По лекалам Юлия Цезаря. Как Россия стала империей
...Пышные торжества в Троицком соборе Петербурга. Почтенная публика ждет чего-то невероятного, неслыханного. Выступает с проповедью архиепископ Феофан (Прокопович), описывает знаменитые дела Петра I, за которые тот достоин именоваться отцом Отечества, императором и Великим. Затем к царю обращается канцлер граф Головкин: он милостиво просит его принять эти титулы. Сотни орудий Адмиралтейства, Петропавловской крепости и введенных в Неву галер гремят залпами...
Гравюра Алексея Зубова и Питера Пикарта «Петр I на коне», датированная 1721 годом, была специально создана в связи с принятием царем императорского титула. На заднем плане изображена осада Нарвы в августе 1704 года.
Произошло это 22 октября (ст. ст.) 1721 года. По словам очевидца, «все казалось объято пламенем и можно было подумать, что земля и небо готовы разрушиться»... Как считает наш собеседник, доктор исторических наук профессор СПбГУ Павел КРОТОВ, о таком триумфальном признании государь-реформатор мечтал всю свою жизнь.
– Павел Александрович, а какие империи существовали в годы, предшествовавшие царствованию Петра?
– В Европе была только одна признанная – Священная Римская империя германской нации. Доминировала в ней Австрия. Ее монарх имел одновременно титул императора, который считался переходящим, поскольку главу империи выбирали на общегерманском сейме.
Турция и Китай тоже воспринимались как империи. Ведь их отличительные признаки – многонациональность, огромная военная мощь и сильное культурное влияние. Иными словами, империя – это государство с великой ролью в мировой истории.
На вершине европейской пирамиды титулов монархов стоял император Священной Римской империи германской нации. На более низкой ступени были короли – властители крупных держав, дальше шли курфюрсты, великие князья и герцоги.
Вот как раз претензии на то, чтобы стать великой державой Европы, были к началу XVIII века у Швеции, когда она вступила в Великую Северную войну. По договорам 1648 года, завершившим Тридцатилетнюю войну в Европе, Швеция формально получила такой статус. Он нигде не был прописан в таком виде (как «великая держава»), но важным было то, что ей наряду с ведущими государствами Европы – Британией, Францией, Австрией – отводилась ключевая роль гаранта общеевропейской договорной системы. С моей точки зрения, именно это и являлось в то время критерием великодержавности.
Однако с реальным военным и экономическим потенциалом в Швеции обстояло не так успешно. Тем не менее в современной шведской историографии признано, что эпоха «великодержавности» продолжалась до гибели в 1718 году короля Карла XII. Хотя, конечно, после поражения под Полтавой говорить о ней весьма затруднительно...
– А на какой ступени иерархии титулов стояли русские цари?
– В разное время по-разному. Их титулы то были равны императорскому, то снижались до уровня великого князя. В зависимости от положения, в котором находилась в то время Россия.
Так, еще в 1493 году Датское королевство признало императорский титул царя и великого князя Ивана III. Еще много важнее, что в 1514 году германский император Максимилиан прислал русскому царю Василию III грамоту, в которой называл его императором. Почему? Он посчитал, что Россия уже вполне соответствует статусу восточно-православной империи, поскольку имеет серьезную военную мощь, обширные пространства на востоке Европы.
Как мне представляется, Максимилиан воспринимал себя императором западноевропейского католического мира, а Василия III – православного...
– Тогда получается, что Петр I был не первым императором в российской истории?
– Можно выразиться и так. Хотя общепризнано, конечно, что им был именно Петр Великий. Дело в том, что юридическое оформление императорского титула Василия III в полной мере не было завершено, большая часть ключевых государств Европы его не признала. Поэтому в дальнейшем германские императоры продолжали именовать правителя России царем, а не императором, а после Смутного времени начала XVII века в некоторых договорах и в межгосударственных соглашениях в Западной Европе русского царя часто именовали просто великим князем Московским.
