Зачем архиву «рыбалка»

Любовь ЧУРИНА | ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

Гость редакции — и. о. директора Центрального государственного архива научно-технической документации Санкт-Петербурга Любовь ЧУРИНА

После того как чуть больше десятка лет назад случилась техногенная авария на Саяно-Шушенской ГЭС, потребовалась документация, которая помогла бы специалистам разобраться в причинах происшествия и провести восстановительные работы. И она была найдена за тысячу километров, в Петербурге, и именно в архиве научно-технической документации. Таков лишь один, но весьма характерный пример практической полезности материалов этого учреждения, фонды которого насчитывают более полумиллиона единиц хранения. Пополняется архив постоянно, скоро в нем окажутся документы по сооружению дамбы, Западного скоростного диаметра и другим масштабным городским проектам последних десятилетий.

Любовь Сергеевна, так уж ­получилось, что исследователи протаптывают дорожки в другие архивы, а ваш почему‑то обходят стороной. Считают, что у вас нет ничего интересного?

— Может быть, и так. Знаете, когда я сама окунаюсь в фонды нашего архива, которому в нынешнем году исполнилось полвека, порой удивляюсь, насколько они многогранны. Взять хотя бы материалы, связанные с наукой и промышленностью. Мы храним документальные свидетельства обо всем, что изобретали, разрабатывали в нашем городе, ведь в Ленинграде в советское время действовало огромное ­количество научных и проектных учреждений, конструкторских бюро. В самых разных сферах — в судостроении, энергетике, легкой промышленности, я уже не говорю про космос и ВПК.

На семи континентах есть ­объекты, спроектированные учеными нашего города, в том числе крупные предприятия на Кубе, в Китае, Египте, Индии…

Сюжеты, которые можно почерпнуть из документов нашего архива, самые неожиданные. И весьма поучительные. К примеру, в личной коллекции инженера Генриха Графтио, пустившего первый трамвай в Петербурге и построившего Волховскую ГЭС, есть многостраничный проект инженеров Ризенкампфа и Островского по орошению Голодной степи — территории современного Узбекистана. Они предлагали построить каналы от русла реки Сырдарьи. Документ датирован 1912 годом. Графтио сделал на нем пометки, впервые высказав мысль о том, что орошение этими двумя реками может нести угрозу Аральскому морю. Представляете, какая прозорливость?..

Есть любопытные документы, связанные с инициативой печально известного агронома Трофима Лысенко выращивать чай в подмосковных лесах. Он фантазировал, как чайные кусты будут буйно разрастаться на опушках под защитой елей. Также он предлагал по всей центральной и северной зоне Советского Союза выращивать лимоны, мандарины и инжир.

Рецензию на его «труд» вынуждена была писать заслуженный чаевод ведущего НИИ чайной промышленности, академик, ­лауреат Сталинской премии Ксения Бахтадзе, которая впервые в мире вывела искусственные ­гибриды чая — сорта «Грузинский № 1» и «Грузинский № 2». Виртуозность ее доводов, обличающих абсурдность идеи Лысенко, — ­настоящий образец дипломатии.

С лженаукой все более-менее понятно, но можно предположить, что не все разработанное даже серьезными проектировщиками и конструкторами было осуществлено на практике. Могут ли подобные документы оказаться востребованными?

— Вполне возможно, что такое время придет. К примеру, в свое время институт «Гипротеатр» подготовил проект создания подземного пространства под Большим парадным двором Зимнего дворца. Идея спорная, дискуссионная, но весьма смелая. Разработку вели по заказу тогдашнего директора Государственного Эрмитажа Бориса Пиотровского, автором проекта был известный архитектор Борис Устинов.

Если бы замысел был осуществлен, во дворе появились бы стек­лянные купола. Как тут не вспомнить Лувр с его стеклянной пирамидой? Она ведь тоже «венчает» укрытую под землей ­служебную инфраструктуру. Но парижский проект был реализован только в 1989 году, а наш датирован 1973 годом. Кстати, Борису Пиот­ровскому идея понравилась…

Не были осуществлены и ­проекты, связанные со строительством городов за полярным кругом. 

В документах 1960‑х годов — проектные эскизы настоящих городов-садов с искусственным климатом и волшебными оранжереями. Многоэтажные конструкции из алюминия, стекла и пластика… Крытые галереи, которые должны были соединять жилые корпуса, промышленные объекты и детские учреждения.

Не потеряли актуальности, как считают специалисты, и проекты поселков для Крайнего Севера. С ветрозащитой, организацией культурного досуга, бытового обслуживания. Не спешите считать смелых архитекторов наивными фантазерами! Ведь некоторым дерзким мечтам 60‑х годов прошлого века суждено было сбыться на рубеже первых двух десятилетий нынешнего века.

