Конституция «на вырост»

Сергей Маврин | 3аместитель председателя Конституционного суда РФ Сергей МАВРИН. ФОТО Евгения ПАВЛЕНКО

3аместитель председателя Конституционного суда РФ Сергей МАВРИН. ФОТО Евгения ПАВЛЕНКО

Это выглядело революцией. 6 декабря 2013 года в стенах Конституционного суда было оглашено постановление № 27-П. Оно впервые обосновало для России возможность не исполнять решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Большинство россиян это решение поддержали, а вот от «прогрессивной мировой общественности» страна тогда получила, что называется, по полной программе...
Судьей-докладчиком на том историческом заседании как раз и был наш сегодняшний собеседник. 
Доктор юридических наук, заслуженный юрист РФ.

- Давайте, Сергей Петрович, напомним читателям подробности того сенсационного дела.

- В 2006 году военнослужащий Константин Маркин захотел получить отпуск по уходу за ребенком, ссылаясь на то, что гражданские мужчины у нас такое право имеют. Но командир части ему отказал, в суде он тоже проиграл. Маркин обратился в КС, заявив, что тем самым были нарушены его конституционные права. Мы с ним не согласились, так как сочли, что внезапное оставление места службы военнослужащим-мужчиной - не в интересах обороноспособности страны.

Маркин прибег к помощи ЕСПЧ, и тот встал на его сторону. Аргумент, казалось бы, очевидный: женщина и мужчина имеют равные права. Но армия у нас по преимуществу состоит из молодых крепких мужчин. Представьте, что будет, если мы разрешим им в случае появления детей на три года оставить службу?! По сути, это уже будет не армия. Да, можно было бы формально обеспечить равенство полов, отменив отпуска и для женщин-военнослужащих. Но мы решили, что это как раз будет несправедливо, и предпочли сохранить статус-кво.

- Как же тогда быть с тем, что Россия подписала Конвенцию о защите прав человека, предписывающую исполнять решения ЕСПЧ? Более того, в нашей Конституции есть пункт 4 статьи 15, говорящий о приоритете международных договоров над российскими законами. Так что разногласий вроде быть не должно.

- В 1993-м, когда была принята Конституция, и в 1998-м, когда ратифицировали конвенцию, никаких «подводных камней» наши законодатели явно не видели. Иначе бы, наверное, сделали какие-то оговорки, избавившие нас от необходимости вступать в конфликт с ЕСПЧ. Жизнь оказалась куда сложнее, чем представлялось в те романтические времена.

Разумеется, ни в конвенции, ни в Конституции конкретно об отпусках для военнослужащих ничего нет. Речь именно о толковании этих документов - вот здесь мы с ЕСПЧ и разошлись. И когда встал вопрос, чье решение имеет приоритет, мы сделали вывод: да, конвенция выше законов, но не выше Конституции.

- И тем самым открыли ящик Пандоры...

- Тогда многие тоже так подумали. Последовал запрос из Госдумы: может, теперь вообще ЕСПЧ нам не указ? И правильно ли, что Россия ратифицировала конвенцию? Мы депутатов успокоили: конвенция для нас остается в силе. Просто кое-что надо уточнить.

Решение ЕСПЧ по конкретному делу в ряде случаев состоит из двух частей. В первой автора обращения признают жертвой беззакония и требуют выплатить ему компенсацию. Это условие Россия практически всегда выполняет. Во второй же части нередко содержатся рассуждения о дефектах нашей правовой системы и предложения ее изменить. А это уже затрагивает национальный суверенитет, которым мы ни с кем делиться не собираемся.

И будто в подтверждение нашей позиции вскоре возникло дело Анчугова и Гладкова. Два убийцы, отбывавшие срок заключения, пожаловались на то, что они незаконно лишены избирательного права. ЕСПЧ их поддержал. И хотя мы пришли к выводу, что от нас требуют прямого пересмотра норм Конституции, тем не менее попытались найти разумный компромисс.

Следствием нашего решения можно считать президентский указ, которым с 1 января 2019 года значительно увеличилось число тех, кому реальный срок заключения был заменен принудительными работами.

