Российское экономическое чудо. 100 лет назад был провозглашен нэп
Принято считать, что новую экономическую политику большевики объявили на Х съезде партии тотчас после кронштадтского мятежа марта 1921 года. На самом же деле атрибуты военного коммунизма они сохранили еще почти на полгода. Тот же съезд подтвердил запрет свободной торговли: ее разрешили лишь в рамках «местного хозяйственного оборота». А что мог крестьянин одной деревни продать владельцу соседней? Почти ничего, ибо производили они одно и то же...О парадоксах и значении нэпа мы говорим с исследователем отечественной истории ХХ века, профессором Российского государственного педагогического университета, доктором исторических наук Александром ДАВЫДОВЫМ.
РЕПРОДУКЦИЯ. ФОТО АВТОРА
– Александр Юрьевич, разве замена продразверстки продналогом, провозглашенная Х съездом РКП(б), не означала перехода к нэпу?
– Нет, поскольку эта мера не затрагивала основы государственной монополии на распределение продуктов и товаров. К тому же денежный товарооборот не был восстановлен. Предполагалось, что сельчане, придя в государственные распределители, будут обменивать свои продукты на товары по неким эквивалентным таблицам. В них деньги заменялись счетными единицами: в одном месте ею становился пуд кожи, в другом – аршин ситца и так далее. Продналог фактически представлял собой уменьшенный формат продразверстки, при которой крестьян принуждали сдавать государству значительную часть урожая.
Поэтому, строго говоря, в марте 1921 года новая экономическая политика еще не была введена. Полагаю, тогда большевики на радикальную политическую перестройку идти не собирались. Они маневрировали, стремясь остаться при дорогом для них безденежном коммунизме – пусть и военном.
Фактически введение продналога было продолжением политики «льготничества», действовавшей во время Гражданской войны. О чем речь? Напомню, свободная торговля была ликвидирована, запрещалось любое передвижение по стране в целях приобретения продуктов. Однако попытка огнем и мечом революционизировать повседневную жизнь приводила к голоду. Волей-неволей в годы военного коммунизма приходилось поступаться продовольственной диктатурой и на время вводить льготы – разрешать рабочим отправляться за полутора-двумя пудами хлеба.
В конечном счете число «льготников» неудержимо росло, в деревню устремлялись охотники за провизией. Маятник экономической политики двигался в сторону смягчения продовольственной диктатуры, которая в итоге трещала по швам.
Нелегальное мешочничество, небывало разросшееся из-за уменьшения числа заградотрядов после марта 1921 года, продемонстрировало, что без свободного денежного товарооборота не обойтись. В итоге в августе того же года был принят директивный «Наказ Совнаркома о проведении в жизнь основных начал новой экономической политики». Вот он-то и провозгласил переход к «денежной форме хозяйства».
В 1922 году отменили военно-коммунистическое аграрное законодательство, легализовали аренду земли и использование наемного труда в хозяйствах. Вовсю разворачивались рыночные связи. Запрос крестьян на товары заставил срочно изменять промышленные структуры. Были отменены трудовая повинность и прикрепление рабочих к предприятиям, восстановлено и мелкое частное предпринимательство...
По сути дела, и военный коммунизм, и выросший из него нэп представляли собой форму специфических отношений между большевистским государством и крестьянством – огромной массой мелких держателей земельных наделов и одновременно основной массой населения. И дело не только в разрешении рынка как такового. Нэп выступал средством восстановления разрушенной экономики России, поскольку он предоставил относительный простор самому большому и сильному сектору экономики страны – крестьянскому хозяйству.
– Но о возврате частной собственности речь не шла?
– Разумеется, массовой приватизации при нэпе не произошло. В собственность частникам вернули самые мелкие предприятия – с несколькими работниками. Средние и крупные промышленные производства оставались собственностью государства, при этом только немногие из средних сдавали в аренду. В частную собственность передавалась некоторая часть ветхого жилья, например, небольшие дома на окраинах Петрограда. Но самое главное: в государственной собственности оставалась земля.
