Что бы я спросил у деда?
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Гость редакции - заведующий музеем-заповедником «Прорыв блокады Ленинграда» Денис Пылёв.
Музей-заповедник «Прорыв блокады Ленинграда» ждут большие перемены. Предстоит масштабная реконструкция входящего в него мемориального комплекса «Невский пятачок». Проект разрабатывает архитектор Олег Романов, который с самого начала занимался созданием этого мемориала. А возле Ладожского моста, напротив диорамы и трехмерной панорамы, возводится причал для маломерных судов, использовать который начнут в следующем году. Как отмечает наш собеседник, Денис Пылев, и то и другое планировалось достаточно давно, но долгое время просто не доходили руки. А теперь отношение к музею и чиновников, и бизнеса меняется, и это разительно отличается от того, что было еще лет десять – пятнадцать назад.
– Денис Валериевич, а посетители музея-заповедника меняются?
– Если бы подобный вопрос вы задали мне лет десять назад, я бы, наверное, в отчаянии рвал волосы на голове, ужасаясь, что они ничего не знают, не понимают, им ничего не интересно. Сегодня ситуация существенно поменялась: люди владеют информацией, основанной пусть хотя бы даже на не очень достоверных фактах.
По репликам школьников сразу видно, что и как им рассказывали в школе, а также то, как к военному прошлому, блокаде относятся в семье. Поэтому я не могу сказать, что сейчас в нашей стране какая-то катастрофическая ситуация со знанием истории. Сегодня мы начинаем пожинать плоды той политики более уважительного, нежели прежде, отношения к историческому наследию советского времени, которая была заложена в нашей стране лет десять назад.
Хотя отголоски негатива 90-х го дов прошлого века до сих пор еще приходится ощущать. Нередко к нам приезжают люди со своим уже устоявшимся мнением, в частности, в отношении происходившего на Невском пятачке. Начинают говорить, что он был не нужен, бесполезен, что это была сплошная кровавая мясорубка, что толку никакого не было, одни неоправданные потери. Мы пытаемся их переубедить, на большом фактическом материале рассказываем о боевых действиях под Ленинградом, доказывая нелепость разного рода исторических заблуждений.
– И как – получается?
– Довольно часто по глазам тех людей, с которыми я общаюсь, вижу, что они по крайней мере задумываются о том, насколько обоснованны их убеждения и стоит ли за них держаться.
К примеру, для многих является откровением рассказ о том, что летом 1942 года сюда, под Синявин ские высоты, прибыла из Крыма армия Манштейна, одержавшая победу в Севастополе. Его, говоря современным языком, как парня, умеющего решать проблемы, Гитлер отправил сюда, чтобы его армия форсировала Неву и вдоль Ладоги пошла навстречу финнам, тем самым окончательно задушив Ленинград блокадой.
Но за неделю до начала операции «Нордлихт» («Северное сияние») началось наше наступление – уже четвертая по счету попытка прорыва блокады. Да, она стоила, как и все предыдущие, колоссальных жертв и не привела к успеху: на синявинских болотах попала в окружение 2-я Ударная армия, сформированная заново после трагедии Мясного Бора. Но немецкий план «окончательного решения проблемы Ленинграда» был сорван. Армия Манштейна завязла, полностью израсходовав свой ресурс...
А иногда удается зацепить людей совершенно неожиданными моментами. К примеру, мало кто знает, что в Ладоге и, соответственно, в Неве, вытекающей из нее, раз в 10 – 12 лет резко падает уровень воды. Немцам осенью 1941 года очень сильно не повезло: Нева максимально сузилась, обнажив широкие берега. А на Ладоге оголились песчаные косы – Осиновецкая и Кобона-Кареджская. И за счет этого на них сумели очень быстро построить порты, сыгравшие затем ключевую роль в работе Дороги жизни.
Впрочем, довольно часто взрослые люди не знают даже элементарных фактов нашей истории. К примеру, путают день прорыва блокады с днем полного освобождения от нее. И абсолютно не понимают, в чем разница между этими двумя событиями.
Бывает, на экскурсию приезжают школьники, которые всем своим видом подчеркивают, что им неинтересно, и тогда я начинаю говорить с ними на их языке. Нет, я вовсе не перехожу на молодежный сленг. Я пытаюсь проложить в своем рассказе «мостик» к прошлому их семей, проецируя историю на них самих, стараюсь вести повествование без подробностей, перегружающих детскую психику и логику.