А эти граждане, как и приговоренные к исправительным работам, подвергнутые аресту и пребывающие в колониях-поселениях, избирательных прав не лишены. Следовательно, запрет не абсолютный. И в сентябре этого года комитет министров Совета Европы признал, что Россия решение ЕСПЧ исполнила.

Кстати, мы не первые, кто осмелился вступить в спор с Европейским судом. До нас это сделали Италия и Великобритания. Даже законопослушные немцы поставили свою конституцию выше решений ЕСПЧ. И никакого шума не было. А на нас тогда, что называется, спустили всех собак.

- Но самый большой шум, помнится, возник из-за дела «ЮКОСа»...

- Да, это последнее из трех «конфликтных» дел. ЕСПЧ присудил взыскать с России 1,9 миллиарда евро в пользу акционеров этой компании, «пострадавшей» от нашего правосудия. И мы позволили себе с этим не согласиться.

Как известно, компания «ЮКОС» была привлечена к судебной ответственности как злостный неплательщик налогов. Она нанесла бюджету страны ущерб значительно больший, чем та сумма, которую «насчитали» себе ее акционеры. В этих условиях выплата им некоей «компенсации» явно противоречила бы государственным интересам и была бы попросту несправедливой. Вместе с тем мы посчитали возможным оплатить их судебные издержки.

Конечно, реакция ЕСПЧ была нервная. Еще после нашего первого «конфликтного» решения сюда приезжали его представители, мы долго с ними беседовали. При этом ссылались и на то, что уважение суверенитета страны продекларировано множеством международных соглашений. Великобритания, кстати, получив решение ЕСПЧ, которое ее не устроило, просто проигнорировала его без всяких объяснений. Мы же повели себя честно - все обосновали, создали юридический механизм.

Однако полного консенсуса между нами, конечно, нет. Европейский союз считает возможным навязывание всем некоей универсальной модели. Права человека в его интерпретации превратились в некие формальные догмы и стали чем-то вроде современной религии. Но абстрактная идея не должна душить живую жизнь!

- Тем не менее мы с этим сталкиваемся постоянно. Простой пример. В многоквартирном доме меняют стояки водяного отопления, но один жилец отказывается пускать мастеров в свою квартиру. И с ним ничего нельзя сделать! Ситуация в советское время просто немыслимая. Не кажется ли вам, что мы иногда заигрываемся в права личности?

- Знаете, вы со своим примером невольно попали в точку. Именно с такой ситуацией столкнулась моя семья. Из-за такого человека, который при замене стояка не пустил мастеров в свою квартиру, у нас время от времени пропадала вода. Никаких правовых механизмов воздействия на упрямца не нашлось. К счастью, его удалось уговорить.

Что же касается, как вы говорите, «заигрывания» с правами человека в более широком смысле, то надо констатировать общеизвестный факт: ход исторических перемен в нашей стране порой напоминает движение маятника. В советское время на первом месте стояли интересы государства. Права личности были сильно подавлены. Конституция России провозгласила либеральную модель устройства общества. В статье 2 говорится: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью». И в принципе выбор такого приоритета разумен - он призван защитить человека от злоупотреблений власти.

Но одно дело, когда подобная система взглядов складывается веками, другое - когда она достигается «одним прыжком». Вот тут-то неизбежны разнообразные перекосы. Вынужден с вами согласиться - громко похоронив авторитарную модель и встав на либеральные «рельсы», некоторые наши граждане нередко впадают в другую крайность. Под флагом «защиты прав человека» - а в основном своих собственных - они противопоставляют себя обществу.

Нет, речь не о том, чтобы быть исключительно «опорой» власти, в чем либеральная общественность часто упрекает Конституционный суд. Мы исходим из идеи поиска баланса интересов. Кстати, сама Конституция требует того же - она говорит о возможности ограничения прав человека, когда они начинают нарушать интересы других людей или общества в целом.

- То есть, если бы ваш упрямый сосед устроил, скажем, потоп или пожар или, еще того хуже, стал изготавливать в квартире взрывчатку, дверь ему вынесли бы без всяких колебаний...

