С перерывом на тревогу. Ничто не смогло помешать премьере «Марицы»
6 сентября 1941 года. Ленинград — город-фронт. Враг подступил к южным пригородам, уже начались артиллерийские обстрелы. Еще в конце августа перерезана последняя железнодорожная магистраль, связывавшая город со страной. До начала блокады — всего два дня… А в Театре музыкальной комедии на улице Ракова, нынешней Итальянской, — премьера оперетты Имре Кальмана!
Афиша «Марицы» — экспонат музея «А музы не молчали…»./ФОТО автора
Актриса театра Лидия Колесникова впоследствии вспоминала: «Память сохранила два события: одно радостное, другое — трагическое. Вечером — шумный успех «Марицы». Я играла заглавную роль и была счастлива, что зрители, среди которых было много военных, оценили и мой труд. А ночью, не успела я прийти домой, радостная, взбудораженная, — бешеная канонада зениток, всполохи «зажигалок», глухие разрывы, первая бомбежка Ленинграда. Первый увиденный мной разрушенный дом на Гончарной улице. Первые жертвы»…
Конечно, война нарушила обычный ритм жизни театра. Поначалу вообще казалось, что оперетта теперь никому не нужна. Но вскоре выяснилось, что это не так, а новые условия жизни стали для актеров привычными.
Ровно в одиннадцать часов утра начинались ежедневные репетиции «Марицы». В постановке были заняты Анатолий Королькевич, Лидия Колесникова, Константин Бондаренко, Иван Кедров, Николай Радошанский и многие другие актеры. В три часа репетиция заканчивалась, и большинство актеров отправлялись на мобилизационные пункты и в госпитали, где давали дневные концерты. Параллельно с этим коллектив нес обычные обязанности ленинградцев. В театре были созданы пожарная, химическая, санитарная команды, отряд дружинниц. Шестьдесят человек во главе с актером Николаем Янетом и секретарем партийной организации театра Григорием Полячеком выехали на оборонные работы.
5 сентября 1941‑го шла генеральная репетиция этой веселой оперетты. Как полагается, между девятым и десятым рядами партера стоял стол, обтянутый зеленым сукном, за столом сидела комиссия, и режиссер спектакля Алексей Феона отметил на своем экземпляре, что заключительная часть первого акта шла в несколько замедленном темпе.
Премьера «Марицы» состоялась на следующий день. Линия фронта проходила у самых стен города, и, может быть, наперекор этому премьера шла торжественнее, чем когда бы то ни было. В зале сидели люди, завтра уезжавшие на фронт либо вчера только с него приехавшие. Во втором акте раздалась сирена воздушной тревоги. В первые секунды артисты беспорядочно сбились в кулисах, а зрители, толпясь, бросились ко всем выходам. Директор театра Георгий Максимов и «дежурный по зрителям» (до сих пор такое дежурство было только номинальным) смогли прекратить панику, зрители были переведены в бомбоубежище расположенной рядом Филармонии.
Когда тревога закончилась, зрители вернулись в зал, и спектакль продолжился. Так что премьера не только состоялась, она была доведена до конца. На следующий день в Музкомедии снова шла «Марица». И снова в разгар спектакля ворвались звуки тревоги. И опять после перерыва спектакль был возобновлен с прерванного места.
Со временем тревоги превратились в обычное явление. Сначала спектакли прерывались один раз в вечер, потом два-три, а позже иногда и по семь-восемь раз.
Житель осажденного Ленинграда Николай Кондратьев записал в своем в дневнике в сентябрьские дни 1941 года: «Театр музкомедии — это единственное место, где сейчас можно послушать музыку. По этой причине, да еще и потому, что хочется забыть хоть на короткое время всю тяжесть нашего теперешнего положения, в Музкомедии бывает довольно много публики… Публика очень хорошо принимает постановки, очень тепло встречая артистов и аплодируя почти после каждой сцены… В случае тревоги спектакль прерывается. Чтобы не образовывалось скопления публики у вешалок, снимать верхнее платье не полагается, снимают только галоши».
Как вспоминал Анатолий Королькевич, однажды, в конце 1941 года, во время спектакля произошел такой случай. «По мизансцене Зупан и Популеско одновременно целуют руку у Марицы и стукаются лбами. По замыслу режиссера, это должно было вызвать смех… На этот раз, как только они стукнулись лбами, раздался страшный взрыв и здание театра «подпрыгнуло», за ним, как эхо, — второй взрыв. Посыпались стекла. Люди вскочили со своих мест, мгновение — и будет паника…».
Ситуацию спас актер Александр Орлов: «Спокойно, спокойно, товарищи! Мы стукнулись, и только стеклышки посыпались, вот и все!». После чего он совершенно неожиданно сделал «какой‑то смешной пируэт». Зрители засмеялись, зааплодировали и стали усаживаться. Спектакль продолжился…
Во время блокады репертуар театра включал в себя до полутора десятков спектаклей. Весной 1943 года, придирчиво пересмотрев его, руководство сняло несколько оперетт: где‑то обветшало оформление, где‑то «просело» актерское исполнение. Именно тогда «Марица» сошла со сцены, а вместе с ней — «Баядера» и «Холопка». На смену пришли «Летучая мышь, «Птички певчие», «Принцесса цирка» и другие постановки. И снова в зале были постоянные аншлаги, очереди за билетами занимали с пяти часов утра, а с рук их приобретали порой за дневную порцию хлеба.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 167 (7496) от 07.09.2023 под заголовком «С перерывом на тревогу».
Комментарии