Выстроено Уилсоном. Знаменитый режиссер представил свой спектакль в Петербурге
Американский режиссер Роберт Уилсон причислен к небожителям в иерархии современного театра. Театральные критики и историки театра, которые имеют возможность летать на премьеры и посещать фестивали, конечно, видели его работы. В Москве ли, где в 2005 году он поставил в Большом театре «Мадам Баттерфляй», или сравнительно недавно, в 2015-м, «Сказки Пушкина» в Театре наций. В Пермском театре оперы и балета, где Уилсон вместе с Теодором Курентзисом (увы, недавно оставившим пост худрука) поставил «Травиату». Но петербургские любители театра получили возможность познакомиться с творчеством Роберта Уилсона впервые - спасибо за это Театральной олимпиаде! Два вечера подряд, 6 и 7 июля, в «Балтийском доме» давали «Эдипа», и огромный зал театра-фестиваля был переполнен. И сам режиссер, приехавший в Петербург, был в зале, а в финале вышел на поклоны, вызвав сумасшедшие овации.
ФОТО предоставлено организаторами проекта
«Эдип», поставленный Робертом Уилсоном в центре исполнительских искусств Change perfoming arts (Милан, Италия) по мотивам трагедии Софокла «Царь Эдип», совсем свежий, премьера состоялась в Помпеях 5 июля 2018 года. Понятное дело, что посреди развалин античного города, погибшего при извержении Везувия, уилсоновская постановка смотрелась более эффектно. Но и показанная на сцене «Балтдома» она произвела сильнейшее впечатление.
- Мой спектакль - о тьме и свете, о том, как свет во тьме может сделать ее еще более темной. О том, как можно видеть в темноте и что мы видим, когда закрываем глаза. Спектакль четко структурирован: мы постоянно то зажигаем свет, то приглушаем его, смещая акценты на визуальные или звуковые образы. Когда свет приглушен, зрители более обостренно реагируют на звуки. Возникает эффект «радиоспектакля». А когда свет вспыхивает ярко, звуки уходят и получается своеобразное «немое кино», - рассказывал Роберт Уилсон о спектакле на пресс-конференции, предварявшей Театральную олимпиаду, когда вышел на связь с журналистами по скайпу.
Тьма и свет - важнейшая тема, которая проходит через весь спектакль, длящийся чуть больше часа. Чередование вспышек света и затемнений задают ритм спектаклю, подчеркивая его четкую структуру, отделяя одну сцену от другой.
Говоря о Роберте Уилсоне, часто пишут, что он стер границы между театром и современным искусством, будь это перформанс или инсталляция. Возможно, я не видела другие его спектакли. Но «Эдип» не перформанс, здесь нет спонтанности, импровизации, все выстроено с математической точностью до миллиметра, продуманы каждая поза, каждый жест актеров. Вспоминается, что у Уилсона есть образование архитектора.
Игра света и тьмы принципиально важна для прочтения древнего мифа об Эдипе, который символически прозрел лишь тогда, когда ослепил себя. Будучи зрячим, он словно был слеп и, чем больше пытался избежать страшного предсказания (о том, что станет убийцей своего отца и женится на собственной матери), тем ближе подходил к его исполнению. И старец Тиресий, который открывает Эдипу страшную правду, получил дар видеть прошлое и будущее лишь тогда, когда был ослеплен богиней Афиной в наказание за то, что посмел смотреть на нее.
- На мой взгляд, древнегреческий миф об Эдипе универсален, он звучит актуально во все времена, на любых языках, - рассказывал Уилсон на встрече с журналистами. В спектакле смешались разные языки. Фрагменты из трагедии Софокла звучат в разных переводах: иногда это довольно длинные монологи, порой - лишь отдельные фразы, которые повторяются по многу раз на итальянском, немецком, французском, греческом.