- Безусловно. Но когда ситуация не столь очевидна, как раз и возникает возможность неоднозначных толкований. Такое нередко имеет место в судах общей юрисдикции различного уровня. 99% поступающих к нам дел как раз связаны с жалобами граждан, которых не устроили судебные решения.

Разумеется, пересматривать таковые мы не имеем права, это прерогатива вышестоящих судов. Наша задача - проанализировать ситуацию в общественно-социальном контексте. Мы также должны дать конституционно-правовую оценку применяемым при этом нормам права. В какой степени защита прав одного человека ограничит права других людей или затронет интересы государства? Здесь очень тонкая грань, и к определенному выводу мы нередко приходим после серьезной аналитической работы и бурных дискуссий.

Вот пример из близкой мне сферы трудового права. По отношению к работодателю работник - экономически слабая сторона. Ему нужна дополнительная защита. Но, слишком сильно расширяя его права, мы можем получить хаос, развал экономики... Если же чрезмерно идти навстречу работодателю, права работника будут ущемлены и мы получим социальный взрыв. Во Франции, если помните, именно так началось восстание желтых жилетов. Перекосы опасны как в ту, так и в другую сторону.

А жизнь постоянно «пульсирует». Раз и навсегда найти некую золотую середину прав и интересов в отношениях работника и работодателя нельзя - именно поэтому «весы» надо настраивать непрерывно. Нужно уходить от жесткой модели регулирования трудовых отношений, делать упор на договорные формы. В противном случае эти отношения уйдут в тень.

Постсоветская Россия начала с правового нигилизма, когда слова «демократия» и «рынок» означали отсутствие чуть ли не всех законов. Потом был период правового романтизма, когда казалось: вот мы напишем хороший закон и жизнь сразу поменяется к лучшему. Теперь начинается отрезвление - понимание того, что закон должен не корежить живую жизнь, а чутко следовать ее тенденциям, аккуратно вводя их в нормативные рамки.

Нередки случаи, когда законы «не успевают» отследить конкретные жизненные ситуации. Возникают правовые «лакуны», которые приводят к появлению противоречивой судебной практики. Так получилось, к примеру, с делами, связанными с минимальной заработной платой.

Совершенно очевидно, что таковая не должна быть меньше минимального прожиточного минимума. Но только в прошлом году МРОТ наконец подтянулся к этой величине. Однако власти северных регионов стали хитрить - исчислять МРОТ без положенных в тех краях надбавок. Возник ряд судебных дел, в ходе которых этот вопрос трактовался по-разному. Пришлось вмешаться Конституционному суду. Наше решение было однозначным: надбавки - составляющая часть регионального МРОТа.

- Вам как известному специалисту по трудовому праву, автору многих научных работ наверняка видны слабые места в современном законодательстве...

- Сегодня состояние правового регулирования трудовых отношений в нашей стране не вызывает большого беспокойства. Судебные споры работники у работодателей, как правило, выигрывают. Сказать, чтобы бизнес был задушен и это вызывало серьезные протесты, тоже нельзя. Неплохо в этом плане выглядит Россия и на мировом уровне - мы подписали более 70 конвенций Международной организации труда.

Но нашему трудовому законодательству недостает гибкости. Оно должно быть диверсифицировано как по содержанию труда, так и по его субъектам. То есть следует более детально подходить к вопросам зарплат, льгот, надбавок, отпусков и т. д. для представителей разных профессий. На Западе сейчас этим вплотную занимаются, и если мы не начнем подобные преобразования, можем потерять конкурентные преимущества.

Одна из тенденций последнего времени - расширение использования заемного труда. Мелкий работодатель не всегда может предоставить своим работникам все положенные социальные и трудовые гарантии. Зато это может сделать владелец специализированной фирмы, сдающий труд своих работников в аренду. Так, например, сегодня трудоустроены многие мигранты. Наше же трудовое законодательство пока данную сферу еще полностью не охватило. Точно так же, как и взаимоотношения водителя такси с фирмой-агрегатором, которая его «нанимает», но официально его работодателем не является.