– Что же давало Петру моральное право провозгласить страну империей, а себя – императором?
– В первую очередь – военные успехи: победа в Великой Северной войне и заключение Ништадтского мира со Швецией.
Вообще, по моему мнению, Петр изначально, с малых лет, имел замысел сделать из Московии империю, мощное государство с ведущей ролью в международной политике, и самому стать императором.
К реализации этой цели он шел последовательно, будучи уверенным, что «повторяет» путь Юлия Цезаря, правление которого он считал одним из образцов для себя. Также его ориентиром в государственной деятельности был Александр Македонский, покоритель персидской державы Ахеменидов, которая считается древнейшей империей в мировой истории. Она просуществовала с VI по IV века до нашей эры, вобрала в себя множество покоренных народов. Захватив ее, Александр Македонский создал империю, которая простерла свои пределы до берегов Инда, в Африку, Среднюю Азию, и везде основывал города-крепости, нарекавшиеся его именем – Александрия.
Кроме того, Петр особо почитал правителя Римской империи Константина, который, кстати, перенес столицу из Рима в Византий, названный по его имени Константинополем.
И описание своего правления – так называемую Гисторию Свейской войны – Петр I мыслил аналогом записок Юлия Цезаря о Галльской войне. Именно она, послужившая захвату колоссальных пространств (ныне это в основном территории Франции), дала Юлию Цезарю основания на особое признание его заслуг. А Петр I присоединил обширные земли в Восточной Прибалтике, сокрушил такое сильное государство, как Швеция. И именно это обстоятельство царь считал вполне достаточным для того, чтобы претендовать на императорский титул.
Обращу при этом ваше внимание: Юлию Цезарю титул преподнес от имени народа Сенат. Этой модели последовали и в России. 20 октября 1721 года Сенат вместе с Синодом объявили, что сочли за честь поднести Петру I титулы «отца Отечества» и императора – точно такие титулы получил от Сената Юлий Цезарь.
С этим прошением Сенат отправил к Петру I светлейшего князя Александра Меншикова и двух архиепископов – псковского Феофана (Прокоповича) и новгородского Феодосия (Яновского).
– То есть Петр I не выказывал Сенату свое желание стать императором?
– Оно и так было очевидно, но, полагаю, лишь для избранных членов Сената. Я вообще думаю, что Петр создавал в 1711 году Сенат именно с тем прицелом, чтобы тот после впечатляющего внешнеполитического успеха поднес ему императорский титул.
По всей видимости, Петр рассчитывал на скорую победу над турками в войне, объявленной ими в ноябре 1710 года. В новой блестящей победе, подобной «Полтавской виктории», практически не сомневались. Недаром начало борьбы с могучей мусульманской империей было торжественно отмечено в Московском Кремле. Однако военного триумфа не получилось. В итоге неудачного Прутского похода 1711 года российское движение на юг было остановлено на много лет...
В другой раз, по моему предположению, царь мог намечать принятие титула по итогам военной кампании 1714 года. Тогда под руководством Петра I был разработан и начал воплощаться план по принуждению Шведского королевства к миру путем совместных действий с Данией, высадки русско-датского десанта на шведском побережье и уничтожения военно-морской базы и самого флота шведов в Карлскруне.
В тот год 8 (19) мая, в день памяти Иоанна Богослова, отправляясь в морской поход из Петербурга, монарх провозгласил новый город на берегах Невы «царствующим градом». Логично, что следующим шагом, как я представляю, должно было быть поднесение Петру I Сенатом титула императора от имени всего российского народа.
Увы, военный триумф снова не задался: датский король Фредерик IV не прислал кораблей к Ревелю (ныне Таллин), флоты союзников не смогли соединиться... Из-за чего генеральной баталии русско-датского объединенного флота с главными силами шведского (подобной Полтавской битве на суше) не случилось.
