Оглянись в любви. Рецензия на фильм «Ван Гоги»

Человек, который пойдет на фильм «Ван Гоги» режиссера Сергея Ливнева, - а я от души советую ему это сделать, - сначала удивится, потом, может быть, возропщет. А далее, скорее всего, втянется и выйдет с ощущением срочной потребности позвонить родителям, если - в зависимости от возраста зрителя - они еще есть.

И есть чему удивиться: очень простая история рассказана с массой перемещений во времени и пространстве, продиктованных памятью. И не только потому, что один герой живет в Риге, а другой - в Тель-Авиве. Само движение друг к другу отца и сына Гинзбургов осложнено привходящими обстоятельствами. Любимый отец еще в детстве рассказал мальчику версию ухода матери, и уже взрослый сын узнает, что все было совсем не так. Но ведь почти всю жизнь он уже просуществовал с версией - в первых же кадрах он ее сообщает зрителю, - что мама не хотела, чтобы он родился, но он родился.

Раздражение - во второй трети картины - может возникнуть у зрителя оттого, что в результате всех этих перемещений-смещений нормальная, изысканно-артистичная, вполне европейская история медленно, но верно погружает в замкнутую психологическую среду обитания, из которой непросто выбраться. Скажем, к примеру, прямо в соседних кадрах: мальчик слушает папу в своей кроватке, сейчас заснет, и тут же, в таком же освещении, мы видим уже взрослого сына, который этим воспоминанием начинает мучить себя и не может заснуть. Ему больно - и нравственно, и физически. Потому что, как вскоре выяснится, отец уже уходит в небытие. Но у сына у самого иголка в мозгу, и, некоторое время нам автор позволит так думать, сын может умереть раньше папы.

Крепко сделанная, эмоционально насыщенная, на первый, поверхностный, взгляд немного старомодная психодрама. Такую можно снять когда угодно и где угодно. Но - стоп. Позволим себе втянуться в эту историю и понять, что автор предлагает увидеть на глубине.

На одной из пресс-конференций, сопровождающих фильм «Ван Гоги», автор сценария и режиссер Сергей Ливнев сказал примерно следующее: «Поскольку я сам больше 23 лет не снимал кино, считайте эту ленту дебютом». Естественно, это шутка. Но не без смысла. Если действительно сравнить новую работу Ливнева с двумя ранними, то можно сказать: да, в какой-то мере автор вернулся к своему ключевому сюжету. Как одна и та же мелодия, но исполняемая в разных аранжировках.

В классически ясном варианте этот сюжет был изложен во второй картине Сергея Ливнева «Серп и молот» (1994/1998), действие которой происходит в 1930-е годы в СССР, - история о перемене пола по приказу Вождя, чтобы начать глобальный эксперимент по переделке человека, его природы. И вот в «Ван Гогах» автор фильма вместе с актером Алексеем Серебряковым, сыгравшим в обоих фильмах главные роли, продолжает там, где его высказывание было оборвано самой жизнью на полуслове. Эксперимент, видимо, не закончился, он просто оборвался. Но как его вместить в очередной, новый, но привычный, традиционный сюжет? В какой момент из психологической драмы взаимоотношений отца и сына этот сюжет постепенно, невидимо для неискушенного взгляда, перерастает в рассказ о прошлом, которое не прошло? Причем именно в тот момент, когда его непосредственные носители уходят в небытие, а ложь, скрепляющая сегодняшнюю жизнь, как и вчерашнюю, - остается.

Момент выхода в свет картины «Ван Гоги» просчитан точно. Вот фабула. Художник-«веревочник» Марк Гинзбург (Алексей Серебряков) живет в Тель-Авиве, создает и разрушает куклы, сплетенные из веревок вроде бы на продажу, но можно на такой веревочке и повеситься. (Возможный намек на самоубийство отечественного режиссера Бориса Барнета в Риге в январе 1966 года.) Отец Марка Виктор Гинзбург (Даниэль Ольбрыхский), как раз и живущий в Риге, но мечтающий о Варшаве, к началу фильма смертельно больной, в прошлом был дирижером. Он так и в титрах обозначен - «Его Величество». Но отношения отца и сына, мучительные и нежные, остаются на переломе эпох, который никто из них, погруженный в свои переживания, по видимости, даже и не почувствовал. Чувствует автор. Сын повторяет отца, по крайней мере во взаимоотношениях с женщинами. Но нынешние дамы ведут себя по-другому, уже не хотят приносить себя в жертву гению. А женщины отца приходят из прошлого, чтобы подтвердить сыну то, что было с ними и с ним. Только это он и может теперь воспринять как правду.

Но с чем останется человек, которому почти всю сознательную жизнь врали? Кого теперь любить, когда единственный по-настоящему близкий тебе человек уходит необратимо, а сам ты находишься в ситуации, когда ни одна «опора» - семья, искусство, любовь - больше не дает гарантий «правильного» существования? Ведь ты сам выстроил свою предыдущую жизнь по тому же принципу - ни к кому не привязываться наверняка, и теперь ты тоже начинаешь говорить неправду старшим. Да поздно уже. Продолжения не будет. Та, на ком держался дом, Ирина (потрясающая работа Елены Кореневой) тоже уходит. Хотя казалось, она будет вечно.

Смотришь ленту и радостно удивляешься. Как будто на дворе не конец десятых, с их лозунгом «Перемен!», взятым из тридцатилетней давности «Ассы», для которой Сергей Ливнев писал сценарий, а «те самые» 1990-е: сбылись мечты поколения, но еще ничего страшного не случилось. Можно ездить по всему миру или пожить там, где сегодня хочется. Когда мораль успеха любой ценой еще не деформировала разум и совесть. Словом, когда все препятствия для нормальной жизни исчезли, как наваждение. Назвать такое кино «старомодным» язык не поворачивается. Но это действительно пропущенное звено в киноэволюции от кинематографа смыслов к чему-то другому, куда снова придут неистовые искатели, а не только те, кто делает прекрасные копии. Где бы они, Ван Гоги, ни жили. Включая и Россию, конечно.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 046 (6399) от 14.03.2019 под заголовком «Оглянись в любви».