Вместе с тем государство радикально изменило методы и принципы управления фабриками и заводами. Были созданы тресты: говоря современным языком – госкорпорации. Инициатором этой идеи, поддержанной Лениным, выступил известный до революции инженер Александр Нольде, при военном коммунизме заведовавший отделом Главного управления текстильной промышленности. Он обосновал необходимость объединения рентабельных государственных предприятий одной отрасли в крупные тресты. Убыточные производства при этом подлежали ликвидации.
Главное же состояло в том, что предприятия переводили на хозрасчет. В широких масштабах была введена система казенного предпринимательства, когда субъектом обычных рыночных отношений стало государство.
Обращаю внимание: нэп не предполагал свободную экономику. В нем сочеталось административное и рыночное регулирование. В России – впервые в истории! – был поставлен эксперимент по организации экономики, объединившей государственный контроль и рыночную самостоятельность хозяйствующих субъектов.
– Чем-то напоминает современный рыночный социализм в Китае, не так ли?
– Да, действительно. Недаром руководители КНР внимательно изучили советский опыт. Весьма характерны слова, сказанные фактическим руководителем Китая Дэн Сяопином в 1985 году: «Наиболее правильной моделью социализма была новая экономическая политика в СССР».
К сожалению, советские лидеры 1920-х годов в отличие от своих восточных идеологических собратьев не очень дорожили опытом трестов и довольно скоро принялись обставлять хозрасчет всякими бюрократическими рогатками. Экономика была очень зависима от верховной власти, тенденции экономической эволюции полностью связывались с колебаниями политического маятника.
Власти Советской России не были готовы допустить либерализации политической жизни. Хотя по сравнению с военным коммунизмом нэп действительно выглядел значительным послаблением: противников режима не расстреливали, как во время Гражданской войны, а судили, сажали в тюрьмы или высылали. Смертные приговоры откладывались так надолго, что общество о них успевало забыть.
Более того, управление экономикой большевики даже доверяли деятелям старого режима. Леонид Юровский, в прошлом занимавший видный пост в Министерстве продовольствия Временного правительства, стал членом коллегии Наркомфина, бывшего банкира и члена ЦК партии кадетов Николая Кутлера ввели в состав правления Госбанка...
Ленин, будучи прагматиком, считал, что раз к коммунизму не получилось прорваться штурмом, то в условиях нэпа следовало максимально использовать знания и опыт интеллектуалов. В то же время власть поставила беспартийным специалистам условие: работайте, зарабатывайте, но в политику не лезьте.
Действовали классическим методом кнута и пряника. В качестве компенсации за утрату университетской автономии государство выделяло большие средства для материального поощрения ученых спецов и для закупок научного оборудования. Вовсе не случайно одновременно с высылкой неугодных интеллигентов за границу расширялся процесс организации исследовательских институтов, налаживались связи Академии наук с заграничными исследователями.
– А как осуществлялась политика нэпа на окраинах страны?
– Там был провозглашен, условно говоря, «национальный нэп». На Кавказе возвращали земли мусульманскому духовенству, за счет местных бюджетов восстанавливали и содержали суды шариата. Даже проявлялась терпимость в отношении мусульманских норм поведения в обществе.
Советское руководство твердо проводило линию на преодоление «фактического неравенства» между вновь образованными республиками и РСФСР. Недаром национальные окраины и финансировали лучше. Председатель Совнаркома СССР Алексей Рыков отмечал: «Колониальная политика, например, Великобритании заключается в развитии метрополии за счет колоний, а у нас – колоний за счет метрополии».
Однако большевиков ожидало разочарование. В Средней Азии ширилось движение басмачей, которые выступали против тех, кто нарушал национальные традиции, отменял религиозные школы и хиджабы. У горского населения Северного Кавказа никак не удавалось изъять оружие. Клим Ворошилов, побывавший в 1923 году в Горской республике на Кавказе (напомню, она существовала недолго, в нее входили Дагестан и горские округа Терской области), докладывал Сталину о полной бессмысленности в этом регионе лозунгов «расслоения» и «опоры на бедняцкие элементы». Сообщал о «неограниченном влиянии» мулл, о «первобытной темноте населения», об «убожестве» партийных мероприятий...
