Сергей Носов: «Брандмауэры – это петербургский стиль»
В свою недавно вышедшую «Книгу о Петербурге» писатель Сергей Носов включил главу «Похвала брандмауэру», где замечает: «Не надо отягощать брандмауэры картинками – изображениями летательных аппаратов, сказочных богатырей, представителей флоры и фауны. Петербургские брандмауэры и без того имеют историческую и культурную ценность». Этот текст стал поводом для Вадима МИХАЙЛОВА поговорить с Сергеем НОСОВЫМ об уличном искусстве и о том, что принято называть благоустройством.
ФОТО pixabay
– В чем, на ваш взгляд, причины того, что молодые люди берут в руки баллончики и выходят на улицы?
– Надо быть самим молодым человеком с баллончиком, чтобы на это ответить. Может быть, потому выходят с баллончиком, что он есть в наличии, а это как ружье: раз оно есть, то должно выстрелить. Но вообще причин множество. Модно. Прикольно. Интересно. Увлекательно. Запретный плод сладок, а если это и не запретное предприятие, то хотя бы не разрешенное и уж во всяком случае не санкционированное местной властью (за исключением особых случаев). Особый вид творчества. Самовыражение, чаще всего предполагающее вызов установленному порядку вещей. Игра в многозначительность. Просто игра. Ощущение причастности к чему-то особенному, оправданному международной практикой, где свои приемы, свои авторитеты. Партизанщина. Напоминание о собственном существовании (пускай и анонимное), обращение к посвященным. Самоутверждение. Демонстрация стиля. Возможность анонимного высказывания. Вот мы в детстве на каждом шагу слово «Фантомас» писали, правда, мелом чаще всего, но мне кажется, это близко.
– Какие места привлекают их больше всего?
– Больше всего, по моим наблюдениям, привлекают хорошо обозримые поверхности, включая малодоступные. Изображение, по замыслу уличного автора, должно просуществовать как можно дольше и в идеале избежать закрашивания. Но и в заброшенных местах культивируется этот вид изобразительных высказываний. Не знаю, кому они обращены там. Вероятно, своим. Возможно – в космос.
– Почему разукрашивать брандмауэры не следует?
– У меня перед окнами широкий брандмауэр. Мне вполне достаточно на нем обнажившейся кладки, трещин и прочих естественных особенностей, они меня не раздражают, напротив, я нахожу в этом что-то специфически петербургское, без шуток – родное. Ветхая Венеция сумела по-своему эстетизировать следы воздействия времени, обнаружила в них красоту. Мы же стесняемся наших, исключительно петербургских, образов как увядания, так и сопротивления ему. Но и аккуратный, ровно покрашенный петербургский брандмауэр, на мой взгляд, также самодостаточен, он не нуждается в дополнительном облагораживании никакими дополнительными художествами. Он сам по себе художественный объект, тогда как навязанные ему гигантские богатыри, самолеты и звери – это, как правило, китч. Речь идет о санкционированном, программном разукрашивании наших брандмауэров.
– Почему людям нравится, что вместо ремонта брандмауэры снизу доверху покрываются «наскальными» рисунками?
– Не всем, однако, это нравится. Но у многих горожан притупилось чувство стиля. Брандмауэры – это ведь тоже петербургский стиль. И тут меня больше удивляют сами художники, считающие для себя возможным покушаться на эти своеобразные элементы городского пейзажа. Замечательно, что на полотнах петербургских живописцев брандмауэры – постоянный, устойчивый мотив. Художники любят писать брандмауэры. Какие угодно – ровно выкрашенные или обшарпанные, но только без этих фигуративных украшений. Но если на картинах изображают глухие стены без каких-либо художественных облагораживаний, то в реальности всегда найдутся те, кто будет готов расписать конкретный брандмауэр снизу доверху. По-моему, парадокс.
– А где можно не препятствовать уличному искусству?
– Там, где оно не выглядит паразитарным, самоутверждающимся за чужой счет (за счет фасадов исторических зданий, например). Так ведь оно и выбирает для себя всевозможные строения в промзонах и на местах разрушений, включая заборы, оградительные стены и тому подобное. Мне кажется, уличное искусство не должно обижаться на то, что кто-то отказывает ему в долговечности. Обреченность – в самой природе уличного искусства. В редких случаях эта обреченность может быть преодолена. Что ж, тогда победителей не судят. Никого не хочу обидеть, но признаемся, что между Бэнкси и, допустим, нашими городскими партизанами с баллончиками – пропасть.
– Сейчас городские власти предпринимают попытки регулировать активность уличных художников. Например, обсуждают с ними форму конструкций, на которых можно творить без согласований, и места их установки. На ваш взгляд, здесь есть предмет для переговоров?
– Похоже, что есть. Но мы должны понимать, что далеко не все уличные художники согласятся регламентировать свою свободу. Уличному искусству свойственно нарушать установленные порядки, оно желает выбирать самостоятельно, где и как ему осуществляться. Трудно представить, чтобы тот же Бэнкси вступил в переговоры с властями.
– Почему горожане часто встают на защиту уличного искусства?
– Смотря какие горожане и какого уличного искусства. Тот же китч, он ведь всегда популярен. А супрематизм – нет. И вот на голой поверхности брандмауэра появляется что-то на сказочный или якобы исторический сюжет. Это радует чей-то взгляд. Житель двора говорит: «Похоже». Да я и сам кое-какие изображения нахожу удачными. На Бармалеевой улице есть дом с брандмауэром, весьма деликатно украшенным изображениями птиц на ветках. Деликатность в том и состоит, что эти изображения почти незаметны. Они вовсе не кричат о себе, не навязывают себя, как мебель Собакевича. Иногда уличные произведения бывают остроумными, признаем и это. А иногда и уместными. Таковой, мне кажется, была стилизованная надпись «Ничего нет» в тупике улицы Пирогова – довольно известный изобразительный объект. Ее закрасили, но то, что появилось после, это уже из области эпигонства. Впрочем, тут дело вкуса, конечно.
– Может, горожан не устраивает благоустройство?
– Вот меня, например, не устраивает помойка во дворе. Но уличное искусство здесь мало поможет, разве что если какой-нибудь крысолов с дудочкой уведет крыс из нашего двора и утопит в Карповке.
– А может, все это нравится потому, что гаджеты подсадили людей на непрерывное просматривание быстро мелькающих картинок?
– Не знаю. Все-таки картинка на брандмауэре – это надолго. Может быть, мы просто любим картинки. Вот не было ничего, и вдруг, допустим, – верблюд! «Надо же – верблюд!» Как хорошо!.. И главное – похож, похож!.. Кстати, лично меня более всего раздражают картинки с претензией на петербургскую тематику – этакий классицизм, этакая культура, строгость... Уж лучше действительно «ничего нет» в уличном тупике.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 221 (6819) от 03.12.2020 под заголовком «Сергей Носов: «Брандмауэры – это петербургский стиль»».
Комментарии