Принуждение к миру. Эксперт – завершении Северной войны
Триста лет назад был подписан Ништадтский мир, положивший конец Северной войне и ознаменовавший мировое признание России как великой державы. Начало той войны, растянувшейся на двадцать один год, хорошо известно – наверное, в первую очередь благодаря катастрофическому поражению русских войск под Нарвой. Потом была борьба за приневские земли, основание Петербурга, Полтавская баталия, морские сражения при Гангуте и Гренгаме... А вот то, как завершилась Северная война, где прозвучали ее последние залпы, обычно выходит за круг познаний широкой публики. Сегодня мы говорим об этом с признанным специалистом по Петровской эпохе профессором СПбГУ доктором исторических наук Павлом КРОТОВЫМ.
Установленная в Летнем саду скульптурная группа «Мир и Победа» (1722 год, автор Пьетро Баратта) является аллегорией Ништадтского мира. / ФОТО Замира УСМАНОВА/ТАСС
– Павел Александрович, почему же все-таки таким долгим – двенадцать лет – оказался путь от победоносной Полтавы до заключения мира?
– На самом деле все шансы завершить эту многолетнюю войну, которую вели со Швецией державы Северного союза – Россия, Дания, Саксония и Польша, были еще семью-восемью годами ранее. В конце августа 1713 года Петр I сообщал послу в Копенгагене Долгорукову: «Ныне зело потребное время тщиться к будущей кампании согласиться с дацким двором доброе действо показать и неприятеля принудить к желаемому миру». Монарх написал эти строки из главного города Финляндии Або (ныне Турку), куда российские войска вошли без всякого сопротивления двумя днями ранее.
Посол по требованию царя должен быть добиться того, чтобы в следующем году датчане прислали свой корабельный флот для соединения с российским. Петр I обосновывал эту идею необходимостью создания ударной морской группировки. Дело в том, что в ходе военных действий 1713 года русская армия и галерный флот заняли Финляндию и вышли к Ботническому заливу, за которым находилась территория собственно Швеции. Это давало возможность создать угрозу военных действий в непосредственной близости от Стокгольма.
Но тогда, несмотря даже на победоносную для русского флота Гангутскую баталию 1714 года, вывести Швецию из войны не удалось. Только спустя несколько лет она пришла к пониманию необходимости дипломатических договоренностей с Россией.
Первыми прямыми переговорами о мире стал Аландский конгресс 1718 – 1719 годов. Однако он завершился неудачей, поскольку шведы оказались не готовы принять те условия, которые им диктовал Петр I. Более того, они сориентировались на помощь Британии. Проще говоря, путем значительных уступок они решили помириться с теми странами, с которыми воевали на западе, и вместе с Британией сосредоточить свои усилия против России. Как выяснилось, это была весьма непродуманная стратегия, преувеличивавшая возможности Британии и недооценивавшая реальную силу России.
Толчком к тому, чтобы снова принудить Швецию к переговорам о мире, стали действия русского военно-морского флота. В 1719 году, уже после гибели Карла XII, случившейся годом ранее, на побережье Швеции был высажен десант. Передовые отряды 30-тысячного русского корпуса действовали почти в предместьях Стокгольма. Был даже разгромлен отряд, который возглавлял супруг воцарившейся на престоле Ульрики Элеоноры – сестры Карла XII.
Эти события сильно повлияли на шведские правящие круги, тем не менее даже в 1720 году они продолжали думать о наступательной стратегии – высадке своих войск, опираясь на поддержку британского флота, в Финляндии. Но 27 июля 1720 года русский галерный флот под командованием генерала Михаила Голицына, как известно, нанес сокрушительное поражение шведской эскадре. Это произошло вблизи Аландских островов на плесе Гренгам.
– Что и стало, как говорится, «последним предупреждением»?
– Шведы надеялись на чудо, поэтому до последнего не хотели идти на мирные переговоры. Хотя ситуация для них была удручающая, грозившая разорением главных регионов страны.
В начале 1720 года в самой Швеции произошли важные перемены. Королева Ульрика Элеонора отреклась от престола в пользу своего мужа принца Фридриха. Он стал королем под именем Фредрика I. По условиям его вступления на престол, он утрачивал самодержавную власть. В стране началась так называемая эра свобод.
