Опыт, Бог и педагог
Премьер Мариинского театра Ксандер ПАРИШ. ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Из своих 33 лет британец Ксандер Париш живет в России десять. То есть почти треть жизни. Самый впечатляющий свой прыжок в балете он сделал, «перелетев» из кордебалета Королевского балета «Ковент-Гарден» в премьеры Мариинского (тоже некогда императорского) театра. В прошлом году Ксандер получил орден Британской империи – и пресса отметила красивую символичность: «принцу» (как часто называют Париша за внешность и амплуа) вручал награду реальный принц Уэльский, Чарльз. Награда была с формулировкой «за служение танцу и развитие отношений между Великобританией и Россией». Свои личные отношения с Россией Ксандер развил до такой степени, что к британскому гражданству недавно присовокупил российское. Подавал на него, когда и представить себе не мог, как гражданство избавит его от лишних хлопот с продлением визы и прочего, что в коронавирусное время было бы совсем тяжело.
- Ксандер, как вы там сейчас, на самоизоляции...
- Каждый день вместе с артистами Мариинского театра делаю балетный урок онлайн под руководством нашего педагога-репетитора театра Игоря Петрова. Начал бегать - хотя бы просто несколько кругов вокруг Никольского собора. И готовить. Например, сделал чизкейк - он почти удался, правда, чуть-чуть подгорел.
- При получении гражданства надо экзамен сдавать: язык, история, основы законодательства. А вы как-то сказали, что очень не любите экзамены. Но ведь вы же с юности в балетных конкурсах участвовали, «экзаменовались».
- Ну конкурс - это другое. Вы знаете, я начал участвовать в конкурсах, потому что очень хотел танцевать, а стоял на сцене в красивой позе в каком-то ряду. Это очень скучно. И я спросил тогда директора балетной труппы «Ковент-Гарден»: «Может, я поучаствую в конкурсе?». Это все-таки соло, это опыт на сцене.
- Вот что непонятно: вы еще в Королевской школе балета получали премии, вас пригласили в выдающуюся труппу - но не пускали дальше миманса, мимического ансамбля.
- Это интересная система. В Лондоне нет миманса. У нас только кордебалет. И если ты молодой высокий мальчик, тебе говорят: «О, ты подходишь! Опыта еще нет, поработай как миманс».
В то время, когда я работал в «Ковент-Гарден», в кордебалете были, наверное, шесть мальчиков, а солистов - двадцать или тридцать, серьезно! Такая перевернутая пирамида: мало кордебалета и много звезд. Для молодых это очень плохо: нет возможности танцевать. Мне говорили: «Ты способный, мы тебя любим, но постой там». А я еще и был самый молодой. И вот так четыре с половиной года.
- Было отчаяние?
- Otchayaniye... Это как?
- Это когда... ну despair.
- А, да! Я, если честно, когда просился на конкурс, надеялся, что директор просто увидит, что я eager... страстно желаю, очень хочу танцевать, и скажет: «Ладно, не надо конкурсов - на тебе роль». А мне сказали: «Конкурс? Давай». И я получил еще одну проблему: должен был теперь готовиться к известному международному конкурсу «Варна» в Болгарии. Это лет 12 назад было.
Мне нужен был педагог, но в «Ковент-Гарден» они работают индивидуально только с солистами. Я спрашивал директора: «Кто может поработать со мной?». А мне отвечали: «Никто, ты должен сам».
В труппе был танцор, который хотел стать педагогом, он сказал: «Ну давай, я с тобой позанимаюсь». И мы шесть месяцев каждый вечер после репетиций, после спектаклей работали. Я очень много вариаций выучил, приехал на конкурс и в первом же туре понял, что полгода работы зря: на «Варне» любят... как это сказать... трюки. А я не такой танцовщик. Я такой... элегантный. Наверное, им скучно было смотреть «Жизель» и «Лебединое».
