Михаил Рутман

Люди 18 сентября 2020

Из ада к жизни шаг за шагом

ФОТО Александра ДРОЗДОВА

Вообще-то главный нарколог – это должность общественная. «В миру» наш собеседник – Дмитрий Константинов –главный врач Городской наркологической больницы, специалист с огромным опытом и стажем. Таким образом, помимо того что знает ситуацию с наркоманией по городу в целом, он видит врага, что называется, непосредственно «из окопа». Причем в течение многих лет.

– Скажите, Дмитрий Павлович, как вы относитесь к тому, что Петербург иногда называют «наркотической столицей России»?

– Это абсолютная чушь. По масштабам наркопораженности наш город никогда не был российским «лидером». Относительный показатель общей заболеваемости наркоманией по итогам прошлого года составил 181,24 на 100 тысяч населения – это примерно среднероссийский уровень. А в 2018-м – более свежих данных нет – среди регионов страны Петербург по этому показателю был на 23-м месте. Думаю, миф о «наркотической столице» появился просто потому, что Петербург – портовый город. Сюда привозили и героин, и кокаин, но потребление их было не больше, чем, скажем, в Москве. Да, была своя специфика: здесь преобладали одни наркотики, тогда как в южных регионах – другие.

– Ваша работа в клинике позволяет оценить динамику заболевания наркоманией в нашем городе?

– На протяжении последних нескольких лет в Петербурге отмечается изменение структуры наркопотребителей по виду употребляемого наркотика. Так, с 2015 года среди впервые заболевших наркоманией в 1,7 раза увеличилось количество потребляющих синтетические стимуляторы. При этом существенно упало количество людей с опийной зависимостью. Это в основном так называемое упущенное поколение – «дети перестройки», которые пристрастились к наркотикам в тяжелейшие девяностые. Вот они еще по старинке потребляют героин. Смену наиболее популярного наркотика подтверждает и то, что среди пациентов нашего стационара в 18 раз выросло число потребителей «синтетики». Увы, несмотря на гораздо большую опасность, эти наркотики становятся все более популярными – они доступнее, дешевле, требуют меньших доз...

Да, по-прежнему имеет место потребление кокаина, но это дорогой наркотик, и его потребители к нам практически не попадают – они лечатся в частных клиниках. Поскольку, по закону, там лечить не имеют права, все это делается под видом реабилитации. Поэтому пациенты подобных заведений нигде не учитываются.

– Но ведь есть масса потребителей «зелья», которые вообще не прибегают к помощи медицины, пока, что называется, не клюнет жареный петух...

– Да, латентность наркопотребления – это наша головная боль. Сегодня в городе проводится огромная работа по раннему выявлению таких людей. В 2018 году по результатам медицинского освидетельствования на состояние опьянения их выявлены 3063, в 2019-м – уже 4305. У части из них, к сожалению, диагностируется наркозависимость. Таких больных помогает установить и специальная программа по работе с группами риска в организациях первичной медико-санитарной помощи, которая действует у нас уже третий год. Только в прошлом году она позволила выявить 82 наркозависимых.

– Можете ли вы дать оценку уровню питерской медицины, борющейся с наркозависимостью?

– На территории Петербурга Государственная наркологическая служба представлена единственным учреждением – Городской наркологической больницей. В ее структуре – стационар на 373 койки, из них 6 – отделение реанимации и 100 – реабилитационное; амбулаторные наркологические кабинеты во всех районах города; 3 амбулаторных отделения медицинской реабилитации; кабинеты медицинского освидетельствования на состояние опьянения; химико-токсикологическая лаборатория.

Еще при губернаторе Валентине Матвиенко началась целевая программа «Наркология», которая длилась несколько лет. Кроме того, мы имеем собственные доходы за счет справок, выдаваемых наркологическими кабинетами. В результате появилась возможность полностью оснастить больницу в соответствии с современными требованиями. На сегодняшний день она и количественно, и качественно обеспечивает все потребности города. Материальная база – могу сказать с уверенностью – лучшая в России.

