По 31-му пункту. Письмо про «жизнь в оккупации»

В 1943 году нашу деревню на Псковщине сожгли немцы. Я, трехлетний малыш, на всю жизнь запомнил, как горел наш дом. Всей семьей мы - мама, трое детей и бабушка с дедом - поселились в лесной землянке. Выжить до прихода наших войск нам помогли партизаны, которые контролировали часть леса, не пуская в него захватчиков.

Фото: PublicDomain

Из нашей большой семьи живым с фронта вернулся только мой отец. Его брат Василий, работавший кузнецом на Кировском заводе, умер в блокаду. Другого брата - Модеста расстреляли в Литве «лесные братья». А Саня, который был шофером на Дороге жизни, умер. Сегодня из нашего рода я остался один, кто помнит все ужасы войны.

Я давно на пенсии - 54 года отработал на железнодорожном транспорте. Мне ничего не надо, но есть заноза, боль, которая бередит сердце. Очень долго за мной числился 31-й пункт - «был в оккупации». И это невзирая на мой в то время младенческий возраст!

Да, партизаном меня не назовешь, несовершеннолетним узником - тоже, так как не был за колючей проволокой, ветераном войны - тем более. Так кто же я теперь, когда граждане страны, пережившие войну, подошли под определенные категории? Если по-честному - дитя войны. Без той роковой черты, которая не по нашей вине на время оккупации отделила нас, малолеток, от всей страны.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 056 (6409) от 28.03.2019 под заголовком «По 31-му пункту».