Я понял, что опять буду стоять на сцене. А для артиста не танцевать, не играть - это ужасно. Работа в зале нужна только для того, чтобы потом показать ее. Роль - это другая жизнь, это не ты, а кто-то другой. Perform... представлять на сцене - это как кровь внутри: она не должна стоять, она должна бежать по венам.
- Вы еще в Королевской школе балета с Сергеем Полуниным подружились: он быстро стал и балетной звездой...
- Да-да. Сережа младше меня, то есть ему было лет 14 - 15, мне 17 - 18. А подружились мы потому, что после занятий оставались в школе и продолжали заниматься. Все бегут домой, а мы работаем.
При этом не я, старший, а Сережа меня учил многим движениям. Потом я уже начинал работать в «Ковент-Гарден», а он еще два года доучивался в школе. Потом начинал в «Ковент-Гарден» как и я, в кордебалете, но он очень талантливый, быстро стал солистом, а я так и оставался никем.
- Не жалели, что выбрали такую профессию?
- Конечно, эта профессия не всегда приятная и добрая. Иногда больно. Но моя мама говорит... Не знаю, как это по-русски: No pressure no diamond.
- Без давления не получится алмаза. Точно: алмаз ведь изначально - уголь.
- Да-да. То, что на тебя давит, делает тебя тверже. Балет - один из самых сложных видов карьеры. Как олимпийский спорт, но это еще и красиво. Ты должен быть сильным - телом, душой, головой. А самое главное - видеть свой путь.
- И вот в «Ковент-Гарден» приезжает давать уроки Юрий Фатеев, тогда - педагог в балетной труппе Мариинского. Позже он и пригласил вас в Петербург. Вообще эта история про то, что надо, образно говоря, на уроке тянуть руку даже с задней парты. Тогда тебя заметят. Как это было?
- Юрий Валерьевич был в Лондоне две недели, проводил уроки. Я не знал, кто он, - знал только, что это русский, что отличный педагог. А я был как человек, который год не ел и вдруг увидел много еды. Обычно тем, кто в кордебалете, особого внимания не уделяют, а Юрий Валерьевич подходил, ставил руки-ноги правильно: «Пятка вперед... Хорошо-хорошо...»
И в последний день я после урока подошел: «Не могли бы вы посмотреть прыжки?». Он говорит: «Ну давай». И еще полчаса со мной работал. А, наверное, через полгода он стал директором Мариинского по балету. И про меня вспомнил.
- Написал? Позвонил?
- Мне сказала Алина Кожокару, румынская балерина, очень известная - она была прима-балериной в «Ковент-Гарден», сейчас - в Английском национальном балете. Они с Юрием Валерьевичем были уже знакомы и, когда он стал директором, наверное, встретились в Петербурге, на фестивале в Мариинском, я точно не знаю. Он спросил: «Ну как там тот танцор?». Она говорит: «Нормально. Так и стоит на мимансе».
И Юрий Валерьевич сказал: «Передай, что если он хочет, может работать в России». Я не поверил, подумал, что это шутка. Прошел целый год - и Алина говорит: «Фатеев написал SMS, что в Лондоне будут гастроли Мариинского, приглашает тебя на урок в театре». Я ходил на уроки, а в последний день Юрий Валерьевич спросил: «Ну как наша труппа? Смотрели спектакли?». Я ответил, что это классно, очень много талантливых танцовщиков. Он сказал: «Ну отлично». И добавил три слова: Come to Russia. Вот так просто. «Приезжай в Россию».
Как?! Я не знаю русского языка, я просто миманс! Но Юрий Валерьевич сказал, что рост хороший, способности есть, а главное - есть желание работать. Я это часто сравниваю с футболом: как запасного игрока из городской команды приглашают в основной состав «Реал Мадрид». Было очень страшно.
- Две причины для страха: из запасных в «Реал Мадрид», да еще в «Раша», где медведи по улицам ходят.