В то же время, действуя силами только галерного флота, царь сумел многого добиться. В качестве шаутбенахта (контр-адмирала), лично командуя эскадрой авангарда, 27 июля 1714 года в шхерах к северу от полуострова Гангут (Ханко) он в упорной баталии разгромил весь шведский шхерный отряд, который шел под флагом шаутбенахта Нильса Эреншельда. И все захваченные царем шведские корабли по завершении морской кампании проследовали в новую российскую столицу.
Торжества были знатные, однако Сенат поднес в тот день царственному флотоводцу не императорский титул, а следующий морской чин – вице-адмирала. Шведское могущество на море в генеральной баталии не было сокрушено, яркая победа была одержана не над главными силами шведского флота; ресурсы для продолжения войны у Швеции еще оставались.
– Сенат не стал забегать вперед?
– Да, царь в полном согласии с Сенатом, но сохраняя тайну, постепенно готовил условия для провозглашения России империей. Хотя некоторые государства стали именовать Петра императором задолго до 1722 года. Например, в Британии еще с середины XVI века правителя Московского царства называли императором. То же продолжилось и при Петре I. Однако российскому монарху этого было мало: на торжественной церемонии в Кремле 5 февраля 1710 года он представил дело так, что британское посольство как бы заново, в новом качестве и навеки признавало его императорский титул.
Состоявшееся тогда шествие британского чрезвычайного посла по улицам Москвы к Кремлю было нарочито помпезным. Британский посол ехал в предоставленной ему царской парадной карете, русские вельможи – в двадцати богатых экипажах. В Кремле посла встречали два гвардейских полка, которые, «подняв ружье на караул, и играя на инструментах, и подняв знамена... послу надлежащую честь отдали».
В произнесенной в Грановитой палате торжественной речи Чарльз Уитворт сначала по-английски десять раз упомянул, обращаясь к Петру I, титул «Его цесарское Величество». Затем речь была прочитана по-немецки для иностранного дипломатического корпуса, потом по-русски. В грамоте британской королевы Анны, врученной Уитвортом российскому монарху, императорский титул был употреблен 22 раза!..
9 февраля 1710 года в доме канцлера Головкина на совещании с Уитвортом было решено, что британская сторона и впредь будет употреблять в обращении к Петру I императорский титул. Русский монарх в свою очередь обязался тогда вместо «Аглинского Величества» использовать в грамотах титул «Великобританское Величество».
На мой взгляд, торжественную аудиенцию, данную в Грановитой палате Московского Кремля, следует рассматривать в качестве начала официальных, но пока еще весьма осторожных усилий российского правительства, с тем чтобы императорский титул Петра I признали все монархи Европы.
– Кто непосредственно в Сенате поддерживал идею провозгласить Петра императором?
– Упомянутый выше Феофан (Прокопович), архиепископ Псковский. Он один из тех, кто передал Петру I предложение Сената.
Петр I согласился и уже через день, 22 октября 1721 года, в храме Святой Троицы, что на Троицкой площади, принял императорский титул от Сената и Синода. Феофан произнес «слово», в котором повествовал о славных делах и благодеяниях, совершенных Петром, и делал вывод, что принять титулы отца Отечества, императора и Великого ему «по достоинству иметь подобает».
Затем выступил канцлер Головкин, сказав, что россияне «из небытия в бытие произведены, и во общество политичных народов присовокуплены». Описывая заслуги монарха, он указывал, что царю следует принять титулы Великого «по достоинству», отца Отечества по примерам из древней греческой и римской истории и титул императора уже был дан «от славнейшаго императора римского Максимилиана... и ныне от многих потентантов дается».