По-гречески текст читала греческая актриса Лидия Кониорду (в недавнем прошлом она была министром культуры и спорта своей страны). В программке она обозначена как Первый свидетель. Облаченная в черную хламиду, актриса стоит прямо у рампы и обращается непосредственно к зрителям. В какой-то момент вместо нее появляется немолодая стройная дама в черном платье и берете. Облик ее напоминает французских шансонье, будь это Жюльетт Греко или Эдит Пиаф. Это Второй свидетель, а роль ее исполняет знаменитая немецкая актриса Ангела Винклер. Даже если вы не видели ее в фильмах Фолькнера Шлендорфа, то могли запомнить в мистическом триллере Луки Гуаданьино «Суспирия» (2018) или хотя бы в сериале «Тьма» (2017). Фразы из античной трагедии звучат в ее исполнении на немецком.
Звуковая партитура спектакля сложна и утонченна. Она соткана из фраз, звучащих на разных языках, которые мы слышим то вживую, то в записи, имитирующей звучание старого радио. А еще - из живой и звучащей в записи музыки. На сцене в течение почти всего спектакля присутствует облаченный в белый костюм саксофонист Дики Ландри. Его саксофон издает иногда почти нестерпимые, ввинчивающиеся в мозг визжащие звуки - будто железом по стеклу. А потом израненный слух исцеляет красивая медитативная музыка сирийского кларнетиста и композитора Кинана Азмеха (на сцене его не было и, возможно, мелодия звучала в записи).
Сам Эдип не произносит ни звука. Почти обнаженный, он напоминает древнегреческую статую и однажды даже принимает позу Дискобола, которую создал, по преданию, скульптор Мирон.
Смотря спектакль, я думала о том, что человек, не знакомый с мифом об Эдипе, вряд ли поймет, о чем идет речь. Здесь нет привычного повествования от пролога к эпилогу, четкого распределения ролей, их психологической разработки. Да и время в спектакле не линейно, здесь все так, как у Ахматовой в «Поэме без героя»: «Как в прошедшем грядущее зреет, Так в грядущем прошлое тлеет...». Но даже человек, который «не въедет» в сюжет, не сможет не оценить визуальную магию спектакля и не почувствовать силу Рока, перед которой бессильны даже боги.
В одной из сцен чернокожая стройная женщина в платье цвета сапфира обращается к нам, произнося по-французски реплику Иокасты из трагедии:
- Чего бояться смертным? Мы во власти у случая, Предвиденья мы чужды. Жить следует беспечно - кто как может...
Ближе к финалу эта красавица, с лицом, озаренным улыбкой, сходит со сцены и, освещенная лучом прожектора, идет по залу между зрительными рядами. Ее глаза обведены слоем белого грима, она словно в маске. Она слепа и не видит знаков, которые посылает судьба, и неотвратимо движется к гибели.
Сцены самоубийства Иокасты и самоослепления Эдипа остаются за кадром. Мы только видим, как Эдип в бессильном отчаянии крушит прозрачные стулья, ранее вынесенные на сцену.
В спектакле мы увидели весь набор фирменных приемов Уилсона. Статичные, четко вырисовывающиеся на фоне меняющего цвет задника силуэты актеров. Броский грим, напоминающий о японском театре и французских мимах. Отточенность жестов и движений, идущие от балетов Джорджа Баланчина, которого Уилсон почитает с юных лет. Замедление темпа. Актеры большей частью движутся по сцене очень медленно, так, как течет река или время, которое незаметно, но неумолимо подтачивает нас и «влечет к вечности».
Поначалу современным зрителям, привыкшим к быстрой смене впечатлений и серфингу по Интернету, томительно трудно выдерживать этот ритм. Но постепенно попадаешь под его гипнотическое воздействие и занимаешь свое место в бесконечной веренице людей, которые прошли до тебя и будут так же идти дальше после твоего ухода. Река времен, о которой писал Державин, и ты - ее часть.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 127(6480) от 15.07.2019 под заголовком «Выстроено Уилсоном».
Комментарии