Ведь все экскурсоводы – отчасти психологи. Я прекрасно понимаю, что сегодня многих молодых людей можно заманить в музей разве что при помощи современных гаджетов, которые, как им будет казаться, сделают приемлемым их пребывание здесь, в «наискучнейшем месте»...
Приходится это учитывать и подстраиваться. Хотя, признаться, меня передергивает, когда я слышу, как подростки, приехавшие в музей, переговариваются между собой: «А шоу когда начнется?». Это они имеют в виду ночной бой на панораме «Прорыв»... Я про себя думаю: «Сейчас я вам такое шоу покажу...».
– Как вам кажется, то, что вы оказались во главе музея, это случайность или вы сознательно к этому шли?
– В первую очередь – так сложились обстоятельства. В детстве, как, наверное, многие, я мечтал быть космонавтом, летчиком, танкистом... Однако, поскольку моя мама работала в Сосновоборском музее современного искусства, фактически все мое детство прошло рядом с музеями, в среде музейщиков, которая меня и воспитала.
А вообще-то я родом из Казахстана. Поселок, в котором мы жили, находился при уранодобывающих шахтах. Восемь тысяч жителей, в основном русские, украинцы, белорусы, а также поволжские немцы, высланные со своей родины в самом начале войны.
Когда пошел распад Союза, начался и развал ядерного щита. Уранодобывающие производства оказались никому не нужны, жители поселка стали разъезжаться. Уехали и мы, чтобы начать новую жизнь в Северной столице.
Я окончил университет культуры и начал свой путь с Музея восковых фигур в Петропавловской крепости. Вместе с ним проехал всю Россию – от Калининграда до Владивостока. Но все равно понимал, что это дело временное. В 2004 году перешел в областное Музейное агентство. Занимался организацией временных выставок, затем перешел в отдел фондов. И так сложилось, что в музее-заповеднике «Прорыв блокады Ленинграда» требовалось на время подменить уходившую в длительный отпуск заведующую – Веру Ивановну Позднякову. По состоянию здоровья она не сумела вернуться. Весной 2010 года меня утвердили руководителем.
Надо отдать должное: Вера Ивановна сумела сформировать очень сильную команду. Костяк этого коллектива трудится и сегодня. Это специалисты, взявшие на себя ответственность за сохранение памяти.
Достаточно назвать хотя бы несколько имен. Татьяна Коптелова, стоявшая у истоков создания нашего музея. Олег Суходымцев, исследователь боев за Невский пятачок, Павел Апель, изучающий боевые действия Волховского фронта. Коллеги, которых я перечислил, являются авторами многих статей и книг. Без их всестороннего участия, без их самоотдачи мы не смогли бы реализовать очень сложный и ответственный проект – создание нового музея-панорамы «Прорыв».
И чем дольше я работаю в музее, тем больше понимаю, что случайных людей здесь нет. Абсолютно убежден, что высокая оценка, которую мы сегодня получаем от посетителей, – это результат кропотливого труда всего коллектива, от дворника на площади перед диорамой до экскурсовода на экспозиции.
Вообще наш музей-заповедник, имеющий де-юре государственный статус, можно де-факто считать народным. Что я имею в виду? Многие смотрят на наш музей как на хранителя истории своих семей. Истории трагической, героической, может быть, счастливой. И коллектив музея старается так принимать наших посетителей, чтобы они могли – даже если их деды или прадеды не участвовали в битве за Ленинград – почувствовать свою сопричастность к тому, что происходило и на Невском пятачке, и на Синявинских высотах.
– А вы лично такую сопричастность испытываете? Ведь в музее, посвященном одной из самых кровопролитных битв Второй мировой войны, наверное, невозможно работать, не ощущая самому всю блокадную историю, что называется, кончиками пальцев...
– Конечно. Семья моей жены – блокадники. Ее бабушку, Анастасию Ивановну Покровскую, эвакуировали по Дороге жизни, а ее дед, Михаил Петрович Покровский, был танкистом, участвовал в операции «Искра» – той самой, которой посвящен наш музей.
Что касается моих предков, то они сражались на других фронтах Великой Отечественной. Когда началась война, мой дед (отец моей мамы) Степан Сергеевич Тихомиров был мастером на золотодобывающей фабрике в Казахстане, у него была бронь от армии. Но получена она была не по блату, просто ради общей победы он был важен на своем рабочем месте.