– Вернемся к экономике. Как вы считаете, какой же строй в результате был построен в СССР к концу 1920-х годов?
– Его можно назвать государственно-монополистическим капитализмом. В роли коллективного эксплуататора выступал огромный номенклатурный слой. Пролетариат в управлении предприятиями непосредственно не участвовал.
Вместе с тем правящий класс и коллегиальное большевистское руководство, в общем, неплохо справлялись с социальными задачами. В 1920-е годы им удалось организовать достаточно эффективную систему казенного предпринимательства. Уже после завершения процесса восстановления хозяйства, разрушенного в годы Гражданской войны, сохранялись высокие темпы прироста промышленного производства.
Что же касается деревни, то утверждения о ее отсталости далеко не всегда соответствуют реальности. В плодородных районах происходила – со многими противоречиями – модернизация аграрного производства. Возникали крупные высокопроизводительные семейные хозяйства с существенным товарно-денежным оборотом. Вместо трехполья вводили многополье, развивалась кооперация, появлялась оте-чественная и импортная техника.
Разумеется, сельская жизнь была полна противоречий, но перед деревней открывались перспективы. Во второй половине 1920-х годов в сельской местности начался переход на самоуправление. Тон задавали сходы: на них доминировали «крепкие мужики» (в том числе и из середняков), начинавшие претендовать на представительство в верховной власти.
Секретные сводки ОГПУ сообщали о постоянном нарастании «случаев агитации» (они исчислялись тысячами) за создание общероссийского крестьянского объединения, способного защищать интересы деревни перед властью.
Известны результаты опросов, проводившихся среди крестьян после посещения ими заводов: на вопрос о возможности перехода на фабрику они отвечали отрицательно и в целом были довольны своим положением. Забегая вперед: с 1930 года, когда началась сплошная коллективизация, главной мечтой сельских тружеников стало перебраться в город и освободиться от колхозной лямки.
Вообще, на мой взгляд, если бы нэп затянулся, то стал бы предпосылкой для складывания альтернативной политической комбинации. Он мог бы привести к полному уходу деревень (в перспективе – и армии, в значительной степени состоявшей из крестьян) из-под контроля большевиков. Вполне реальным было перерождение (в терминах того времени – «термидоризация») большевистской власти.
– Получается, что причина слома нэпа – прежде всего политическая?
– Да, именно так. Без деспотической сталинщины режим был бы обречен. Даже жившие при «позднем социализме» не понаслышке знают о том, как стремительно и непредсказуемо развиваются подобного рода процессы. Не исключено, что такой же распад монолитных элит, который мы наблюдали в 1970 – 1980-е годы, мог произойти и в 1930-е годы...
Другое дело, насколько был неизбежен слом нэпа. Здесь все зависело от исхода политического противостояния. Глава правительства Алексей Рыков, руководитель Коминтерна и главный идеолог Николай Бухарин, глава профсоюзов Михаил Томский настаивали на сохранении рыночных связей, заступались за крестьян. Им противостояла группа Сталина, к которой, в частности, принадлежали Вячеслав Молотов и Лазарь Каганович. Исход схватки мог быть любым.
Спустя многие десятилетия, вспоминая о сложившейся в 1928 году острейшей ситуации, Вячеслав Молотов признавался: «Достаточно было убить Сталина, еще двух-трех, и все могло рухнуть». Причины слома нэпа стоит от-нести не просто к разряду политических, они – субъективно-личностные: я имею в виду решающую роль Сталина. Победа последнего явилась результатом его умелых интриг и просчетов противников.
– Нередко можно услышать: индустриализация, начатая в 1929 году, стремительно вывела экономику СССР на уровень мировых держав. Значит, условно говоря, цель оправдала средства?..