Современный «Арктический трилистник» — военная база Российской Федерации на острове Земля Александры в архипелаге Земля Франца-Иосифа — это прапраправнук арктического пятилистника, разработанного еще в конце 1950‑х годов. Строительство города с искусственным климатом предполагалось в районе поселка Амдерма в Заполярном районе Ненецкого автономного округа. Авторами проекта были специалисты Ленинградского зонального научно-исследовательского и проектного института экспериментального проектирования.

Еще одна интересная неосуществленная задумка: в 1953 году были разработаны проектные предложения по созданию гидроэлектростанции на Неве у Кривого колена, за Рыбацким. Стройку не начали, поскольку специалисты признали, что ГЭС будет здесь недостаточно экономически эффективной из‑за низкого напора воды и предполагаемой небольшой мощности самой станции. Документы по неосуществленному проекту носили гриф «секретно» и были рассекречены только спустя сорок лет.

А много ли документов архива по причине секретности недоступны широкому кругу исследователей?

— Около десяти процентов. В свое время в нашем государстве была церковная десятина, а у нас, можно сказать, «секретная десятина».

В среднем мы ежегодно рассекречиваем около сотни единиц хранения. Нередко слышим: почему так мало? Надо просто понимать, что мы храним. К нам приходят документы, имеющие не только историческую ценность, но и практическое значение, в том числе касающиеся и оборонной промышленности. Многие разработки для своего времени были инновационными, прорывными, и по многим параметрам они своей актуальности не утратили.

Как известно, рассекречиванием занимается специальная межведомственная комиссия при губернаторе. Городской архивный комитет принял решение, что она будет подключать профильных специалистов для определения степени секретности того или иного документа. К примеру, ситуация: мы привлекли специалиста НИИ токсикологии для рассекречивания документов, связанных с их темой. Вроде бы материалам уже несколько десятков лет, какие тут могут быть тайны? Но он посмотрел и дал заключение: эти сведения и сегодня нельзя делать достоянием широкой публики, поскольку речь о компонентах, которые по сей день используются в вооружении.

Или… Вы наверняка знаете, что в Музее артиллерии находится «открытая» часть архива Владимира Иосифовича Рдултовского, историка артиллерии и практика, там она доступна всем исследователям. А в нашем архиве хранится его личный фонд, который засекречен. Не вдаваясь в подробности, скажу, что там есть такие сведения, которые, если, не дай бог, попадут в руки неадекватного человека, могут угрожать безопасности мирных людей. Вопрос: можно ли подобные материалы рассекречивать?..

Но уж документы, связанные с архитектурой и реставра­цией, вряд ли попадут в разряд секретных?

— Конечно. Когда в Петербурге возникает необходимость в реставрации того или иного объекта — за материалами обращаются именно к нам. Например, сейчас происходит реставрация «Медного всадника» на Сенатской площади. А где документы по предыдущим работам? Естественно, в нашем архиве.

Мы предоставили реставраторам документы 1976 года, когда были проведены масштабные работы по исследованию состояния памятника и его восстановлению. Ведь еще в начале ХХ века выяснилось, что во внутренней полости статуи скопилось много воды, и ее пришлось вычерпывать ведрами. Чтобы справиться с этой задачей, в скульптуре просверлили дополнительные отверстия, чтобы по ним стекала вода… Теперь пришлось снова столкнуться с теми же трудностями, да еще и на «теле» коня были обнаружены трещины, происхождение и глубину которых потребовалось выяснять с помощью гаммаграфического анализа состава бронзы.

Пришлось обращаться к документам «Ленпроектреставрации». Организация находится в стадии ликвидации, а вот «Спецпроектреставрации» давно уже нет. А ведь это были две крупнейшие фирмы в своей сфере. И никак нельзя было потерять их документацию! Хотя, когда они прекратили свое сущест­вование, их бумаги не были упорядочены. Архивный комитет распорядился «эвакуировать» дела, и сотрудники нашего учреждения разбирали эти материалы и занимались их научным описанием.

С документами «Ленпроектрес­таврации» мы работу уже закончили, в нынешнем году приступаем к описанию материалов «Спецпроектреставрации». После этого сразу же начнем оцифровку, поскольку специалисты уже ждут…

Вообще, когда в советское время все учреждения были государственными, система работала четко. Пятнадцать лет — срок ведомственного хранения, затем документы передавали нам. Нынче все не так. Многим руководителям коммерческих предприятий почему‑то кажется, что они теперь ничего не обязаны передавать государству, и потому начинают «закрываться в коробочку». Хорошо, если руководитель понимает, что историю вверенного ему учреждения нужно беречь. Печальнее, когда он об этом совершенно не задумывается.

