Все готово для мистерии. Композитор Эдуард Артемьев - о Реквиеме и развитии музыки

12 ноября в петербургской Филармонии состоится петербургская премьера сочинения «Девять шагов к Преображению» (Реквием) Эдуарда Артемьева, народного артиста России, лауреата четырех Государственных премий и множества профессиональных наград. Его называют живым классиком, патриархом электронной музыки, он - автор симфонических, хоровых, камерных сочинений, оперы, но широкой публике известен прежде всего киноработами, которых более 200. Перед премьерой с Эдуардом АРТЕМЬЕВЫМ беседовала журналист Наталья КОЖЕВНИКОВА.

Все готово для мистерии. Композитор Эдуард Артемьев - о Реквиеме и развитии музыки | ФОТО Андрея МАХОНИНА/ТАСС

ФОТО Андрея МАХОНИНА/ТАСС

- Эдуард Николаевич, работа в кино для композитора считается прикладной. А вы работаете в кино всю жизнь, музыка из многих ваших кинофильмов стала «народной», часто звучит отдельно. И работали вы с самыми знаменитыми режиссерами...

- Я посвятил кино лучшие годы, одно время писал только для него. Это безграничная творческая лаборатория. Три великих режиссера, с которыми довелось работать, - ярчайшие индивидуальности, совершенно разные характеры и дарования. Никита Михалков пригласил меня сочинить музыку к его дипломной работе и с тех пор приглашал на все свои фильмы. По характеру Михалков обладает колоссальным уровнем духовного напряжения. И это передается без слов.

С Андроном Кончаловским я учился в консерватории, он закончил три курса как пианист, потом ушел в кино. И он до сих пор профессиональный музыкант, в курсе всего нового. Поэтому с ним бывает непросто, он начинает вмешиваться в процесс. Но мы, конечно, находим нужные варианты, и все получается. Он может сказать: «Мне не нужны здесь струнные» или: «Третий концерт Прокофьева, помнишь, там финал...», с его подачи я вживался в Чайковского, чтобы написать заново музыку Чайковского в «Щелкунчике и Крысином короле». Он был инициатором сочинения оперы «Преступление и наказание»...

Андрей Тарковский, наоборот, настолько не вмешивался, что даже на запись пришел только единственный раз - на «Сталкере». Музыку он никогда не диктовал, но всегда подробно говорил, что хотел бы вокруг кадра. Он говорил, что ему нужны мои уши и мое умение, сейчас это называется «саунд-дизайнер». Звуки природы надо было организовать определенным образом ритмически и по высоте, я этим занимался довольно долго, потом уже я предложил ему использовать оркестр, чтобы эти массы звуковые реальные стали оживать, потом ввел электронику. Искал и создавал звуковой образ.

- Вы ведь работали и в Голливуде.

- Технология работы композитора там совершенно иная. Европейская школа - это эмоциональное решение эпизода, детали не важны. А по американской технике ты должен работать очень подробно внутри кадра, буквально отражая каждое движение: человек пришел, сел, встал. В музыке должно что-то произойти, чтобы передать какую-то жизнь, которую человек проживает за кадром. Трудность этой техники в том, что надо музыкальную логику соединить с логикой развития кадра. Когда это находишь, получаются потрясающие результаты.

- Как возник ваш Реквием? И почему он называется «Девять шагов к Преображению»?

- Девять шагов - это девять частей на пути к Преображению. Я позволил себе немного переставить части и завершить Реквием Sanctus: очень светлой частью на текст древнего литургического гимна «Свят, свят, свят». Эта часть была набросана первой, очень давно, лет в 30. Так что идея написать Реквием много лет ждала воплощения. Кажется, в 1958-м, будучи студентом, я был на прослушивании «Симфонии псалмов» Стравинского в Союзе композиторов. Это было потрясением. И особенно меня поразило звучание латинского текста, его фонетика. С тех пор зрела идея написать сочинение на латинский текст. В Реквиеме традиционный канонический текст, но сегодня для нас это концертное сочинение, не ритуальное. И я позволил себе какие-то части выпустить, например, Credo. Lacrimosa сделал отдельной частью, как это было у Моцарта, и завершить Реквием Sanctus (лат. «Свят»).

Мне заказали хоровое сочинение к 90-летию Владимира Минина. Я сначала отказался, и Реквием, существующий в набросках, представлялся неподходящим произведением к юбилею. Но Минину идея понравилась. Так что сочинение написано и посвящено этому выдающемуся музыканту современности.

- В Реквиеме помимо симфонического оркестра, органа и трех хоров (в том числе детского) заняты электрогитары, синтезатор, рок-группа, которые всегда есть в ваших оркестровых партитурах.

