Закон полярного притяжения
Доктор географических наук Александр МАКАРОВ. Фото Марии ГАВРИЛЮК
Никто не осмелится работать в высокоширотных районах, не имея достоверных данных о быстро меняющейся ледовой и метеорологической обстановке. Вот и выходит: «северная» наука, как лоцман в заливе, ведет за собой компании, реализующие там прорывные проекты, а во многом благодаря этому Россия и сохраняет лидирующее положение среди полярных держав. Вспомнить об этом самое время, ведь Арктический и антарктический научно-исследовательский институт (ААНИИ), обеспечивающий такие прогнозы, готовится отметить столетие. Так что у его директора, сегодняшнего гостя редакции, скоро наступит горячая пора подготовки к юбилею. Хотя не сказать, что и раньше ему, возглавившему известный во всем мире научный центр в 34-летнем возрасте, доводилось работать в спокойной обстановке.
- Александр Сергеевич, в этом директорском кресле побывало немало выдающихся полярников. Усаживаясь в него, вы ощущаете некую дрожь?
- При упоминании имени одного только Отто Юльевича Шмидта охватывает волнение, это правда. А ведь в те же 1930-е годы институтом руководили кроме него и другие столпы российской полярной науки: Рудольф Самойлович, Петр Ширшов, Евгений Федоров... Да и позже у руля этой организации стояло немало крупных исследователей. Например, академик Алексей Трешников, чей портрет висит в моем кабинете. Этот незаурядный ученый как бы приглядывает за мной: все ли правильно я делаю? При таких условиях будешь чувствовать особую ответственность...
- Наверное, с детства мечтали стать полярником?
- Когда я учился в Санкт-Петербургском государственном университете, понимание того, кем бы хотел стать, возникло не сразу. Как у многих, были метания. Но после третьего курса профессор Дмитрий Юрьевич Большиянов, преподававший у нас на кафедре геоморфологии, предложил мне отправиться в далекий экспедиционный поход. С той поры я «заболел» Арктикой всерьез и надолго.
Так получилось, что еще студентом, участвуя в подготовке и проведении международной российско-германской экспедиции в дельте реки Лена, я окунулся в эту среду и без нее себя уже не мыслил. Поступив в 2005 году, после окончания вуза, в ААНИИ, я возвращался в те места много раз. У нас в институте ведь так: молодой специалист, поработав некоторое время, либо уходит, осознав, что это дело не для него, либо остается и врастает в него на всю жизнь.
- Безбрежная ледяная пустыня, дикий холод... Почему туда тянет?
- Трудно сказать, закон полярного притяжения не выразить формулой. Но этот необъятный край, которому присуще особое очарование, и впрямь манит. Туда влечет какая-то магическая сила, это знают все, кто хоть раз там побывал. К тому же мое становление как ученого проходило в Арктике: как-никак за плечами около пятнадцати экспедиций, состоявшихся при моем участии...
- Когда вы ее в последний раз «навещали»?
- Минувшей весной удалось вырваться на Шпицберген, и хотя провел там всего дня полтора, остался доволен, будто глотнул свежего воздуха. Мне там просто хорошо, по-другому не скажешь.
- К Арктике «тяготеют» многие научные коллективы. Что отличает ваш институт?
- Начать с того, что география работ у нас куда шире: в сферу деятельности ААНИИ входят обе полярные области Земли, северная и южная. А таких организаций, кроме нашей, во всем мире - раз-два и обчелся: Институт полярных и морских исследований имени Альфреда Вегенера в Бремерхафене (Германия), корейский подобный институт KOPRI (Сеул)... Да больше, пожалуй, не припомню.
Остальные работают только на одном полюсе. Но охватить тот и другой регион (притом что они абсолютно разные), чтобы лучше понимать, скажем, климатические процессы, с научной точки зрения очень важно. Хотя организовать экспедицию в одну сторону, за 60-ю параллель северной широты, намного легче, чем отправить группу исследователей в противоположном направлении, на Шестой континент.
- Это и есть комплексный подход?
- Географическая составляющая важна, но есть и другие. Выезжая в труднодоступные полярные районы, мы ведем наблюдения над морскими течениями и дрейфом льда, отслеживаем климатические изменения, берем пробы грунта, измеряем глубины и т. д. Из каждой поездки представители ААНИИ привозят богатый и разнообразный полевой материал.
