Один из братьев и сестер. Петр Семак – о театральных постановках и истории
Петру Семаку повезло – он не прошел испытание театральной массовкой и «кушать подано». Окончив театральный институт на Моховой, сразу стал одним из лидеров труппы Малого драматического театра. Его Мишку Пряслина в «Братьях и сестрах», Ральфа в «Повелителе мух», Ставрогина в «Бесах» – культовых постановках Додина – вспоминают не только театральные старожилы и не только Петербурга. Но шесть лет назад Петр СЕМАК стал одним из ведущих артистов Александринского театра. После очередной премьеры на Новой сцене Александринского театра «Товарищ Кисляков» журналист Елена БОБРОВА встретилась с актером, и они поговорили о забытых именах и о том, почему еще есть надежда на молодое поколение артистов.
ФОТО предоставлено пресс-службой Александринского театра
– Петр Михайлович, в начале марта в Петербурге прошли события, посвященные юбилею Ленинградского рок-клуба. А ведь вы снимались в фильме «Взломщик» режиссера Валерия Огородникова, который открыл зрителю контркультуру Ленинграда середины 1980-х. Но рок так и не стал для вас своим.
– Я не имел к нему никакого отношения. Ну какой рок у деревенского парня из украинского села Спасское? Да и когда учился в Ленинграде в театральном институте, не до рока было – муштровали нас с утра до ночи. Но вот эта моя непогруженность в рокерскую жизнь сыграла свою роль. Валерий Огородников сказал мне: «Прости, но я познакомился с Костей Кинчевым. Ему и играть ничего не придется, он просто будет самим собой. Но я придумал для тебя роль Хохмача». Так я попал в кино.
– Но пока изображали рокера по кличке Хохмач, этой музыкой прониклись?
– Честно говоря, не слишком... Я был на стороне рокеров. Но к движению их так и не примкнул. Мне казалось, я намного взрослее, чем они. И я был поглощен театром, верил, что именно театр, а не рок играет оппозиционную роль. Да, они собирают стадионы, но в итоге все это превращалось в какие-то пьянки, драки... Помню, на съемках познакомился с одним из них – лоб весь разбит, в шрамах, хвастает: «Приезжали музыканты из Лондона, тусовались с нами, так они сказали, что мы круче, чем у них там в Лондоне». После съемки поехали к нему домой. По дороге ирокез свой приглаживает – чтоб менты не замели. А дома дверь открывает и так робко: «Папа, мама, я тут друга привел, можно мы немного у меня посидим?». И в своей комнате шепотом рассказывал про то, как это круто – быть рокером... Конечно, все это мне казалось ребячеством. Не то что наши спектакли в Малом драматическом – «Повелитель мух», «Звезды на утреннем небе», я уже не говорю о «Братьях и сестрах».
– Многие признавались, что этот спектакль Льва Додина по книге Федора Абрамова перевернул их отношение к театру.
– Конечно. Причем это могли сказать зрители Японии, Англии, США, Германии, Франции. Мы много где его играли, и везде нам говорили, что это общечеловеческая история. В конце первого акта была простая сцена, которой у Абрамова нет, мы ее сами придумали, чтобы хоть какой-то свет появился в этой беспросветной истории: у Мишки Пряслина, которого я играл, возникла безумная мечта – отец вернулся живой. Ожили все, кого Мишка потерял. Эта сцена, встреча всех братьев, сестер шла на таком подъеме, что люди рыдали навзрыд.
Я никогда не забуду, как в Лионе нас принимали. Казалось бы, что французам до несчастий русского парня? К тому же спектакль шел в переводе, а это совсем другое восприятие. Но, когда я в конце этой сцены шел по длинному проходу зрительного зала, французы, вытирая слезы, хлопали меня по плечу: «Русский, не плачь, все будет хорошо». Я так разрыдался – от их сопереживания, от того, что в моем лице они принимали нас всех, русских. А на гастролях в Штатах мне сделали обследование позвоночника, и врач, который накануне посмотрел «Братья и сестры», с меня не взял ни цента: «Вы остановили Вторую мировую, вы, русские, столько сделали для всего мира. Мы должны вас всех бесплатно обслуживать!».
– Спектакль Додина, конечно, был событием. Как, кстати, и фильм «Взломщик». Тогда казалось, что и ленинградский кинорежиссер Валерий Огородников станет одной из значимых фигур в нашем кино. Он снял «Красное небо. Черный снег» о жизни уральского городка в Великую Отечественную, эпический «Барак», получивший и «Серебряного леопарда» в Локарно, и госпремию России, и три премии «Ника». Это все отличное кино с великолепным актерским составом. Но имя Огородникова практически забыто. Почему, как думаете?
– Не знаю. Кому-то он оказался неугоден. У него и в самом деле был очень сложный характер, мог поссориться с кем угодно, так что недоброжелателей у него было много. И даже сегодня как будто кто-то мстит уже покойному режиссеру – фильмы его так и не показывают... Несправедливо.
– Я помню, как в интервью Огородников признался, что ему кажется, будто война продолжается и закончится она только с уходом последних фронтовиков. Он выразил общее чувство, поэтому военное кино продолжает быть в тренде. Как вы относитесь к современному военному кинематографу?
– Оба моих деда погибли на фронте, так что для меня это важная тема. Может быть, поэтому я особенно разборчив в отношении к военному кино. Мне достаточно посмотреть трейлер, чтобы понять: не то. Не попадает в сердце, как попадали «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Судьба человека». Боже, как вспомнишь эпизод в машине: «Ванюшка, а ты знаешь, кто я такой? Я твой отец». – «Папка! Родненький! Я знал, что ты меня найдешь!» – так сразу слезы выступают. Чего-то не хватает современным кинематографистам, чтобы так снимать...