- Да, классический большой симфонический оркестр я для себя не представляю без электроники. Звуковой мир изменился. Именно электроника позволяет изобрести или открыть новые тембры, углубить звучание басов оркестра, придав им большую фундаментальность. Это гигантский звуковой мир. Правда, сегодня синтезатор часто используют даже не как готовую машину, а как игрушку - люди покупают готовые программы, нажимают на клавиши. В результате синтезаторы становятся похожи, никто не занимается синтезом звуков, изобретением новых.

Я могу назвать себя композитором благодаря двум вещам - электронике и знакомству с рок-музыкой, они помогли найти выход из периода поисков, открыли безграничный мир новых находок и каждый раз отодвигали границы возможного еще дальше.

Когда в конце 1960-х годов появился арт-рок - Genesis, Yes, Chicago, Pink Floyd, - это было величайшее открытие новой музыки: и голоса, и инструментовка. Ллойд Уэббер - гениальный композитор. Он перевернул сознание в музыке. Я считаю, что в какой-то степени ХХ век прошел под его светом. Я целиком на какое-то время ушел в эту музыку и даже играл в рок-ансамбле.

- Как вы видите развитие музыки, театра? Мелодии исчезают. Все варианты звуковых сочетаний, интервальных, гармонических, похоже, исчерпаны?

- Во-первых, мир звуков безграничен. 12 тонов, может быть, и исчерпаны, но есть индийские лады, была придумана система 72 тонов - одна шестая полутона. Это даже не звук, а нюанс окраски. Во-вторых, возможности звука в пространстве огромны. Появилась возможность «сочинять пространство». Можно создать звуки невиданной глубины, высоты, уникальные для конкретного сочинения.

Сейчас роль звукорежиссера больше, чем дирижера. Мы ведь можем слушать музыку фронтально, обычно, а можно посадить человека внутрь оркестра, можно с помощью технологий «перемешать» пространство, сделать разные задержки, отголоски, один звук может по залу гулять, минималистская музыка здесь пригодится. Фантазия колоссальная. Технологии дали возможность овладеть всем звучащим миром. Я думаю, что все искусство идет к мистерии, подобной древнегреческой, где были задействованы все жанры - и поэзия, и актеры, и танец, и музыканты, и народ принимал участие. Это в классическом искусстве все рассыпалось на жанры и направления.

Сегодня недостаточно только балета или только оперы. Технология позволяет объединить в единый поток все, доступное театру, плюс возможности современных сценических технологий - голографию, звуковые и световые эффекты, распределение звука в пространстве. Нужны специальные залы. Воздействие может быть невероятное. Кстати, первые рок-музыканты собирали стадионы, и это уже были своего рода мистерии.

Есть сцена, и на ней что-то происходит, а потом эта лавина идет к тебе, и ты оказываешься внутри происходящего. Герой - рядом, его можно обойти, услышать шорох одежды, сопереживать его переживаниям один на один.

Вот сейчас все технически готово для мистерии. Даже опасно «готово», потому что можно через такую мистерию влиять на сознание. Я думаю о мистерии уже лет 20.

Мне кажется, было бы хорошо сделать «Солярис»: там и превращения, и чудеса, и параллельный мир, и фантастика - для мистерии как раз подходит. Причем у самого Лема все более примитивно в первоисточнике, Тарковский все развил и углубил. Сама идея, когда любимый человек возвращается реально, а не во сне - это гениально! Как Крис не потерял ум, я не знаю! Там все спятили, потому что это не укладывается в сознании, этого не может быть! А у Криса возник новый роман с вернувшейся женой. Но дело не только в этом - у них вокруг Океан... Это какая-то безумная история.

В Театре киноактера Никита Михалков ставит серию спектаклей «Метаморфозы» по Чехову и Бунину. Сейчас их уже пять. Вся сценография очень простая: голография, 3D-декорации. Живые деревья, листочки, ветер, снег... У Чехова есть рассказ «Шуточка», как студент и студентка катаются с горы на санках, и он шепчет ей на ухо под свист ветра: «Наденька! Я вас люблю!». А когда они приезжают, он делает вид, словно не говорил. Так эти санки въезжают прямо в зал с вихрем снега!..

- Есть ли у вас сейчас новые работы и что сейчас для вас самое главное?

- Самое главное - закончить то, что еще не закончено, начато и отложено. В середине ноября на экраны выходит фильм Андрона Кончаловского «Грех» про Микеланджело, там моя музыка. К следующему году Михалков планирует свой новый фильм «Шоколадный револьвер», там тоже моя музыка. Чувствую давление и дефицит времени, надо успеть то, что хочется, поэтому самое интересное место для меня сейчас - это моя студия.

#композитор #музыка #реквием

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 205 (6558) от 31.10.2019 под заголовком «Все готово для мистерии».


Комментарии