- Я примерно так и думал. Водка-балалайки. Как родственники восприняли? Это было очень смешно. Папа сказал: «Не-не, не надо в Россию. В Лондоне у тебя все стабильно, пенсия неплохая будет». Ну папа бизнесмен. Я говорю: «Но я в Лондоне не танцую!». Мама тоже опасалась, но сказала: «Если ты хочешь...».
Я поехал. Приезжаю - снег высотой в метр, минус 26. В Англии такого не бывает, у нас минус два - уже катастрофа.
- Как осваивались в быту?
- Это была жесть! Но здесь очень много добрых хороших людей, мне помогали. Мне кажется, русские очень похожи на наших. Но не из Лондона, а из... Ну вот я из графства Йоркшир. Это такой не очень богатый округ, зато очень красивый. Самый большой округ в Англии - наверное, больше, чем вся Шотландия. И люди там такие... Как называются те, кто любит работать? Работящие? Вот мы такие. Если человек говорит: I’m a Yorkshireman, я йоркширец - это означает, что он работящий. Наверное, поэтому я поехал в Россию - я йоркширец и я хотел работать.
Люди в Йоркшире очень открытые. В Лондоне все идут по своим делам, смотрят мимо, а в Йоркшире на улице услышишь: «Привет! Как дела?». Вот и тут так же. Может, мне просто везло, но мне всегда помогали. Я ездил по магазинам с Сергеем Саликовым (артист балета. - Ред.), он помогал мне купить ложки-вилки, посуду, микроволновку, показал, где супермаркеты.
- Наверняка в первое время с вами всякие истории приключались.
- Конечно. Прошло три недели, как я сюда приехал, спешил в театр - а все в снегу, ничего не видно, и я, наверное, перешел дорогу в неправильном месте. А там полиция!
Полицейский мне: «Так! Иди сюда!». Я: «Zdravstvuite». Больше ничего по-русски не знал. Он посмотрел в мой паспорт: «Англия? Хммм. Ну садитесь в машину». Я уже хотел побежать - я ж быстрый. И вдруг из театра выходит Борис Журилов, он солист, а тогда был в кордебалете: «Саша, что происходит? Почему полиция?!». И, как потом оказалось, он сказал полицейскому: «Это наш новый солист, он очень важен для театра».
Какой солист?! Я только начал в кордебалете осваиваться! Полицейский говорит: «Нет, пусть заплатит штраф». Тогда Борис звонит администратору кордебалета: «Пожалуйста, передайте Валерию Абисаловичу Гергиеву, что Саша не может прийти. У него проблемы с полицией».
Полицейский: «Все-все! Идите!». Боря меня просто спас.
- Первое впечатление об «устройстве» нашего балета: сильно отличается от того, к которому вы привыкли в Англии?
- Это вообще другое. В Лондоне 96 человек в труппе, а здесь, кажется, 240! Я не представляю, как тут составляют расписание, чтобы все могли репетировать. Еще одно отличие: в Лондоне воскресенье всегда выходной, профсоюз строго следит за этим. А тут иногда работаешь без выходных. Но это для меня лучше. Потому что когда очень много правил, как в Америке, как в Англии, это... как сказать... убивает артистичность, убивает искусство.
- В одном интервью вы смешно рассказывали, что во время вашего первого выхода на сцену Мариинского вам за кулисами подсказывали движения.
- Это не должен был быть мой первый выход! Но танцор получил травму, и Юрий Валерьевич сказал: «Саша, хочешь танцевать в «Раймонде»?». Там хорошая партия: два мальчика, две девочки, много вариаций. Я два дня учил, а во время спектакля мне на всякий случай друзья из-за кулис движения показывали.
- Если уж мы про товарищество заговорили: почему про балерин-соперниц всякие ужасы рассказывают про стекло в пуантах, а про мужчин в балете такое не говорят?