– Каков процент возвращенных к нормальной жизни?

– Как хорошо известно, полностью излечиться от наркозависимости невозможно. И никаких иллюзий по этому поводу быть не должно. Если кто-то пообещает гарантированное излечение – это заведомый шарлатан. Речь может идти лишь о ремиссии – переводе болезни в «спящее» состояние. При соблюдении правильного режима, адекватно подобранной терапии, регулярном наблюдении у врача такой больной хорошо себя чувствует, имеет высокое качество и продолжительность жизни.

Работа с пациентами идет поэтапно: детоксикация, медикаментозная терапия, медицинская реабилитация, длительное диспансерное наблюдение. С первого дня поступления с больными начинают работать мотиваторы – как правило, это бывшие наркоманы, которые знают все слабые места этой категории людей и пытаются убедить их в необходимости медицинской реабилитации. В значительной степени она еще и социальная – с пациентами работают психотерапевты, психологи, социальные работники. На этот этап соглашаются примерно 30% прошедших первичное лечение. Остальных через 12 – 15 дней выписывают и направляют в наркокабинет по месту жительства. При этом все медицинские услуги – как в стационаре, так и в амбулаториях – абсолютно бесплатны.

Из числа наших пациентов стойкая ремиссия – от года и выше – наблюдается у 20%. Из тех, кто прошел этап реабилитации, – у 30 – 40%. Это хорошие результаты, соответствующие мировым показателям. Неудивительно – ведь квалификация нашего медицинского персонала и применяемые нами методики полностью соответствуют мировой практике. Многие наши сотрудники проходили стажировку за рубежом и активно используют полученный опыт.

– Кстати, во многих зарубежных странах широко используют заместительную терапию – лечение метадоном...

– Результаты такого лечения я видел своими глазами. В 2014 году к нам привезли более 80 жителей Крыма, которые в бытность полуострова украинским проходили лечение с применением этой методики. Сводилось оно к тому, что людям просто выдавали таблетки метадона. Но они не принимали их как лекарство или даже просто продавали. Это была, по сути, узаконенная наркомания!

В Финляндии мне пришлось побывать в специальных центрах, где проводится такое лечение. Вопросы дозировки решает врач. Но больные, что называется, пускаются во все тяжкие – любыми путями пытаются добиться увеличения дозы. Более того, прямо на моих глазах человек, уже принявший «лекарство», решил «догнаться» собственным наркотиком. И ему предоставили для этого все условия. О каком лечении здесь вообще может идти речь?! И никто ведь не привел научно обоснованных данных в доказательство эффективности этой методики. Поэтому я, извините, считаю ее фактической легализацией наркотиков. А если посмотреть, какие безумные деньги получают фармакологические фирмы при реализации таких программ, все будет ясно.

– И все-таки сама идея «наркомании под контролем», которая якобы позволяет избежать заражения ВИЧ-инфекцией, гепатитом и другими болезнями, содержит какое-то рациональное зерно?

– Да, в мире широко применяются, например, программы обмена шприцов. Конечно, и они тоже коммерциализированы. Например, в США раздают шприцы только определенных марок и фирм. Но если отбросить коммерцию, то здравый смысл в этом все-таки есть. У нас в Петербурге обменом шприцов занимается общественная организация «Гуманитарное действие». Кто-то считает, что таким образом идет скрытая пропаганда наркопотребления. Но на каждом пункте обмена присутствует наш консультант, который старается убедить пришедших в необходимости прохождения лечения. И это приносит свои плоды.

– Лечение от наркозависимости – дело сугубо добровольное, не так ли?

– Да, это так. В идеале человекдолжен сам осознать пагубность наркопотребления и прийти к нам, что называется, своими ногами. Но такие случаи редки – наркоман, пока «ловит кайф», ни о какой медицине не думает. Чаще всего он попадает сюда либо когда чувствует реальную угрозу жизни, либо когда его привозят в тяжелом состоянии на «скорой помощи». При этом он может в любую минуту прервать лечение и покинуть клинику. Правда, потом многие возвращаются, и некоторые даже не по одному разу.

