У подлинности нет цены
Фото предоставлено пресс-службой ГМЗ «Петергоф»
«Петергоф» тих и безлюден в ожидании летнего сезона. Нет сомнений, что с приходом весны перед миллионами своих посетителей он предстанет прекрасным и ухоженным. О том, как специалисты музея-заповедника поддерживают красоту и здоровье дворцово-парковых ансамблей, нам рассказывает его главный архитектор Сергей ПАВЛОВ.
– Сергей Анатольевич, есть архитекторы, проектирующие здания и окружающую среду, и архитекторы, восстанавливающие памятники архитектуры – реставраторы. Это взаимозаменяемые специальности?
– По моему личному опыту, человеку, который занимался новым проектированием, тяжело прийти в реставрацию. А наоборот – довольно легко. Наверное, потому, что архитектор-реставратор должен владеть большим корпусом знаний, умений, навыков. Все это позволяет ему безболезненно прийти в профессию, связанную с новым проектированием.
У того, кто занимается новым проектированием, гораздо больше собственного «Я», которое архитектор-реставратор должен в себе давить. Там, где начинается творчество, кончается реставрация.
– Ваш древнеримский предшественник Витрувий считал, что архитектор должен многое уметь: рисовать, быть человеком грамотным, знать геометрию, историю, иметь представление о медицине... Это преувеличение?
– В принципе нет. Сравнение с медициной абсолютно корректно. Один из основных постулатов реставрации, как и в медицине, – не навреди.
– Как вы себя ощущаете в роли хранителя наследия великих предшественников, имена которых на слуху?
– Ощущаю себя хорошо. Чувствую трепет и пиетет перед подлинностью того, что до нас дошло. К сожалению, по известным причинам у нас в стране мало объектов и памятников, которые несут на себе большой отпечаток подлинности. Революция и войны не обходили ее стороной. Если что-то до нас доходит в первозданном или хотя бы измененном, но не в результате насильственных действий, виде, это дорогого стоит.
В Петергофе в этом смысле ситуация хуже – он был фактически уничтожен. Но и там мы находим то, что заставляет трепетать архитектора-реставратора. Ораниенбаум сохранился, но не благодаря обстоятельствам, а вопреки. И огромное счастье прикоснуться к его шедеврам зодчества.
– Вы предвосхитили мой следующий вопрос. У Петергофа тяжелая судьба в сравнении, допустим, с Версалем. Петергоф был разрушен в войну и после нее восстановлен вопреки сегодняшним принципам реставрации, не приветствующим новоделы. На ваш взгляд, что сегодня важнее: воссоздать утраченное или сохранить то, что до нас дошло?
– Международная Венецианская хартия появилась несколько позже, чем началось восстановление Петергофа. Принципы, которые были заложены в основу ленинградской школы реставрации, сформировались на восстановлении разрушенных памятников городских и в особенности пригородных дворцов и парков. Мы должны были сами себе доказать, что живы и в состоянии восстать из пепла.
Сейчас другое время: в приоритете сохранение подлинности. В Петергофе, как это ни странно, есть подлинные объекты петровского времени – деревянные вольеры Николо Микетти. Фантастика. Я каждый раз прихожу в изумление, когда их вижу. Это два моих самых любимых объекта в Петергофе.
Сохранить в подлинном виде то, что до нас дошло, – это в полной мере касается Ораниенбаума. Петергоф на сегодняшний день сам по себе достоин сохранения – как памятник ленинградской школы реставрации.
Что касается воссоздания, то сейчас вопрос так не стоит. В значительной степени мы не реставрируем памятники, а консервируем. Этот термин принят в профессиональном обороте. Мы не столько реставраторы, сколько консерваторы.
– Назовите, пожалуйста, отреставрированные объекты Петергофа последних лет.
– Прежде всего «Коттедж» в «Александрии». Затем там же готическая Капелла. Мы увидели ее такой, какой она была задумана Менеласом. Могу назвать фонтан «Нептун» в Верхнем саду. Сейчас в стадии завершения реставрация Екатерининского корпуса «Монплезира». Каждая из этих работ имеет свою безусловную ценность. Выделить что-то особенное трудно, любой объект интересен. Хотя я очень люблю дворец Петра III. В результате последних реставрационных работ там поменялась экспозиция. Мы нашли новые обоснования, новые решения, в результате музейные предметы вернулись на свои исторические места.
– Ушедший год не самый удачный из тех, что мы переживали. Но в Петергофе началась реставрация Верхнего сада. Расскажите подробнее, что там происходит?
