А современные системы образования рассчитаны на то, чтобы научить человека эффективно учиться всю жизнь. Это и называется «компетентностный подход». Конечно, должны быть знания, определенный набор умений, но самое главное — человек должен использовать их в изменяющихся обстоятельствах.
— Как бы это выглядело в идеале?
— Лучше от противного: какие недостатки у выпускников российских вузов? Притом что они обладают хорошими знаниями в определенной профессиональной области, у них отсутствуют коммуникативные компетентности — умение работать в команде. А это ключевое для современного человека.
Второй недостаток — неумение учиться и работать самостоятельно.
Еще одна проблема, связанная с высшим образованием, не только педагогическим, — то, что мы в вузах продолжаем выполнять функции средней школы.
— Это как?
— Например, Германия (у которой, собственно, Россия в XIX веке позаимствовала систему образования) сейчас внедряет уровни «бакалавр — магистр». Инженера-бакалавра там готовят за три года. А у нас стонут, что за пять лет не успевают.
Так если посмотреть на учебные планы, то понятно, почему не успевают. Ни один западный университет не учит на неспециализированных факультетах иностранным языкам — студент приходит уже как минимум с одним иностранным. Не учат информатике — студент еще в школе овладел компьютерными технологиями. И так далее. А мы продолжаем учить этому в вузе — потому что школа недотягивает.
Поэтому остро стоит проблема 12-летней школы — чтобы «дотянуть». Это дало бы вузам качественно нового абитуриента — в вуз приходили бы в 18 лет, а если после года в армии — то в 19, гораздо более точно понимая, чего хотят.
Но в России просто проболтали все эти более-менее сытые годы — вместо того чтобы сделать переход на двенадцатилетку. С которым, кстати, связана еще одна проблема: переход на двенадцатилетку (а это удлинение обучения даже не на год, а на два, потому что реально у нас существует по-прежнему десятилетка) сразу потребует больше учителей. И где их взять?
Педагогический университет имени Герцена многие годы ругали за то, что наши выпускники не идут в школу, хотя ясно, почему не идут: зарплата невысока. Сейчас положение иное: по подавляющему большинству учительских специальностей вакансий в городе очень мало. Дефицит в первую очередь по дошкольным учреждениям и по учителям иностранного языка. С одной стороны, отсутствие вакансий — прекрасно. Но на самом деле это отложенный кадровый кризис. Сейчас учитель (как правило, учительница) получает сравнительно неплохие деньги и будет стоять у доски до тех пор, пока здоровье позволяет. Молодому учителю часто хода просто нет. Но человек стареет, и в какой-то момент произойдет обострение этого кадрового голода, а молодых в школе не будет.
— Пусть переход на двенадцатилетку мы проболтали, зато с переходом на ЕГЭ, как говорится, торопились — аж падали.
— К самой идее и к технологии ЕГЭ мы относимся положительно. Стране необходима единая национальная система оценки качества образования. Этим летом впервые за всю историю мы увидим некую правду: качество преподавания у этого учителя, в этой школе, в этом городе. Хотя не уверен, что правда окажется полной: боюсь, социально-политическая ситуация будет искушать вмешаться в результаты.
Но. ЕГЭ не может быть исключительной формой. Может сложиться абсурдная ситуация: мы зачислим по результатам ЕГЭ будущего учителя, а потом окажется, что у него проблемы с речью, с устным формулированием!
Говорят, что ЕГЭ — американская модель. Ничего подобного: в любой американский вуз отбирают по комплексу показателей, и чем выше по рейтингу вуз — тем сложнее система отбора и тесты в ней — только малая часть.
Кроме того, в первый год внедрения ЕГЭ в масштабах страны нельзя было вводить минимальный порог, не преодолев который ученик не получит аттестат. Система только вышла из режима эксперимента, хотя это был, конечно, не эксперимент (иначе сравнивались бы в действии несколько моделей), это было поэтапное внедрение. Что же, мы выкинем на рынок труда без аттестата такое количество народу? А без аттестата, видимо, окажутся многие...
В Казахстане, например, раньше нас перейдя на ЕГЭ, в первый год установили порог 10 баллов — грубо говоря, «единицу». Государство получило важную информацию о реальном состоянии дел, но от возможных ошибок при внедрении системы дети не пострадали... Сейчас в Казахстане порог — 50 баллов.
— Сергей Борисович, все-таки непонятно: образование у нас так себе потому, что мы отошли от советской системы, или потому, что не вполне ее изжили? Может, вернем?
— Как любил говорить предыдущий министр образования Филиппов: «Наша система образования — лучшая в мире. Но некачественная».
То, что сейчас происходит, — не реформа, а модернизация. Потому что мы не впереди, а догоняем: модернизация предполагает, что кто-то уже осовременился, а мы пытаемся не отстать.
Советская школа — и обычная и профессиональная — действительно в определенный исторический период, в определенных условиях была эффективна. Страна решала задачу индустриализации: нужно было подготовить людей, способных обращаться с техникой в достаточно узких областях. И задача создания индустриального общества была достаточно успешно решена.
Но потом мир стал переходить к следующей стадии развития, к постиндустриальному обществу, когда нужно быстро и гибко перестраиваться. Потребовался специалист, который может быстро изменить сферу своего приложения. Советская система не могла по определению приспособиться к этим новым обстоятельствам.
Вернуться к советской системе образования невозможно. Это было бы равносильно возврату в прошлый век.
Комментарии