Конечно, с каждым желающим уйти врач проведет разъяснительную беседу. Но не дай бог, если кто-то пожалуется, что у нас его насильно удерживают. Через пять минут здесь будет наряд полиции, готовый «несчастного» освободить и доставить домой. И хотя стражи порядка нас прекрасно знают, изначально поверят не нам, а больному.

Впрочем, мы и сами прежде всего заинтересованы в том, чтобы наша клиника не ассоциировалась с тюрьмой. Ведь это только отпугнет потенциальных пациентов и увеличит латентность наркопотребления. Да и, как показывает практика, проблема наркомании насильственным путем не решается. Я начинал работать еще в советское время и хорошо помню систему принудительного содержания алкоголиков и наркоманов в лечебно-трудовых профилакториях. В постсоветской России их, как известно, ликвидировали. И, в общем, правильно сделали – ЛТП были абсолютно неэффективны, так как, по сути, предполагали только изоляцию без каких-либо медицинских мероприятий. Наркоманы пребывали там от года до двух, и все это время их родственники были спокойны. Но когда человек выходил на свободу, он возвращался к прежней жизни.

– Казалось бы, родственники наркоманов, как наиболее страдающая сторона, должны быть вашими союзниками?

– Увы, это далеко не всегда так. Сплошь и рядом психика таких людей так же необратимо меняется. Есть даже специальный термин – «созависимые». Мы проводим для них специальные занятия, но большинство их просто игнорируют. Да, они безумно страдают, но часто сами провоцируют наркопотребление, закрывая глаза на развивающуюся трагедию. Сначала сердобольная мамаша, чтобы задобрить сынка, дает ему деньги на очередную дозу, а потом приходит сюда с воплями и криками: дескать, вы плохо лечите! После этого сынок отказывается от госпитализации, а вскоре она утром просыпается с ножом у горла и слышит: «Дай денег, а то зарежу!».

– И что же, обязательно нужно ждать, пока совершится преступление? Ведь эти люди могут представлять реальную опасность не только для близких, но и для окружающих, да и для самих себя.

– Конечно! Человек в состоянии наркотического опьянения может умереть от передозировки, захлебнуться рвотными массами, упасть с высоты, утонуть, попасть под машину. В поисках денег на дозу совершается множество преступлений. Но права наркомана так же охраняются законом, как и права любого другого человека. Иногда, по-моему, даже больше! К сожалению, наше законодательство в этом плане весьма противоречиво. Ряд статей УК РФ и

КоАП предусматривает меры понуждения к прохождению наркологического лечения и реабилитации. Но исполнять решение суда человек может... добровольно! В результате в прошлом году из осужденных и обязанных обратиться в наркологическую службу по административным статьям к нам явились лишь 17%, а по уголовным – 49%.

В 2011 году в УК ввели ст. 82.1 – «отсрочка отбывания наказания больным наркоманией». Она дает человеку, которому впервые назначено наказание в виде лишения свободы по «наркотической» статье, альтернативу: либо лишение свободы, либо добровольное лечение. Фактически это принуждение, хотя законодатель такой термин и не употребляет. Если человек не хочет лечиться, он оказывается за решеткой. Правда, в обычной колонии, где лечением наркозависимых, разумеется, никто не занимается.

Между тем изначально предполагалось, что это будет специальная наркотическая тюрьма. Только в отличие от советских ЛТП там должны были применяться научно обоснованные программы реабилитации. Идею эту предлагал тогдашний руководитель Наркоконтроля Виктор Иванов. Но ее не довели до конца, а сам Наркоконтроль вскоре ликвидировали.

– Как вы думаете, стоило это делать?