Отныне при решении важнейших государственных задач решающее слово принадлежало не королю, а представителям сословий в парламенте и главное – государственному совету. Только с его согласия король мог заключать перемирия и создавать союзы с другими государствами. Таким образом, утвердилась ограниченная монархия.
Все эти перемены сделали шведов более сговорчивыми. И они сами предложили генерал-адъютанту Александру Румянцеву, которого Петр I отправил в Швецию с поздравлениями новому королю, начать переговоры о мире. Это была своего рода дипломатическая победа россиян. К гордым скандинавам стало наконец-то приходить понимание уже давно очевидного.
Шведский сенат тоже принял решение продолжить переговоры с дипломатами Петра I. В знак дружеского расположения новоиспеченный монарх приказал освободить 200 русских военнопленных, находившихся в Стокгольме.
В мае 1720 года в городе Ништадте (ныне Усикаупунки на юго-западе Финляндии) начались мирные переговоры. Естественно, как это всегда бывает, труднее всего было договориться о границах. Россия хотела получить восточную Прибалтику, Ингерманландию, Выборг и западную часть Карелии, утраченную
Русью по Ореховецкому мирному договору еще в 1323 году. Шведы же поначалу соглашались уступить только Ингерманландию (на территории которой уже находилась новая российская столица!) и Нарву, а также небольшую часть Карелии. Компромиссное решение – отдать России Лифляндию и Эстляндию во временное владение на сорок лет – обе стороны не устраивало. Переговоры снова зашли в тупик.
Тогда Петр I опять развернул боевые действия на территории противника. На северном шведском берегу Ботнического залива был высажен русский десант, который почти месяц разорял территории от Евле до Питео.
– Надо полагать, что его действия в очередной раз заставили шведских дипломатов быть более сговорчивыми...
– Теперь они уже соглашались почти на все условия России, желая только сохранить Выборг и прилегающие земли.
Петр I тоже стремился как можно быстрее заключить мир, поскольку война истощала страну. Из годового бюджета государства почти 90% уходили на армию, флот и дипломатию. Население испытывало большие трудности, многочисленные налоги тяжелым бременем лежали на хозяйствах крестьян, горожанах.
В 1719 и 1721 годах в России были неурожаи, во многих районах начался голод. Пришлось даже применить чрезвычайные меры – ввести насильственную реквизицию хлеба у зажиточных крестьян... В этих условиях мир был необходим как воздух.
В результате в ночь с 30 на 31 августа (по старому стилю) 1721 года договор был подписан, причем на самых выгодных для России условиях. Он состоял из 25 статей (артикулов). Провозглашались вечный и неразрывный мир, полная амнистия, которая не касалась только казаков, последовавших за Мазепой, – предательства царь простить не мог. Побережье Балтийского моря от Риги до Выборга вместе с прилегающими островами переходило к России. Это было главное территориальное приобретение и основа того, что Россия становилась ключевой державой в регионе Балтийского моря.
Безусловно, договор был триумфом Петра Великого. Уже будучи в Петербурге и получив его условия, царь писал русскому послу в Париже Долгорукову: «...николи наша Россия такого полезного мира не получила. Правда, долго ждали, да дождались». А на полях трактата о мире он сделал пометку: «Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно; но наша школа троекратное время (21 год. – Ред.) была, однакож, слава Богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно».
– Для шведов Ништадтский мир был констатацией их поражения или все-таки возможностью достойно выйти из игры?
– Договор не был призван унизить и растоптать бывшего противника. Наоборот, он был достаточно гуманным. Русский царь обещал не вмешиваться в дела королевства, а жителям Лифлянской и Эстляндской провинций, а также острова Эзель (ныне Сааремаа) – сохранить все права, которые они имели при шведах. «Исповедание веры свободно».
Швеция получала право покупать в портах Риги, Ревеля и Аренсбурга (ныне Курессаари на острове Сааремаа) хлеба на 50 тысяч рублей ежегодно. Ей была возвращена завоеванная русскими войсками Финляндия – таков был замысел Петра I. Это был поистине царский подарок. Как он сам писал, для того чтобы шведы не чувствовали явную выгоду от мира. Войск, чтобы удержать Финляндию, было достаточно, но Петр считал, что России это не нужно.