Отправившись провожать работников фабрики на фронт, в ту секунду, когда они грузились в вагоны, дед принял решение идти вместе с ними. Эшелон двигался очень долго, около двух недель... Однажды после долгого ожидания на станции дверь в вагон резко открылась, в проеме появился немецкий солдат с автоматом: «Хенде хох!». Оказалось, что противник прорвался – а дело было в конце лета 1941 года на Украине – и эшелон оказался на захваченной территории.
Пока немцы вели колонну на пункт распределения, пленным удалось поднять мятеж, они перебили охрану и бросились врассыпную в окрестные леса. Дед в числе нескольких сотен бежавших прорывался через немецкие позиции, перешел через линию фронта и добрался до своих.
Когда выяснилось, что он не должен был покидать предприятие оборонного значения, ему вообще грозили расстрелом. Но затем решили дать возможность искупить свою вину и отправили на фронт. И дед прошел всю войну в артиллерии. Был трижды ранен, награжден орденами Красной Звезды и Красного Знамени. Воевал на южных фронтах, освобождал Одессу, Донбасс, Венгрию, Румынию, войну закончил в Чехословакии.
Вернувшись домой, снова пошел на золотодобывающую фабрику и проработал там все оставшиеся годы. Дожил до восьмидесяти трех лет. Его не стало в 1992 году, когда мне было двенадцать лет...
– Нередко можно услышать: фронтовики о войне вспоминать не любили. А как было в вашей семье?
– Именно так. Дед о войне действительно не любил рассказывать, на вопросы отшучивался, отделывался шутками-прибаутками, вспоминал какие-то курьезные случаи. Те сведения о его военной биографии, которыми я располагаю, доставались либо мне, либо кому-то из родственников в очень редкие минуты. Например, когда в День Победы дед встречался с фронтовиками.
Но даже тогда в «чернуху» и ужасы они не вдавались. Хотя я сейчас понимаю, что его фронтовые награды – свидетельство того, что ему приходилось смотреть смерти в глаза. Орден Красной Звезды он получил за бой, когда от выстрела немецкого танка погиб весь орудийный расчет. Дед был тяжело ранен и оказался единственным, кто выжил...
Когда я не так давно на интернет-сайте «Подвиг народа» нашел наградные документы деда, то открыл его для себя с совершенно другой стороны.
– Что бы вы сейчас у него спросили?
– Конечно, мне хотелось узнать, как он выбрался из плена. Безусловно, спросил бы, что было самым страшным на войне. Я всегда задаю такой вопрос ветеранам-фронтовикам, которые приходят в наш музей, ведь вижу в них, условно говоря, однополчан моего деда, людей его поколения.
И на раскопках, которые ведут поисковики на Невском пятачке или Синявинских высотах, я вижу останки тех же самых однополчан деда. И понимаю, насколько мне повезло, что он выжил на войне, что на нем наш род не прекратился...
Спросил бы у него, что он чувствовал, видя мирное население освобожденных территорий. Очень интересно было бы узнать его отношение к побежденным – немцам, австрийцам, венграм. У нас в семье сохранилась фотография, где он и его однополчане, с загорелыми лицами, в выгоревших гимнастерках, запечатлены вместе с какими-то местными жителями. На обороте надпись: «Австрия, 1945 г.». История этого снимка нам неизвестна, и спросить теперь не у кого. Вместе с дедом мы не раз листали альбом с фронтовыми карточками, но он никогда не вдавался в подробности.
И сегодня, когда я разговариваю с детьми и внуками фронтовиков, то очень часто слышу то же самое: мол, к сожалению, они ничего не рассказывали, только отшучивались...
Другой дед, память о котором жива в нашей семье, – это брат моей бабушки Иван Андреевич Соловьев. Он тоже был артиллеристом, прошел почти всю войну и погиб в марте 1945 года. Правда, до совсем недавнего времени нам было известно только то, что он пропал без вести. Когда Министерство обороны стало выкладывать документы в Интернете, я обнаружил там его представление к медали «За отвагу», датированное как раз мартом 1945-го.
И только год назад мы узнали из архивных материалов про последний бой Ивана Соловьева. 23 марта 1945 года его часть сражалась с эсэсовскими частями в 60 километрах от Берлина. Артиллерийский расчет, подбив несколько танков и самоходок, израсходовал все снаряды, и с контратаковавшими гитлеровцами ему пришлось сражаться врукопашную.