Спрашивается, для чего? Занимаясь наукой, наш институт закрывает целый ряд прикладных задач (статус государственного научного центра, полученный четверть века назад, помогает это делать), связанных с обеспечением безопасного плавания по трассе Севморпути, освоением богатых минеральным сырьем участков на северах, реализацией крупных проектов на арктическом шельфе.
Наши сотрудники не только собирают и обрабатывают первичные материалы, а это основа основ всей науки. Свои компетенции и ресурсы мы также используем для изучения сложнейших процессов, происходящих в атмосфере, морской среде и на ледниках, чтобы не ошибиться в прогнозных оценках, которые могут дорого стоять. Полярникам ведь приходится работать в суровых экстремальных условиях, рискуя здоровьем, а то и жизнью. Со времен Дежнева тут мало что изменилось...
- И все же чем объяснить такую всеохватность?
- Так сложилось исторически... Северная научно-промысловая экспедиция (такое название получил тогда институт), созданная решением президиума Совнархоза РСФСР 4 марта 1920 года, готовила плацдарм для масштабного освоения Арктики. Ее работа изначально носила внеотраслевой многопрофильный характер: чем только она ни занималась, начиная с геологии и заканчивая оленеводством.
Потом некоторые направления (горно-геологическое, этнографическое, экономико-статистическое) отпали. Севэкспедиция сконцентрировалась на выполнении задач, стоящих перед нами поныне, которые связаны с прогнозированием погодно-ледовой обстановки (исследования осуществляем разными способами, проводя морские экспедиции, ведя наблюдения на опорной сети полярных станций и т. д.), но комплексный широкий подход в какой-то мере остался.
Это было время грандиозного вторжения в арктические просторы, эпоха, когда многое там делали впервые. Так, в 1937 году четыре самолета доставили полярников и грузы к макушке Земли, и начала действовать первая дрейфующая станция «Северный полюс» (СП-1), положив начало планомерному изучению высоких широт таким способом, заменить который вряд ли возможно и сегодня.
- Несмотря на высокие технологии?
- Конечно, можно вести наблюдения на побережье и арктических островах, ставить в море буйки, изучать полученные со спутников снимки. Но при всей технологической мощи современной науки наилучший результат могут дать лишь прямые исследования, проводимые прежде всего на дрейфующей льдине.
Такие экспедиции (каждая из них выполняла обширную программу по океанологии, метеорологии, физике льда, биологии моря, гидрохимии, геофизике и др.) дали громадный объем знаний об атмосфере, природе арктических вод и ледников, изменчивости магнитного поля. Но с 2013 года эти работы пришлось свернуть: сотрудники последней научно-исследовательской станции СП-40, под которой стала рушиться льдина, были эвакуированы.
Расконсервировав станцию «Мыс Баранова», куда их доставили, ученые продолжили работу на Северной Земле. С той поры подходящих льдов там, можно сказать, не находили.
- Но были же попытки их заменить?
- Да, за рубежом и в нашей стране. Осенью 2020 года отправится в плавание ледокол «Капитан Драницын», который предстоит, вморозив в лед, использовать в качестве такой дрейфующей станции. Программа экспедиции (организует ее Минприроды РФ) включает 40 комплексных исследований, а проводить их будет команда ученых, представляющих разные научные организации России, в том числе наш институт.
В то же время на «Адмиралтейских верфях» строится ледостойкая самоходная платформа «Северный полюс» для проведения круглогодичных подобных исследований в Арктике. Ничего подобного в мире еще не было. Поэтому наши сотрудники участвовали в поиске оптимальных проектных решений и модельных испытаниях, которые проходили в опытовом ледовом бассейне ААНИИ, ставшем прототипом таких экспериментальных площадок в России и во всем мире.
- Работа в этих районах нужна для погодных прогнозов?
- Отчасти. Компьютерные диагностические модели, используемые для умеренных и низких широт, хорошо детализированы. Но в Арктике «слепая» площадь, которую они охватывают, больше, поэтому точность подобных систем, которые следует насыщать новыми данными, пока недостаточно высока, а это значимый инструмент прогнозирования.