К тому времени представители России неплохо изучили Суоми и пришли к выводу, что территория достаточно бедная, а местное население смотрит на русских исподлобья...
В итоге русские войска, согласно Ништадтскому договору, в течение двух недель покинули территорию Финляндии. Надо сказать, что многие ее жители – это зафиксировано в воспоминаниях – были удивлены таким решением российского монарха.
И, наконец, согласно последнему, сепаратному, артикулу Ништадтского мира, Россия выплачивала Швеции два миллиона ефимков полноценной серебряной монетой. Сумма по тем временам грандиозная! Чтобы оценить ее масштаб, достаточно сказать, что она составляла около четверти ежегодных расходов государства.
– С какой стати победитель заплатил побежденному?
– Россия заплатила за возможность присоединить к себе Лифляндию (в нее входил город-порт Рига). Кстати, за Эстляндию Россия не заплатила ни копейки.
Почему? Царь изначально давал установку русским уполномоченным на Ништадтском мирном съезде 1721 года присоединить Лифляндию к России как купленную за деньги. Дело в том, что после развала Ливонского орденского государства в 1561 году Эстляндия отошла Швеции, а Лифляндия – Речи Посполитой. Польша владела этими землями с 1561-го до 1629 года; Ригой с округом – с 1581-го по 1629 год.
Начиная в 1700 году войну против Швеции, саксонский курфюрст и польский король Август II, выступавший тогда на стороне России, мечтал о возвращении себе Лифляндии с Ригой, и Петр I первоначально был не против. Однако после выхода в 1706 году Саксонии и Речи Посполитой из союза с Россией, после отказа Августа II от польской короны Петр по понятным причинам посчитал себя свободным от обязательств в отношении Речи Посполитой.
Когда уже было понятно, что Россия взяла верх, польская шляхта продолжала рассчитывать на Лифляндию. Поэтому Петр I и решил выкупить эту территорию у Швеции, ее последнего правообладателя, чтобы у поляков не было ни малейших оснований для претензий на ранее утраченную территорию...
Словом, Петр сделал все, чтобы поверженный противник не мечтал о реванше. Его замысел заключался в том, чтобы превратить его из врага в союзника.
– А шведские правящие круги были настроены на подобный альянс?
– С одной стороны, конечно, они были недовольны тем, что восточная Прибалтика и западная Карелия отошли к России. С другой – последние годы Северной войны зримо показали: в случае нового конфликта с Россией страна может быть разорена. Шведы ни за что не хотели повторения русских десантов 1719 и 1720 годов, поэтому маневрировали и в принципе были готовы на союз. Хотя, конечно, он для них был вынужденным...
Увидев, что шведы медлят с признанием его императорского титула, затягивают разметку линии границы, пытаясь выторговать себе какие-то мелкие территориальные уступки, Петр I летом 1723 года отправил флот во главе с генерал-адмиралом Апраксиным в западном направлении. С целью опять подойти к стокгольмским шхерам и провести демонстрацию силы.
Движение русского флота на запад так перепугало шведов, что они тотчас же признали императорский титул Петра и согласились на скорейшую демаркацию границы. Русский флот проследовал чуть дальше Ревеля и дальше не пошел, поскольку все вопросы были решены. 22 февраля 1724 года был подписан Стокгольмский трактат – союзный оборонительный договор между Швецией и Россией. То есть Петр I все-таки добился своего – обе столь долго и часто воевавшие страны стали союзниками!
Договор предусматривал, что при нападении на одну из сторон какой-либо христианской державы (Турция была таким образом исключена) стороны окажут друг другу военную помощь. Россия обязывалась выставить 12 тысяч пехотинцев, 2 тысячи всадников, девять линейных кораблей, три фрегата, а Швеция – на одну треть меньше.