– Существуют разные точки зрения. Например, московский историк Юрий Васильев убедительно доказывает, что к исходу 1930-х годов доля СССР в мировом производстве готовых изделий лишь незначительно превзошла показатель царской России. Однако не стоит спорить о цифрах, поскольку, на мой взгляд, достоверной статистики того времени не существует... К тому же после любого скачка требуются значительные ресурсы для устранения диспропорций.
На мой взгляд, объективной потребности в коллективизации, раскулачивании и форсированной индустриализации не было. Страна вполне могла бы эффективно развиваться и в условиях нэпа. Ведь именно тогда были построены такие гиганты, как будущий ЗИЛ, Ростовский завод сельскохозяйственного машиностроения, Сталинградский тракторный завод, Турксиб, шло к завершению сооружение Днепрогэса. Акцент делали на коренной реконструкции уже существовавших предприятий. Ленинградский Металлический завод, брянский машиностроительный завод «Красный профинтерн», завод «Русский дизель» стали выпускать современные паровые турбины и котлы, двигатели нового поколения.
На расположенных в Самаре и Ижевске заводах развернулось производство особо мощных станков. Появилась новая отрасль – автомобилестроение. Стало возникать отечественное тракторостроение. В спокойные 1920-е годы построили новых железных дорог столько же, сколько в «штурмовые» 1930-е. Не была забыта и легкая промышленность: возникли хлопчатобумажные предприятия в Тбилиси, Фергане...
Вообще первая пятилетка, успешно выполнявшаяся с октября 1928 года, поначалу представляла собой достаточно осмысленный экономический рывок, не предполагавший отказа от нэповских достижений. Однако с ноябрьского пленума ЦК ВКП(б) 1929 года команда Сталина принялась лихорадочно повышать объемы капиталовложений в тяжелую индустрию. Что обернулось крайней непропорциональностью промышленного развития, огромным убытком для крестьянских хозяйств. В погоне за отчетностью планы доводили до абсурда. По заявлению самого руководителя промышленности Серго Орджоникидзе, деньги расходовались без всяких смет, отчетность до крайности запутывалась.
Сплошную коллективизацию власти мотивировали необходимостью расширить закупки оборудования за границей, но, вопреки расчетам и надеждам, валюты от вывоза зерна в первую пятилетку получили в разы меньше, чем от продажи нефти, пиломатериалов, пушнины, продукции отечественных текстильных фабрик.
– Опять-таки сошлюсь на популярную точку зрения: если бы не форсированная индустриализация, страна не смогла бы противостоять Германии во Второй мировой войне...
– Здесь есть одно весьма существенное обстоятельство. Да, были построены многие десятки предприятий на востоке страны – известные Магнитогорский и Кузнецкий металлургические, Челябинский тракторный заводы. Они сыграли большую роль в перестройке жизни СССР в условиях Великой Отечественной войны. Но мощное оборонное строительство 1930-х годов, потребовавшее огромных затрат и жертв, на 80% осуществлялось в более развитых западных районах – прежде всего на Украине и в Ленинграде. Так было проще и быстрее.
Из двух вариантов индустриального рывка – назовем их «нэповским» и «сталинским» – именно последний был связан с неоправданными потерями, с растранжириванием народных сил. Правившие страной революционеры чересчур увлеклись темпами, рывками и штурмами.
Парадокс еще и в том, что, готовясь к войне с Германией, правительство разместило производство боеприпасов, броневой стали, моторов для танков, горючего в самой угрожаемой зоне. Последствия же оказались катастрофическими: в 1941 году свыше 80% всех предприятий оборонной индустрии, в том числе 94% авиационных заводов, оказались в сфере боевых действий или в прифронтовых районах. Из 32 тыс. предприятий удалось эвакуировать только десятую часть. Последствия объяснять нет надобности. На востоке СССР уже в ходе войны приходилось создавать военно-промышленный комплекс. На мой взгляд, все это тоже отзвук того, что был сломан нэп...
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 127 (6965) от 14.07.2021 под заголовком «Российское экономическое чудо».
Комментарии