Чем больше точек наблюдения в море и на материке мы имеем, тем лучше пространственно-распределенная модель. Ведь высокоширотные обсерватории, действующие в разных местах, дают в целом объективную картину явлений, происходящих в природной среде.
Кроме того, многие глобальные климатические процессы формируются в арктической зоне, поэтому важно рассматривать и сегодняшний климат, и древний. Это, к слову, мое научное направление: я ведь палеоклиматолог, изучаю среди прочего изменение уровня моря за последние 10 тысяч лет.
- И к какому выводу пришли?
- Ученые фиксируют несколько циклов такого повышения-понижения: водная поверхность Земли как бы дышит. Почему так происходит и к чему приводит, вопрос неоднозначный. На это «дыхание» влияют гравитационные аномалии, тектонические сдвиги. Да и климатические изменения: вода прибывает из-за таяния ледников, повышение температуры воздуха сказывается на тепловом расширении океана. Но в разных частях Мирового океана это происходит по-разному.
- Выходит, климат становится «горячее»?
- Единого мнения тут нет. Но факты свидетельствуют о том, что погода на Земле теплеет, а площадь ледового покрова в полярных районах уменьшается. Одни ученые считают, что на 100% это результат неуемной, точнее, неумелой хозяйственной деятельности. Другие придерживаются иного мнения... Вопрос дискуссионный.
На мой взгляд, делать обоснованные выводы следует на основе огромного массива данных и рассматривая более длительные периоды, ведь природные процессы - сложно устроенная система. Хотя ограничивать вредные выбросы в атмосферу необходимо, даже если нет полной уверенности в том, что по этой причине климат сильно меняется.
- Глядишь, северные моря «согреются» для круглогодичной навигации...
- Арктические моря и раньше девять месяцев в году покрывал студеный панцирь, и сегодня они им укрыты. В свободной ото льда воде суда плавают в этих широтах с июля по сентябрь: с наступлением осени начинается активное ледообразование.
Надо сказать, основной ледовый массив, самый тяжелый, с некоторых пор прибило течениями к канадскому архипелагу. Но круглогодичная навигация по Севморпути зависит не от этого, ее обеспечат наличие у России мощного ледокольного флота, атомоходов нового поколения и инфраструктурное развитие вдоль всей северной трассы.
- Как вы оцениваете очередную волну освоения этого края?
- Скажу одно: в подобных масштабах, как ныне, и при таких небольших сроках работа не велась там и в советские годы. На побережье и шельфе арктических морей Россия строит заводы по переработке сырья, морские терминалы, развивает портовые мощности (при формировании новой государственной стратегии освоения Арктики, надеюсь, будут учтены и наши предложения). Ожидается, что грузопоток по Севморпути уже в текущем году приблизится к 30 миллионам тонн, а это существенно больше былых рекордных отметок.
В основном пока - за счет сжиженного газа, который производит завод «Ямал-СПГ», но ничего плохого я тут не вижу. Вот-вот подоспеют проекты, связанные с освоением других природных ресурсов. Да и это нормально, когда строительство одного объекта дает колоссальный технологический рывок. Так было при рождении «Норильского никеля», который довольно долго строила вся страна. А сегодня благодаря быстро раскрученным СПГ-проектам обновляется атомный ледокольный флот, оживает ледяной транспортный коридор и т. д.
Работы ведутся в западном секторе Северного Ледовитого океана, в акватории Обской губы, Печорском и Карском морях. В восточном секторе погодные условия тяжелее, а инфраструктура менее развита, но вести там активное судоходство - дело времени. Идти туда нужно, применяя новые подходы, имея более могучие атомоходы, строящиеся на Балтийском заводе, возрождая порты. Но скоро это случится, и точность прогнозов ледовой обстановки в этих районах вырастет.
- Айсберги вы покоряли для нефтяников?
- Три года назад по заданию «Роснефти» начались эксперименты, связанные с буксировкой ледяных глыб (вес самой крупной превышал 1 миллион тонн), дрейф которых угрожает безопасности платформ и терминалов на шельфе. Впервые в российской истории такие работы (возможность их обосновали сотрудники ААНИИ) удалось осуществить в Карском море с помощью ледокола при поддержке нашего научно-исследовательского судна «Академик Трешников».