Дед был тяжело ранен. Его отправили в полевой госпиталь, а дальше следы теряются. До госпиталя его не довезли, сведений о том, что он там умер, нет: я проверял по материалам Военно-медицинского архива... Скорее всего, он скончался от ран по пути в госпиталь и сейчас покоится в одной из безымянных братских могил где-то под Берлином...
– Вы рассказываете об этом своим детям? Какова их реакция?
– Конечно, рассказываю, но те слова, которые я в этот момент произношу, не сами по себе, они всегда имеют какую-либо подоплеку. В основном это происходит, когда мы смотрим фильмы про войну, посещаем мемориалы или музеи... Интересно наблюдать, как ребенок, который был только что поражен умением героя из фильма побеждать превосходящего по силам противника, понимает, что он правнук такого же богатыря, или когда он, находясь возле какого-то величественного памятника, осознает, что он воздвигнут в том числе и в честь его семьи.
Впрочем, я стараюсь воспитывать в детях патриотизм отнюдь не исключительно на памяти о войне. Хотя, конечно, когда есть возможность, беру сына в поисковые экспедиции, на фестивали реконструкции и другие мероприятия. Скорее, мы стремимся в нашей семье воспитывать гражданские чувства. 23 июля нынешнего года, в день моего рождения, жена подарила мне двойню, и теперь у меня четверо детей. Как говорится, бог дает по силам, мы даже и каких-то особых трудностей не ощущаем...
В первую очередь я обращаю внимание детей на то, как красива, велика и многообразна наша родина. Мы всей семьей стараемся много путешествовать – как по нашему региону, так и по всей стране.
Для моей семьи патриотизм – это прежде всего умение понимать людей, с которыми мы живем рядом в одном Отечестве, уважать их гражданские и религиозные чувства. Все те народы, которые населяют Российскую Федерацию, республики бывшего Союза. Через это чувство, наверное, и рождается ощущение сопричастности к великой истории, великой культуре, которую хранят эти народы...
– Возвращаясь к вверенному вам музею...
– Сегодня он включает в себя диораму, панораму, площадь возле них, на которой выставлена подлинная техника времен войны, поднятая со дна Невы, а также современные образцы вооружения. Кроме того, мемориалы «Невский пятачок» и «Синявинские высоты».
К сожалению, до сих пор не до конца выполнено постановление 1990 года о создании музея-заповедника. Согласно ему, в состав музея должны были войти такие места битвы за Ленинград, расположенные вблизи Синявинских высот, как роща Круглая, Гайтолово, Тортолово, места встреч Ленинградского и Волховского фронтов в бывшем 1-м и 5-м Рабочем поселках.
Не так давно нам удалось добиться, чтобы памятники, установленные в свое время на местах прорыва блокады исключительно благодаря народной инициативе ветеранов-фронтовиков и поисковиков, были включены в федеральный реестр. Теперь они являются объектами культурного наследия регионального значения. Кому, как не музею-заповеднику, за ними ухаживать?
Сегодня перед нами стоит задача, условно говоря, протоптать музейную тропу к бывшему 5-му Рабочему поселку, расположенному у шоссе, ведущего от трассы «Кола» к мемориалу «Синявинские высоты». Там можно увидеть памятный знак на месте встречи Ленинградского и Волховского фронтов, а рядом – сохранившиеся со времен войны, заросшие лесом руины завода Всесоюзного института механизации торфа.
Сегодня это один из самых незаслуженно забытых объектов, хотя именно он дает непередаваемое ощущение путешествия во времени. Ни одна панорама и диорама не могут сравниться с этим покрытым мхом железобетонным каркасом, разрушенным бомбами и снарядами. Торчат куски арматуры, видны следы от пуль, осколков...
Как сделать этот объект посещаемым, вывести его из забвения и при этом сохранить ощущение подлинности – большой и очень трудный вопрос. Между тем где, как не здесь, отмечать праздник прорыва блокады Ленинграда, ведь именно в этом месте 18 января 1943 года реально встретились наступавшие навстречу друг другу бойцы Ленинградского и Волховского фронтов.
Воочию увидев эти стены, молодой человек наверняка задумается, насколько героическим было поколение его дедов и прадедов, которое сумело выстоять, победить в той страшнейшей войне, а затем еще и восстановить страну, лежавшую в таких же руинах, отстроить ее заново... Это ведь был не меньший подвиг – возродить Отечество после разорительной войны.
Комментарии