В джазе только профи

50 лет. Почти каждый человек, переходи этот рубеж, осмысливает прожитое, подводит какие-то итоги. Кто-то, быть может, огорчится, а кто-то, наоборот, оптимистически оценит и пройденное, и предстоящее. К этой группе людей я бы смело отнес знаменитого джазмена Давида Голощекина.

— Откровенно говоря, цифра эта весьма условная, — считает он. — Хотя, конечно, любой человек, занимающийся каким-либо делом, к этому времени подводит для себя черту — добился ли, достиг ли своей главной цели в жизни.

— Судя по всему, вы добились?

— Может быть, я счастливчик, может быть, это совпадение, но главный вопрос, который стоял передо мной, оказался решенным.

В Петербурге наконец-таки появилась Филармония джазовой музыки, которую я с удовольствием и возглавляю. И даже если бы я открыл эту Филармонию в свои 75 лет — это тоже было бы большим успехом. Ведь аналогов нашему Джаз-филармоник-холлу нет нигде.

— Да?

— Да! И не удивляйтесь. Всюду господствуют клубы. И это, конечно, очень хорошо. Но что такое филармония? Как объясняет толковый словарь — это организация, пропагандирующая музыкальное искусство. И мы-то как раз этим и занимаемся. У нас играют лучшие джазовые музыканты, мы тщательно продумываем тематику программ. И фактически любой человек, пришедший в Филармонию — а она открыта каждый вечер, — обязательно столкнется с чем-то новым для себя. Мы и существуем, для того чтобы люди имели возможность познакомиться с хорошим джазом. И не важно в конце концов станут ли они его поклонниками или нет, но они уже кое-что знают о джазе, имеют более широкое представление. Наверное, еще и поэтому (как очаг культуры) нас поддерживают городские власти.

Для меня, как для слушателя, так и для музыканта, джаз всегда был чем-то очень загадочным. Он манил к себе какой-то притягательной неведомой силой.

Так получилось, что, учась в десятилетке при Консерватории по классу скрипки, я безумно увлекся джазом. А началось все с коротковолнового приемника, по которому я слушал джазовые программы «Голоса Америки». Тогда это был фактически единственный источник для тех, кто увлекался джазом. Для меня же это была первая школа. Затем появились редкие пластинки, записи. Естественно, никакого образования не было. Поэтому поначалу в джаз пришли люди просто музыкально образованные.

— Вы так говорите, как будто во времена вашей молодости в нашей стране вообще не играли джаза...

— Играть-то играли. Но где?.. В ресторанах, причем полуподпольно. Все было на уровне любительства. И лишь только в начале 80-х годов джазменов официально признали и выпустили на эстраду.

— Признание заключалось в том, что джазмены становились штатными сотрудниками Ленконцерта?

— А это было очень важно. В то время добиться статуса артиста и получить право выхода на сцену со своей сольной программой можно было только в том случае, если ты был артистом Ленконцерта. А иначе ты был просто любителем, которого иногда приглашала молодежь выступить в студенческих клубах.

— То есть вы, по сути, стали государственным служащим с твердым окладом. Ну а раньше на что жили?

— Играл в ресторанах. И это была вынужденная работа, потому что я и все мои друзья-музыканты больше ничего не умеют делать. Работали на танцах, в кино, во дворцах культуры. Между прочим, в ДК имени Дзержинского и стартовал мой ансамбль, которому полгода назад исполнилось 25 лет. Но тогда мы назывались эстрадным ансамблем ДК им. Дзержинского. И никакого джаза! Другое дело, что мы все же пытались играть джаз, и руководство ДК шло нам навстречу. Как ни странно, но уже тогда директор Дворца считал, что наш ансамбль может хорошо украсить деятельность ДК работников... милиции. И мы вовсю играли в милицейских общежитиях, на их танцах и вечеринках.

— Давид Семенович, а ведь в школе вы сидели за одной партой с Владимиром Спиваковым?..

— Да, на нас возлагали одинаково большие надежды. И я, конечно, очень люблю классическую музыку, но в то же время я понял, что мое призвание — это джаз.

— Скрипка была вашим первым музыкальным инструментом. Сейчас вас можно назвать человеком-оркестром. Но какой ваш любимый инструмент?

— Я играю на скрипке, пианино, саксофоне, трубе, контрабасе, ударных... Мне всегда было интересно, как руководителю ансамбля, самому узнать звучание каждого инструмента. И я учился этому.

Скрипка, конечно, самый тонкий инструмент, наиболее полно передающий внутреннее состояние музыканта. Но вообще-то больше всего я люблю играть на флюгельгорне (разновидность трубы). Его сочный матовый звук, его широкие возможности привлекают меня больше всего.

— В последнее время вы зачастили за границу. Вот сейчас только что вернулись из Норвегии. Вы даете концерты тамошней публике?

— В основном преподаю. Читаю лекции об истории джаза и о русском джазе в частности. Там, кстати, все по этому поводу очень удивляются — неужели в России умеют играть джаз?!

Мне предлагают и долгосрочные контракты, но я не хочу бросать работу а Джаз-филармоник-холле и не хочу надолго выезжать из Петербурга. Я слишком люблю свой родной город.

— Давид Семенович, и без того небольшой зал Джаз-филармоник-холла сейчас, увы, полностью уже не собирается. Хотя еще лет пять назад на джазовые концерты стояли огромные очереди. Очевидно, сейчас теряется интерес к джазу?

— Ни в коем случае это не потеря интереса. Джаз когда-то был новинкой. Но пришло другое время, другие музыканты. Из танцевальных ритмов джаз перешел в иное качество. Все усложнилось. Джаз стал носителем идей, тонких эмоций. Джаз стал элитарнее: ведь надо постоянно следить за джазом, чтобы понять, что он представляет сегодня. Это одна из причин, сократившая нашу аудиторию.

Ну и, конечно, финансовый вопрос. В основном наши слушатели — это студенчество и ИТР. Теперь многие из них откровенно бедствуют и не могут заплатить 5 тысяч рублей за входной билет. Но и мы, к сожалению, не можем пустить всех бесплатно, потому что музыканты, которые здесь играют, получают очень маленькую зарплату. Хотя мы самые последние в городе, кто повышает цены на билеты. Потому что мы бережем свою публику.

— У джазменов всегда было несколько пренебрежительное отношение к року, впрочем, как и наоборот. Почему так сложилось?

— Мы в разных весовых категориях. Наша рок-музыка всегда отличалась прежде всего отсутствием элементарного профессионализма. Ведь в основном — это самодеятельность. Почти ни у кого из рокеров нет музыкального образования. Я понимаю, что на первом месте в рок-музыке стоит текст. Но и они оставляют желать лучшего. Тот же Борис Гребенщиков — талантливейший поэт-бард. Но мне всегда неловко за его музыкальное сопровождение. Недостаток музыкальной культуры в роке сказывается чересчур откровенно. Вот почему лично я не люблю отечественный рок.

— Человека не бывает без мечты. Сбывается одно, а он уже мечтает о другом. О чем еще мечтает Давид Голощекин?

— Сделать в Петербурге большой традиционный международный джазовый фестиваль. И первый шаг мы уже делаем. С завтрашнего дня начинается фестиваль «Свинг белой ночи». Он будет скромным, но мы его уже застолбили.

Я мечтаю, чтобы это был колоссальный праздник, чтобы в Петербург всегда приезжали лучшие музыканты со всего мира.

Беседу вел Владимир КУЗНЕЦОВ

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 109 (786) от 10.06.1994 года.