После этого Петра поздравили представители народа. Естественно, специально отобранные для этой церемонии – очевидно, в первую очередь, из верхушки столичного общества. Они трижды воскликнули: «Виват, виват Петр Великий!». Все это опять-таки соотносилось с тем, что Юлию Цезарю императорский титул подносил Сенат от имени народа. Затем последовал залп со 125 галер, стоявших на Неве, а войска дали такой залп из мушкетов и артиллерии, что он, как говорили современники, был подобен грому.
В ответ Петр I произнес благодарственную речь, в которой заявил: «Зело желаю, чтоб наш весь народ прямо узнал, что Господь Бог прошедшею войною и заключением сего мира нам сделал». И снова монарх ссылался на примеры древности. Второй пункт его речи звучал следующим образом: «Надлежит Бога всею крепостию благодарить, однако ж, надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею греческою». Самодержец имел в виду державу Александра Македонского, которая развалилась и потом была покорена Римом.
– Насколько быстро последовало признание нового титула русского царя?
– Можно сказать, довольно быстро. Первым из иностранных правителей это сделал присутствовавший на церемонии в Троицком соборе герцог Голштейн-Готторпский. После гибели шведского короля Карла XII он имел наибольшие права на опустевший престол, но был несправедливо лишен трона, поскольку сестра Карла XII Ульрика-Элеонора «продвинула» вместо него своего супруга Фридриха... Это был первый претендент на шведский престол в случае каких-либо «неожиданностей».
Одним из первых признало императорский титул в грамоте от 10 декабря 1721 года королевство Пруссия; в тот же день – Венецианская республика. В очень скором времени один за другим императорский титул Петра признали вольные города: Гданьск – 30 декабря 1721 года, Любек – 17 марта 1722 года, Гамбург – 27 апреля 1722 года... В 1722 году – Нидерланды. В следующем году Швеция подтвердила за Петром I императорский титул, причем грамота об этом была дана в годовщину Полтавской битвы (если считать ее по новому стилю). В 1724 году императорский титул Петра Великого признала Дания.
Другие государства медлили. Из великих держав Османская империя признала новый титул в 1741 году, Австрия – в 1742-м, Франция – в 1744-м. Германская империя на общем сейме – в 1745-м. Испания, которая еще в XVII веке называла Петра I и его брата-соправителя Иоанна V императорами (об этом свидетельствовали грамоты 1687 и 1688 годов), теперь дала задний ход, и только в 1759 году испанские монархи, игравшие уже исключительно второстепенную роль в Европе, признали титул за Елизаветой Петровной.
Тем не менее объективно Россия еще после Полтавской баталии постепенно приобретала черты, свойственные европейской великой державе. Именно эта роль, на мой взгляд, была подтверждена в августе 1717 года по Амстердамскому трактату. Он был заключен между Францией, Россией и Пруссией. Эти три державы договорились быть гарантами основополагающих европейских соглашений, начиная с Вестфальского мира (1648) и до завершивших недавнюю европейскую войну 1702 – 1714 годов за испанское наследство Утрехтского (1713) и Баденского (1714) мирных договоров.
– Как откликнулись в обществе на новый статус страны и государя?
– Конечно, для простого люда эти перемены едва ли что-то означали. А вот образованная часть общества, связанная прежде всего с государственной службой, а также верхи духовенства и купечества, исполненные патриотического подъема, демонстрировали искреннее ликование.
Выразилось оно на празднестве, устроенном в тот же день после церемонии в Троицком соборе. Сначала – триумфальный пир, потом танцы до ночи и фейерверк. В торжествах участвовали, как сказано в «Гистории Свейской войны», «все знатные служители духовного и мирского чину».
– Россия была империей чуть меньше двух веков...
– Да, фактически она перестала быть таковой после отречения Николая II в феврале 1917 года. А юридически – 1 сентября того же года, когда, не дожидаясь решения Учредительного собрания, коллегия министров Временного правительства объявила Россию республикой. Формально и юридически статус империи был упразднен.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 192 (7029) от 13.10.2021 под заголовком «По лекалам Юлия Цезаря».
Комментарии