- Что же мешает принять соответствующие законы, в том числе используя зарубежный опыт?

- Не секрет, что законодатель в своей деятельности вынужден помимо юридических учитывать множество других факторов: экономических, политических, социальных и прочих. Я не знаю всей этой «кухни», и поэтому роль судьи над законотворческим процессом принимать бы на себя не стал.

- Неужели у КС нет возможности взаимодействовать с законодателем?

- У нас есть право законодательной инициативы, но мы ни разу им не воспользовались. В этом нет необходимости - каждое наше решение подлежит обязательному исполнению абсолютно всеми субъектами как правоприменения, так и правотворчества. Поэтому оно имеет в нашей правовой системе высшую юридическую силу, в том числе и по отношению к закону. Рассматривая же конкретные дела, мы либо признаем какую-то норму неконституционной, и тогда она тут же перестает действовать, либо даем ей свое истолкование, которое становится новой «клеточкой» в праве.

- И все ваши решения действительно исполняются?

- Почти все. Неисполненными остаются лишь 5 процентов. В основном они связаны с теми случаями, когда наше решение не может быть исполнено просто само по себе, потому что требует серьезных изменений законодательства. В большей мере сегодня это касается, к примеру, административного права.

Иногда, констатируя отсутствие той или иной правовой нормы, мы фактически создаем временную - до принятия соответствующего закона. Но как в итоге ее сформулирует законодатель, мы предугадать не можем. Ведь в рамках одного и того же конституционного подхода нередко могут быть приняты разные решения.

Широкий спектр проблем связан, к примеру, с различными льготами - для чернобыльцев, сельских врачей и учителей и т. д. В Конституции о них ничего не сказано, и потому законодатель имеет в этой сфере достаточно большую свободу - он может эти льготы ввести, а может, при определенных условиях, и отменить. Все зависит от сиюминутных потребностей общества и возможностей государства. Поэтому мы высказываемся осторожно: конкретное решение - прерогатива государства, но общие положения Конституции должны быть соблюдены. Можно, например, предоставить льготы военным, но нельзя капитанам их дать, а майорам - нет.

- Предусмотрена ли какая-либо ответственность за неисполнение решений Конституционного суда?

- Отвечать должен кто-то персонально. Если речь идет о законодательном органе, кто это будет? Спикер парламента? Депутаты? Для них ответственность может быть только политическая - их, допустим, не выберут на следующий срок.

Однако бывают случаи, когда наши выводы игнорируются судами. Рассмотрев конкретное дело, мы признали некое судебное решение неконституционным, а суд отказался его пересматривать. И здесь никакого механизма привлечения кого-либо к ответственности на сегодняшний день тоже нет. Суд независим, его решение может отменить только вышестоящая судебная инстанция. Но и она необязательно это сделает.

Именно это случилось, когда к нам обратились люди, которых по суду лишили их собственности в Крыму. Мы сочли это неконституционным, но собственность им так и не вернули. Могу допустить, что там были какие-то особые причины - мы ведь исходим сугубо из оценки конституционности нормы закона, а суд, решая конкретное дело, оценивает всю совокупность правовых и сопутствующих им фактических обстоятельств.

- Так можно далеко зайти...

- Не буду с этим спорить. В оправдание лишь скажу, что это не только наша национальная проблема. Верховенство Конституции легко декларировать, но далеко не всегда хочется исполнять. Недавно, например, польский сейм ограничил полномочия конституционного трибунала страны. Аналогичная ситуация была в Венгрии.

В странах с устоявшимся правовым режимом вопрос разногласий с конституционными судами так остро не стоит. Чаще всего они исполняют роль только «негативного законодателя». То есть отвечают на единственный вопрос: конституционна ли представленная на их обсуждение правовая норма или нет? И никаких конфликтов! В России же правовой режим не устоялся, именно поэтому нам и предоставлена еще и функция толкования закона.

- Получается, что наша Конституция сделана «на вырост»?

- Будем считать, что так.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 230 (6583) от 06.12.2019.


Комментарии