- Мне кажется, девушкам сложнее: конкуренция гораздо выше. В Англии, наверное, каждая вторая девочка пытается заниматься балетом. Мальчики в этом поспокойнее. К тому же они с детства привыкают работать в команде - когда играют в футбол, волейбол. Девочки, мне кажется, психологически больше «одиночки».
- Премьер Мариинского Владимир Шкляров лет семь назад в интервью нашей газете говорил: иностранные ребята хорошо танцуют, а все равно видно, что другая школа. В чем разница?
- Это очень сложно объяснить. Наверное, похоже на язык. Если человек из России приедет в Англию и будет говорить на очень хорошем английском, все равно вы слышите акцент. То же самое в балете: в Англии свои «акценты» в движениях - чуть-чуть руки по-другому, немного по-другому голову держишь. Но у меня один из педагогов в Королевской школе балета был русский, из Кировского театра, Анатолий Григорьев, эмигрант. Он показывал мне такой «вагановский стиль».
- И еще артисты русского балета часто говорят: у нас все время классика, а так хочется модерна, современного танца. А вы называете себя именно «классическим танцором».
- Если у тебя хорошая техника в классическом балете, на ней можно построить и современный танец. А наоборот - никак: даже очень хороший танцор модерна не сможет на этой базе построить классический балет. Классика - самое сложное, самое драгоценное, jewelry.
Мне нравится модерн, но не всегда: зависит от движений, от того, как они совпадают с музыкой. А классический - всегда красиво. У современного танца большой спектр возможностей: можешь вообще как угодно двигаться. В классическом очень много ограничений: ноги должны стоять только так, руки - только так. Но от этих ограничений и получается красота.
- Вы, когда приезжаете в Лондон, ходите в «Ковент-Гарден» как зритель?
- Иногда: моя сестра работает в Лондоне, в кордебалете. Но, знаете, у меня уже мозг перестроился. Когда я работал в «Ковент-Гарден» - думал, что это лучший балет в мире. А когда приехал сюда, я увидел, каким на самом деле должно быть «Лебединое озеро». Тут такой кордебалет! У девушек каждая линия, позиция, каждый палец - идеально красиво. В Лондоне очень много хороших танцовщиков, но они все по отдельности. А в Мариинском кордебалет - как один организм.
- Не было такого: идете вы мимо своего прежнего места службы и думаете - «Вот, вы меня не оценили, а я теперь премьер».
- Конечно, можно было бы так подумать. Но я не такой человек. Я просто очень благодарен Богу за возможность, которая у меня появилась. Если бы мне не было так трудно в Лондоне - я не оказался бы здесь.
- Вас теперь на родине не просто оценили, вам еще и орден вручили.
- Да, и тут мне тоже повезло. У меня были хорошие отношения с британским послом в Москве Лори Бристоу - он уже закончил здесь свою службу. И вот я еду на гастроли в Нью-Йорк, сижу в аэропорту в Хельсинки - и Лори мне звонит: «Ксандер, сидишь? Сядь. Ты получил награду».
Как это возможно?! Я вообще не ожидал! И ведь эта награда за искусство и за развитие отношений между странами. За искусство - приятно, но добрые отношения между странами для меня еще важнее.
- Можно «балетный» вопрос от неискушенной публики? Выдающийся прыжок любой зритель оценит, потому что это очевидно сложно. А есть движения, которые кажутся легкими, а на самом деле очень сложны?
- Ох! Это про каждое движение можно сказать. Самое «простое» движение - в балете очень-очень сложное. У каждого танцора свои сильные и слабые стороны. Для меня сложное - пируэты, особенно на покатой сцене. В Лондоне, например, сцена ровная, прямая, а в Мариинском - покатая. Наверное, так делали потому, что здесь еще и опера, и нужно, чтобы зрителю было лучше видно и слышно. Когда я впервые увидел сцену - подумал: «Пол неровный! Как танцевать?!».
