Профессия — композитор. Как сегодня пишут симфоническую музыку
Открытый конкурс композиторов им. А. П. Петрова проводится в Петербурге каждый год в двух номинациях поочередно. В 2021‑м жюри выбирало лучшие произведения в жанре эстрадной музыки и романса, в 2022‑м — в жанре симфонической музыки. Первую премию этого года получил выпускник петербургской Консерватории Артем ЛАУХИН — с композицией Radiance. У него наш обозреватель Екатерина ГИНДИНА пыталась узнать, каково это — писать сегодня симфоническую музыку.
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
— Артем, почему композиция называется Radiance?
— У этого слова — целый спектр переводов. Это и сияние, и излучение, и радиация… И свет материальный, и свет в ментальном плане, мысль. Мне кажется, что мне удалось подобрать название, которое не ограничивает зрителей. Это достаточно абстрактная вещь. Она вбирает в себя разные модели восприятия и не диктует, как надо слушать.
— Академическая музыка придерживается традиций и форм, возникших еще в XVIII – XIX веках. К какой форме относится ваша Radiance?
— Форма XXI века не классифицируется так уж жестко. Radiance можно назвать симфонической поэмой или симфонической картиной, но это не говорит ничего о структуре. У меня есть изначальные мотивы, их много. Они развиваются по‑своему, единое звучание вбирает их в себя…
— Вы написали эту вещь специально для конкурса?
— Я не планировал никаких конкурсов, просто понял, что хочу написать симфоническое произведение, используя микрохроматику (это такая ладовая система, в которой задействуются интервалы меньше полутона — на фортепиано две соседние клавиши звучат с разницей в полтона, и между ними ничего нет, а струнные инструменты дают большее разнообразие). Я использовал это максимально последовательно, максимально аккуратно и максимально удобно для исполнителей.
— То есть творчество начинается с чисто технической задачи?
— Я забыл, что было в начале… Я съездил в Прагу на конкурс имени А. Дворжака, пообщался с европейскими композиторами, впечатлился и просто захотел написать симфоническую вещь. Без повода.
— Почему вы выбрали профессию композитора?
— У нас дома был хороший проигрыватель, и мать слушала классическую музыку. В 9 лет я пошел в музыкальную школу, не по своей воле, а потому что мама предложила. Однажды услышал пластинку с записями органных сочинений Баха, и это произвело на меня огромное впечатление, это была какая‑то вспышка. Тогда я ощутил, что хочу сочинять музыку. Именно сочинять, а не исполнять. И практически без ответвлений пошел по этому направлению. Окончил Музыкальный колледж при Консерватории, потом Консерваторию по классу композиции. Чуть ли не 10 лет учился. В результате у меня профессия — «преподаватель музыкально-теоретических дисциплин и композитор».
— Вы работаете по специальности? Можно ли прожить на заработки композитора?
— Я считаю, что работаю по специальности. Делаю аранжировки для разных проектов, не только академических. Это может быть поп-музыка, рок, метал. В целом у меня достаточно стабильные доходы.
— С какими группами вы работали?
— В январе этого года мы выпустили альбом с московской метал-группой Samadhi Sitaram. Это метал с симфоническим оркестром и экстрим-вокалом. Я — автор нескольких треков, и это было очень интересное погружение. Раньше я признавал только академическую музыку, думал, что рок делают любители. Теперь мой кругозор стал более широким. Я понял, что это музыка, которой тоже есть что сказать. И определенные образы, эмоциональные состояния она передает лучше, чем академическая.
— Как вы думаете, почему рок обращается к возможностям академической музыки?
— Рок существует уже достаточно долго, он очень быстро развивался, образовались разные поджанры, и это органически привело к тому, что музыканты захотели что‑то добавить, по‑новому зазвучать.
Но и академическая музыка конца ХХ — XXI века тоже экспериментирует, добавляет инструменты, которые были для нее не характерны, и трактует их в русле академического жанра. У голландского композитора Луи Андриссена, например, есть произведение «Государство», по Платону. И там звучат бас-гитара и электрогитара. Происходит взаимопроникновение.
— Но вы все же предпочитаете академическую музыку?
— Мне кажется, академическую музыку можно сравнить с творческой лабораторией. Там происходят открытия, рождаются все самые новые приемы. Она на передовой, и мне нравится, что можно создавать что‑то принципиально новое. Рок немножко более упрощен в плане образов и используемых гармоний. Находки, которые в академической музыке были сделаны 50 лет назад, рок использует только сейчас.
— Насколько элитарна современная академическая музыка?
— ХХ век знаменателен тем, что появился минимализм. Когда усложнение зашло в тупик, люди пошли обратно. Минимализм — это перезагрузка. И музыка минимализма достаточно доступна для широкой аудитории. Я упоминал Луи Андриссена, его «Государство» достаточно лояльно к слушателю. Американский минимализм еще больше открыт — структура очень понятна, паттерны повторяются, мы слышим мелодию… Музыка самых последних времен, я бы сказал, становится все более лояльной к слушателю.
— И все‑таки язык музыки нужно изучать?
— Нужно больше слушать. Музыка строится на паттернах (ритмических формулах), наборе воспоминаний, слушательского опыта человечества в целом и отдельных людей. Если углубиться в саму технику, там все довольно натуралистично… Секунда (есть такой интервал) — это плач, причитания из нашего праотцовского прошлого, кварта — призыв… Фанфары — почти всегда опасность… Все цепляется за что‑то, когда‑то бывшее конкретным, а теперь передающееся с генами, на уровне ДНК.
— Каждое время создает свою музыку, порожденную его картиной мира, мироощущением. Каков, с вашей точки зрения, музыкальный фон нашей эпохи?
— Я думаю, наше время очень разлито в плане жанров. Нельзя выделить какое‑то одно звучание. Мы слышим Моцарта, Гайдна, Бетховена, и для нас это звучит как единое направление, классицизм. Точно так же обстоит дело с композиторами эпохи барокко, времени романтизма. Но начиная с ХХ века пошли разветвления — новая венская школа с ее додекафонией, спектрализм, минимализм… Постмодерн — вроде единое пространство, но в нем присутствует огромная жанровая пестрота. Мы как обитатели, очевидцы нашей эпохи, вряд ли можем посмотреть на нее со стороны. Легче оглядываться назад, когда направление уже полностью себя раскрыло.
— Над чем вы работаете сейчас?
— Сейчас делаю аранжировки песен для юбилейного концерта одного известного российского композитора. Из крупных работ сочиняю произведение для симфонического оркестра, где развиваю технику микрохроматики. Это будет что‑то сложное, но по звучанию эффектное.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 211 (7294) от 10.11.2022 под заголовком «Профессия — композитор».
Комментарии