Мы в такие организации стучимся сами и чаще всего добиваемся своего. Нередко, пока мы не попадем на беседу с директором, не объясним, зачем нужно передавать документы на хранение в государственный архив, понимания не возникает. У некоторых есть неправильное представление о том, что архив — закрытое учреждение, дескать, все ляжет на полку и никто ничего не увидит. Мы ничего не прячем, наоборот, делаем документы доступными для широкого круга заинтересованных исследователей.

Более того, чаще всего руководители думают, что услуги, которые мы предлагаем, платные. И очень удивляются, что мы не просим от них никаких денег за хранение их документов.

Радует, что есть организации, которые сами стучатся к нам. Например, «Студия-44», которая проектировала здание Академии танца Бориса Эйфмана, обратилась к нам, желая стать источником комплектования. Ее примеру последовали и другие учреждения, которые заняты проектированием, строительством и реставрацией.

А иногда мы в поиске новых поступлений сами отправляемся на «рыбалку»: пытаемся уговорить значимых в городе личностей передать нам свои личные архивы. Объясняем, зачем это нужно. И нередко добиваемся своего. К примеру, свои материалы нам передал мэтр петербургской истории архитектуры Борис Михайлович Кириков.

Почему именно в ваше учреждение?

— Это абсолютно логично. Мы храним и пополняем огромный комплекс документов по архитектуре и строительству. Бориса Михайловича мы пригласили в гости, показали, как храним материалы…

Фонд Кирикова затрагивает не только Петербург. Там есть исследования и предпроектные предложения по архитектурной реконструкции Кашина и Углича. И, конечно, очень много из того, что до сих пор осталось неопубликованным. Он передал нам свои рукописи, и это знак высочайшего доверия, а также редкие источники. Например, коллекцию фотографий, сделанных еще лет 40 – 50 назад, с изображением решеток и оград нашего города. Многие из объектов ныне остались только на этих снимках.

Мне приходилось слышать, как Борис Михайлович говорит: «Я социально не организован, а вот что касается документов, здесь у меня полный порядок». Кстати, он не закрыл от будущих исследователей ни одной части своего переданного архива. И уже есть исследователи, которым хотят ознакомиться с его документами.

Любопытная деталь: Кириков, будучи школьником, был прототипом главного героя первого советского комикса. Его автор — художник Юрий Александров. Он много лет, с детства, дружил с Кириковым и стал изображать его на рисунках в журнале «Костер». И до сих пор рисует про него комиксы… Зная эту историю, мы подготовили для ученого подарок — экслибрис. Это собирательное изображение задорного Борьки Корикова из комикса и «великокняжеского» образа Бориса Михайловича на роскошной фотосессии.

Вообще же каждый год наш архив принимает больше десяти тысяч единиц хранения. Место пока нам позволяет. Ведь здание на Тамбовской улице, где мы сейчас размещаемся, было специально реконструировано под архив. А в прошлом это школа, построенная в 1938 году. Она работала во время блокады.

По блокадной тематике у вас, наверное, много материалов?

— Конечно, ведь во время войны промышленные предприятия и научные учреждения работали, и их документы затем поступали к нам.

Мы храним, к примеру, уникальные материалы об организации ледовой переправы через Ладожское озеро. В документах отражены способы намораживания и укрепления льда, идеи организации железнодорожного пути по льду озера, даже свидетельства того, как зимой 1942 года по льду хотели запус­тить… троллейбусную линию.

Много блокадных материалов находится в личных фондах. К примеру, Илларии Николаевны Артемьевой, автора проекта первого в стране цельносварного алюминиевого моста (Коломенского). Или Марии Владимировны Савостьяновой, специалиста в области взаимодействия света и вещества. Во время блокады она работала в Государственном оптическом институте имени Вавилова и вела дневник. После войны она перепечатала его на пишущей машинке и передала в архив и оригинал, и машинописную копию. Кроме того, она собирала переписку и воспоминания о блокаде своих коллег по институту. И это уникальное собрание блокадных документов тоже передала нам…

Возвращаясь к нашему зданию на Тамбовской. Удивительная история: не так давно родственники передали нам документы видного ученого-геолога Владимира Федоровича Барабанова. Вернувшись с Великой Отечественной войны, он основал кружок юного геолога в Городском дворце пионеров. И вот в его воспоминаниях мы нашли упоминание, что он после ранения на фронте попал в госпиталь в школе на Тамбовской улице.

Все сходится — это как раз то здание, где сегодня размещается наш архив. Так что пересечения порой совершенно удивительны!


Комментарии