- Еще вопрос, больной для любого танцора. Балетный век короток. Не думаете, чем займетесь потом?
- Пока не знаю, но мне очень интересно драматическое актерство. Балет - это ведь не только танец. Зрителю неважно, «чисто» ли стоят пятки, правильное ли «пассе». Он чувствует эмоцию, и это важнее, чем красивая «пятая позиция». Потому что если зритель ничего со спектакля не унес в сердце - зачем он платил такие деньги?
И я хотел бы это «актерское», «драматическое» развивать - конечно, если получится.
- У драматических актеров есть такое: годы идут - Ромео мне уже не сыграть. У артистов балета тоже наверняка есть такие партии: вот это я уже не станцую.
- Конечно. Например, я никогда не танцевал соло в «Баядерке», спросил Юрия Валерьевича, могу ли попробовать. Он говорит: «Ну начинай работать, я приду на репетицию, посмотрю, как получается». Соло в «Баядерке» - наверное, как раз такое, что через два-три года будет поздно.
- Как вы проводите свободное время? Точнее, как проводите в нормальное, «невирусное» время?
- Ха-ха, а что это такое, «свободное время»? На самом деле, если остались силы после рабочей недели, очень люблю ходить в музеи. Главный штаб - мое любимое место. И гулять по городу люблю: центр Петербурга - сам как музей. Просто с друзьями гуляем, наслаждаемся видами.
- Выпить, поесть?
- Выпить - нет, это для танцора не полезно. А поесть - да: в Петербурге много ресторанов, которые я люблю, уже дружу с людьми, которые там работают. Очень люблю хачапури. Ничего, у меня много физических нагрузок, так что иногда можно.
- Какие еще ограничения? Ну в футбол не погоняешь - травмы...
- Зимние виды спорта нельзя. На лыжах с гор - нельзя, хоккей - вообще невозможно. Я на коньки вставал два раза - и так и ходил на согнутых коленях, в полном ужасе.
- Сейчас в балет ребенка отдают и в два года. А потом драма: полноват, перестал расти. Или красавец, а так и стоит на мимансе.
- Тут сам ребенок должен решать. Мои родители сказали мне: «Можешь выбрать какой угодно вид спорта». Я выбрал крикет - очень люблю эту игру, она по пять дней может длиться. На нее, может, скучно смотреть, но очень интересно играть. И я занимался крикетом. Но потом увидел балет - и выбрал его.
Мне было девять лет, когда я получил место в Королевской школе балета, папа сел со мной и сказал: «Слушай, это в Лондоне, и ты можешь туда поехать. Но только если это будет твой выбор. Я не могу его сделать за тебя». Я сказал: «Не хочу в Лондон». А через год подошел к папе: «Хочу». И уехал из дома, жил в Лондоне, было сложно, но я всегда знал, что это мой выбор. И это давало такую железную уверенность внутри.
- Балет какой страны вас в последнее время впечатляет?
- Вы знаете, сейчас очень интересный балет на Кубе. Причем мужской. Девушки очень здорово танцуют, но, наверное, у них не очень выгодные для балета пропорции. В Европе ведь девушки такие длинненькие, вытянутые, это красиво смотрится. Но мужчины в кубинском балете запросто делают 20 пируэтов. Это, может, немножко «гимнастика», такой «Цирк дю Солей» - но техника очень чистая, сильная. Но все равно Россия в классике лучше всех.
- Еще один вопрос, который в любой сфере важен. Как справляетесь с волнением?
- Мне кажется, что scary, страшно - то, что неизвестно. А когда уже знаешь, что будет, когда набираешь практику, опыт - уже полегче. И я каждый день прошу Бога мне помочь: без веры мне невозможно, мне нужно это основание. Ну и еще педагогика: мои педагоги очень мне помогают.
Так что мои рецепты от страха - опыт, Бог и педагог.
Подготовила Анастасия ДОЛГОШЕВА
Комментарии