Летом 1724 года Петр на палубе корабля «Фридемакер», что в переводе значит «Миротворец», поднимал вместе со шведским дипломатом тост за русско-шведский союз и дружбу. Ведь трактат был исключительно выгоден России, служа к тому же развитию ее внешнеполитической программы, заложенной Ништадтским миром.
В частности, Россия добилась, чтобы Швеция приняла обязательства по совместным гарантиям государственного строя Речи Посполитой. Это делало неизбежным прежнее пребывание последней в ряду слабых малосамостоятельных государств. Если бы Польша стала сильной, она бы повела агрессивную восточную политику против России, мечтая о возвращении Смоленска, правобережной
Украины, Лифляндии... Кстати, похожий пункт был в Ништадтском договоре: Россия становилась гарантом формы правления, которая установилась в Швеции в 1720 году.
Изменения в международном положении России были колоссальными. Она стала гарантом внутреннего устройства давних стран-соперниц – Швеции и Речи Посполитой!
– Долго ли продержалась дружба с Швецией?
– Честно говоря, не очень, да и дружбой-то это сложно было назвать. Уже в июле 1726 года Швеция нарушила условия Стокгольмского трактата, присоединившись к группировке государств, враждебной России. Швеция даже всерьез рассматривала вопрос о вступлении в войну против России в 1734 году, когда русские войска осадили Гданьск. Тогда этого, правда, не случилось. В 1739 году Швеция заключила договор с Турцией, направленный против России. А спустя два года, в 1741-м, России пришлось все-таки опять воевать с Швецией.
Казалось бы, очевидная вещь: этой стране было выгодно сохранять мир с могущественным соседом. Но одно дело – объективная выгода, другое – человеческий фактор, психология. Правящие верхи лелеяли мечту о реванше. Постепенно она перерождалась в жажду исторической мести. Позже случилось еще несколько войн, в результате последней из них, завершившейся в 1809 году, Финляндия все-таки отошла к Российской империи. После этого военных конфликтов больше не было, но пугало военной угрозы со стороны России в шведском обществе принято вспоминать постоянно...
В современной Швеции господствует наивный, с моей точки зрения, миф, что после того, как она заключила Ништадтский мирный договор, а потом окончательно помирилась с Россией, началось ее подлинное процветание. На мой взгляд, это некий пропагандистский способ «утешить» население. Хотя, действительно, после Ништадта население Швеции за короткий период увеличилось едва ли не в два раза... Но претензии на статус великой державы Швеция более никогда всерьез не могла предъявлять.
Тем не менее сегодня подобная пропагандистская точка зрения там является чуть ли не официальной: мол, потерпели поражение, зато избавились от иллюзий и стали в итоге мирной страной, комфортной для жизни людей. На мой взгляд, это просто оправдание произошедшего в XVIII веке, самоуспокоение. Ведь определенная тоска по воинственному прошлому в Швеции присутствует и сегодня, что сказывается и на политической позиции этой страны.
Голоса из прошлого
«Все великое и прочное в жизни русского народа было сделано почти искусственно и более или менее принудительно, по почину правительства. Когда же (как мы видели за последнее время) почин государства принял характер некоторого самоотречения или самоограничения в пользу этого, так называемого «общества», то вмешательство и сравнительная свобода последнего – ничего не принесли, кроме плодов революционных или, по крайней мере, оппозиционных (у нас в России разница только количественная, а не качественная между этими двумя политическими терминами).
Крещение Руси было дело правительства. Собирание Руси – тоже; правительством было постепенно утверждено крепостное право – право столь спасительное в свое время и даже столь культурное (ибо разнообразие воспитания, необходимое для культуры, было плодом этого искусственного феодализма).
Создавши привилегированный культурный слой, то есть дворянство, – правительство исполнило великую и историческую обязанность свою. Тоже искусственные и тоже крайне принудительные европейские реформы Петра слишком известны, и даже многие стороны их подверглись осуждению истории; но, видно, эта особого рода искусственность естественна для России.
Екатерина II также искусственно старалась придать дворянству более аристократический характер».
К. Н. Леонтьев,
«Записка о необходимости новой
большой газеты в С.-Петербурге»,
1881 – 1882 гг.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 157 (6995) от 25.08.2021 под заголовком «Принуждение к миру».
Комментарии