– Я бы сказал, что сейчас там идет сложнейшая хирургическая операция. Причем это не пластическая хирургия, а, условно говоря, полостная операция.
Сад, как любой живой организм, стареет, деградирует. Деревья болеют, умирают. Плюс территория Верхнего сада перенасыщена сетями, это и центральная водоподводящая система, которая идет на Большой каскад и обеспечивает нашу замечательную фонтанную феерию. Это водоводы, трубы коллектора, дренаж, мелиорация... Там есть скульптура и, наконец, ограда, которая пришла в аварийное состояние.
Это огромные работы, растянутые во времени. Подрядчик имеет возможность выполнить их кропотливо, под нашим пристальным присмотром, в оговоренное госконтрактом время.
– Какие сроки имеются в виду и что мы увидим в финале?
– Сроки – конец 2023 года. По завершении мы не увидим ничего радикально нового.
История Верхнего сада довольно своеобразна. При Петре это был просто огород. Потом он стал постепенно приобретать черты регулярного парадного сада перед дворцом. К советскому предвоенному периоду сад был больше похож на лесопарк. Есть фотографии в архивах. Во время военных действий сад был практически утрачен, можно сказать, мы его потеряли. Потеряли физически, даже скульптурная композиция фонтана «Нептун» была вывезена немцами на свою историческую родину в Нюрнберг.
После послевоенных реставрационных работ прошло больше пятидесяти лет. В XXI веке сад начал деградировать. Многие деревья пережили свой срок. У нас есть чертеж конца XVIII века, где отражено состояние сада, когда он был в своем лучшем виде. К этому мы сейчас его возвращаем. Не радикально переделываем. Мы даем саду новую жизнь еще на несколько поколений.
Подобная история происходит со всеми парками, и с Версалем, и садами во Флоренции. Они умирают, какая-то среда остается, ее надо поддерживать.
– В минувшем году Петергоф отмечал 10-летие открытия Фермерского дворца. Работы в Ораниенбауме идут много лет. Что там сейчас происходит?
– Ораниенбаум – особая история. Там сохранившийся архитектурный ансамбль XVIII века – Китайский дворец, Катальная горка, дворец Петра III, Большой Меншиковский дворец.
Сейчас мы наконец видим окончание работ по парковой территории Ораниенбаума. Реставрация Китайского дворца ведется десять лет. Думаю, как минимум года три-четыре еще впереди.
– Реставраторы вошли в Большой китайский кабинет дворца. Это самый сложный интерьер?
– В Китайском дворце мы приступили к реставрации половины Екатерины. Это уже завершающая стадия работ. Работы беспрецедентные, потому что нет опыта реставрации отделки, которую применил Ринальди в этом кабинете и в таком масштабе. Наборные деревянные панно в технике маркетри, огромный плафон «Союз Европы и Азии» Якопа Гуарана. Уникальная ситуация по сохранности, материалам и по той фантастической работе, которую делают реставраторы.
– Катальная горка тоже сложный объект? За ее реставрацию принимались не раз.
– Надеюсь, сейчас сделано так, как нужно. Применены аутентичные материалы, которые использовал Ринальди, – известковые краски, штукатурка. В процессе работ мы нашли и воспроизвели подлинный цвет фасада. Сейчас можно увидеть Катальную горку такой, какой она была при Ринальди.
Следующий этап – работы в интерьерах. Они продлятся примерно до конца этого года. Живописный плафон уже готов. Остаются Фарфоровый и Белый кабинеты и уникальные по художественным достоинствам полы искусственного мрамора, технологию которых привез с собой в Россию Ринальди. Это станет финальным аккордом в этой реставрации.
– В Петергофе постоянно что-то реставрируется и каждый сезон запускается. Есть объекты, которые дожидаются, когда до них руки дойдут?
– Своей участи ждет Нижний парк с Большим каскадом. В перспективе это колоссальная работа.
Текущий реставрационный уход Нижнего парка нашими службами выполняется, все поддерживается в надлежащем состоянии. Тем не менее есть естественное старение материалов и всего прочего, что приводит к реставрационным работам. Нижний парк с его зелеными насаждениями, ландшафт Большого каскада требуют реставрационного вмешательства.
– Какова судьба Нижней дачи в «Александрии», взорванной в 1960-е годы? Были планы по ее воссозданию.
– С Нижней дачей история сложная. Хотелось бы ее воссоздать. Был выполнен интересный проект. Но на сегодняшний день есть проблемы с окончательным согласованием и финансированием проектных решений. Думаю, сейчас для этого не самое лучшее время. Надеюсь, мы к проекту вернемся.
Комментарии