– Считаю, что это было большой ошибкой. Там работали высококлассные специалисты, которые наносили очень чувствительные удары по наркобизнесу. Пресекали деятельность крупных торговых сетей и подпольных лабораторий, изымали огромное количество наркотиков и компонентов для их изготовления. Сейчас часть этих специалистов работают в МВД, но там уже не те масштабы...

Зачем такую эффективную структуру нужно было упразднять, могу только догадываться. Возможно, кому-то не понравилось, что Наркоконтроль начал наводить порядок в сфере социальной реабилитации наркоманов. Много лет там творился хаос – никакими законами эта деятельность не регулировалась, и ею занимался едва ли не кто попало. Иванов попытался поставить ее под контроль. Он поставил задачу выстроить единую прозрачную систему, инициировал получение грантов для работавших на этом поле НКО. Были созданы специальные комиссии, которые изучали деятельность каждой такой организации: какими методиками там пользуются, как туда попадают пациенты, сколько они за это платят. А ведь во многих таких местах до сих пор практикуется насильственное удержание.

– Как хорошо известно, социальной реабилитацией сегодня активно занимаются различные религиозные конфессии...

– В целом я отношусь к этому положительно. Еще в советские времена наши наркоманы ехали в Оптину пустынь – якобы за мудростью и просветлением. Сегодня едут на Валаам и Коневец. Не берусь судить об эффекте – возможно, там работает харизма авторитетных отцов-настоятелей. Но вот у нас при больнице есть храм, и батюшка, который в нем служит, по первому образованию клинический психолог, причем очень хороший. Разумеется, он этой квалификацией активно пользуется. А вот тех, кто «исцеляет» только молитвой, а в дополнение к ней физическим трудом, я не очень понимаю. Для реабилитации необходим труд интеллектуальный. У нас пациенты постоянно пишут дневники наблюдений, с ними с утра до вечера занимаются психологи. И мы на социальную реабилитацию направляем отсюда только туда, где поддерживается именно эта модель.

– Общества «анонимных наркоманов» приветствуете?

– Да, так же как и «анонимных алкоголиков». Раньше, до пандемии, они собирались на территории нашей больницы. Но в районах города по-прежнему работают и сейчас. Это самоорганизующиеся коллективы предельно мотивированных людей. Их «двенадцатишаговая» методика проверена временем, применяется во многих странах и доказала свою высокую эффективность. Правда, никаких статистических данных в подтверждение этих слов я предоставить не могу – эти организации абсолютно закрыты для внешнего мира.

– Что как главного нарколога города вас сегодня более всего тревожит?

– Дети. В минувшем году в городе выявлены 134 несовершеннолетних наркопотребителя. Однако я полагаю, что реальная картина гораздо хуже. Одной из важных причин, по которой несовершеннолетние начинают употреблять наркотики или другие психоактивные вещества, – это недостаточное внимание современных родителей к своим детям. Отсутствие в семейных взаимоотношениях общих интересов, терпимости, безусловной любви способствует формированию незрелости личности, неправильной самооценки, непривитию ответственности за поступки. Все это является благодатной почвой для начала употребления наркотиков.

Как правило, у этой категории потребителей синдром зависимости еще не сформирован. И если их своевременно выявить, болезнь можно предотвратить. Одним из путей к этому является поголовное тестирование. Я знаю, что многие его боятся – дескать, «попавшимся» может угрожать травля со стороны ровесников. Но тестирование можно проводить с соблюдением всех мер безопасности.

И, конечно, необходима профилактическая работа в школах. Причем очень грамотная – если мы просто придем в класс и расскажем о вреде наркотиков, то можем лишь пробудить к ним интерес. Точно так же действуют разнообразные фестивали с лозунгами «Нет наркотикам!».

Задача педагогов и психологов – постоянно транслировать и прививать школьникам необходимость здорового образа жизни. Мы же работаем с родителями – читаем им лекции, выступаем на родительских собраниях.

– Есть ли какие-то документы, жестко регламентирующие антинаркотическую деятельность?