Воздействовать на айсберги можно разными способами. Но главное - российские специалисты научились управлять такими громадами. И эксперименты продолжаются: не так давно в северо-восточной части Карского моря газовики отбуксировали против течения айсберг весом около 1,5 миллиона тонн...
- В Арктике у вас много наблюдательных точек?
- На стационаре «Ледовая база мыс Баранова» мы ведем исследования вместе с институтами Финляндии, Германии, Японии и Кореи. Обсерватория на Тикси, созданная в рамках российско-американского сотрудничества, выполняет функции региональной станции Глобальной службы атмосферы. Круглогодичные океанографические, геофизические, ледовые и прочие наблюдения мы осуществляем также на Шпицбергене.
Почему именно там? Во-первых, это ключевое место с точки зрения формирования погоды, где сталкиваются основные воздушные потоки. Во-вторых, заниматься исследованиями там позволяют логистика и наличие развитой инфраструктуры. Ведь кроме нас на этом архипелаге действуют представители около 30 стран - от норвежцев до индусов.
Конечно, это территория Норвегии, и ее приоритет в изучении тяготеющих к ней районов Арктики неоспорим, но российский научный центр - важный участник кооперации: мы обмениваемся данными, ведем совместные проекты и т. д. Наша страна входит в тройку лидеров по объему осуществляемых там исследований (отдача с каждого вложенного в них бюджетного рубля у нас одна из наиболее высоких) и в пятерку держав по количеству опубликованных на эти темы статей.
Россию на Шпицбергене представляем не мы одни. Но координатором научного консорциума (в него вошло 13 таких организаций, финансируют которые три разных ведомства) поручили стать нашему институту, отвечающему за сближение научных программ, доставку туда специалистов, оснащение их приборами и др.
- А «белых пятен» в высоких широтах не осталось?
- После того как на карту нанесли архипелаг Северная Земля, уже не было других крупных географических открытий. Бывает, ледник отошел, оголился островок. Но я отношусь к таким сенсациям с иронией: береговая линия арктического побережья размывается со скоростью примерно 10 кв. километров в год. Да и в науке основные достижения связаны теперь не с открытием новых объектов, а с изучением уже известных процессов, происходящих в окружающей среде.
Полученные в экспедициях данные помогают нам при создании серии атласов, за одну из таких работ (карта рельефа арктических морей) наши сотрудники удостоились премии правительства РФ. В этом году вышел наш атлас районирования морей и океанов для нужд мореходства, готовится к изданию такой же, но электронный, посвященный северным морям России в современных климатических условиях. Большинство из них общедоступны.
Результаты комплексных высокоширотных экспедиций, в проведении которых были задействованы наши суда, использовались также для обоснования расширения внешней границы континентального шельфа РФ. Они легли в основу российской заявки (исходной и обновленной в нынешнем году), которую рассматривает соответствующая подкомиссия ООН.
- Научный «поход» Трансарктика-2019 тоже был полезным?
- Еще бы, это крупнейшая за последние десять лет арктическая экспедиция, в которой приняло участие кроме нас много российских и зарубежных научных центров. Ее результаты пока не обработаны, но очевидно, что они будут весомыми. Так, ученые отметили усиление влияния на климат североатлантического течения, активизацию деятельности циклонов. А геологам и океанологам немало поведают 258 проб (беспрецедентное количество) морского грунта, взятого для лабораторного анализа...
- А что дают исследования в Антарктиде?
- Они связаны больше с фундаментальной наукой, чем с хозяйственной деятельностью. Это изучение магнитных полей, льда, воды и донных осадков, что необходимо для понимания метеорологических и прочих процессов, оценка палеоклимата и т. д. Огромным научным прорывом стало бурение и детальное изучение взятых с глубины 3,7 км образцов воды подледникового озера Восток, которым больше 100 миллионов лет.
Фактически мы отвечаем за присутствие России на Шестом континенте, где действуют пять отечественных полярных станций. Но средств на проведение таких работ в Южной полярной области из госказны отпускается недостаточно, а федеральная целевая программа «Мировой океан», на которую мы рассчитывали, нынче вновь не была запущена.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 240 (6593) от 20.12.2019.
Комментарии