– Почему вы мало снимаетесь?
– Парадокс, конечно, ведь я с детства мечтал сниматься в кино. Но кинорежиссеры не знали, что им со мной делать – мол, у меня нерусский типаж. А теперь другая проблема – кастинг-директора ориентируются на узнаваемость. «В каких вы сериалах снимались?» – спрашивают. Мне в ответ остается лишь пожимать плечами и рассказывать про МДТ, Александринский театр... Но на них это не действует – ни кастинг-директора, ни кинорежиссеры в театры не ходят...
– Тем ценнее приглашение на роль царедворца-интригана в сериале-фэнтези «Этерна» по серии книг Веры Камши, который недавно снимали в павильонах «Ленфильма». Как вам было сниматься в истории про иные миры?
– Странно, конечно, что сегодня впрямую объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, доводится лишь в жанрах фэнтези или сказки. Но в целом мне понравилась эта история. И сама по себе, и роль интересная – я играю тонкого манипулятора людьми, человека, который обладает даром гениального шахматиста и в то же время не теряет самообладания в критических ситуациях.
– Мне довелось побывать на съемках, и я была под впечатлением от декораций, костюмов, оружия. С этой точки зрения авторы фильма уже достойны аплодисментов.
– А меня, признаюсь, приятно удивил режиссер Евгений Невский. Я когда его увидел, засомневался – режиссер ли это? Мягкий, интеллигентный, похож, скорее, на врача. И с ним было легко найти контакт – для меня это очень важно. Между режиссером и актером должна быть эмоциональная связь. Даже, может, такая, какая была у Фаины Раневской с Юрием Завадским (главный режиссер Театра им. Моссовета с 1940-го по 1977 год. – Прим. ред.). Это было неприятие не на уровне коммунальной склоки, а на уровне принципиального спора по поводу понимания искусства.
– Да, эмоции за кулисами Театра им. Моссовета зашкаливали. «Вытянутый в длину лилипут» – в своих определениях Фаина Георгиевна была безжалостна.
– Он ей кричал: «Вон со сцены!», а она ему отвечала: «Вон из искусства!». Но при этом, когда на гастролях в Париже Раневская нашла там свою родственницу, которую не видела с 1917 года и которая оказалась в бедственном положении, Завадский отдал им весь свой гонорар.
– Однажды прочла, что про Завадского можно было бы написать две книжки – одну, полную мифов и баек. Вторую – «восторженную, пиететную», со слов актеров, которым он помогал выразиться. Сегодня мало режиссеров, которым были бы так благодарны актеры.
– Но и с актерами, в общем-то, беда. Не так давно я посмотрел шведско-датский сериал «Мост» и вспомнил, как в свое время на мастер-класс Додина приезжали скандинавские актеры, я смотрел на них и думал: ну как же они плохо играют. Теперь я могу сказать: а они-то круче наших будут. Они подхватили систему Станиславского и понесли ее дальше, а мы растеряли школу.
Интересную вещь мне сказал Константин Богомолов. Тот самый Богомолов, о котором я слышал только как о скандальном, эпатажном режиссере и который оказался умным, тонким профессионалом, с ним работать одно удовольствие. Так вот, он рассказал мне, что попытался с молодыми талантливыми актерами поставить чеховские «Три сестры» и был потрясен – они абсолютно не владеют основами актерской профессии. Испорченные сериальной камерой, они не умеют взаимодействовать с партнерами. Оказалось, что самое сложное для них – сам мыслительный процесс на сцене. Богомолов признался, что теперь ему интереснее работать со старшими актерами.
– Много зависит от преподавателей. Вы бы не хотели заняться педагогикой?
– Я попробовал недавно, и мне понравилось. Руководитель курса артистов мюзикла (кафедры вокала и музыкального воспитания) Иван Благодёр попросил меня поработать с его студентами. И за полгода поставив с ними отрывки по русской классике, я понял: во-первых, ребятам, чья основная профессия петь и танцевать, понравилось быть драматическими артистами, а во-вторых, их не
надо подстегивать, достаточно просто направлять. Когда я учился в театральном институте, педагоги курса создавали искусственную конкуренцию, провоцируя нас на свершения. Но я понял, что с этими ребятами надо по-другому – достаточно быть просто открытым и искренним. И относиться ко всем на равных, как к будущим коллегам. Они это чувствуют и хотят соответствовать. Глядя на них, я остаюсь оптимистом – мне кажется, в глобальном смысле мы переживем кризис и выйдем на новый виток развития русского театра. В конце концов, это в нашем менталитете – упасть, дойди до дна, чтобы оттолкнуться и пойти дальше.
– О том, как легко дойти до дна, – недавняя премьера на Новой сцене Александринского театра «Товарищ Кисляков». Режиссер Андрей Калинин вернул из полувекового забвения имя писателя Пантелеймона Романова. Вы до репетиций «Товарища Кислякова» что-нибудь слышали об этом писателе? В 1920-е годы он по «читаемости» опережал Алексея Толстого и Максима Горького.
– Нет, конечно. Для меня этот роман стал открытием. Он больше, чем иллюстрация столкновения разных мировоззрений. Как у Достоевского было много от Диккенса, так у Пантелеймона Романова много и от Достоевского, и от Диккенса, и даже чувствуется влияние Шиллера. Есть в нем и детективная интрига, и любовная. Это любопытно. И, конечно, сама история превращения человека в подлеца задевает за живое.
Любой слом в истории страны катастрофичен, но то, что произошло в 1917 году, сравнимо с апокалипсисом. Как выживать? Во что верить тем, кто надеялся на справедливое общество, на равенство, на свободу, на то, что заводы – рабочим, земля – крестьянам, и понял: ничего этого нет и не будет. Это с одной стороны. А с другой – коммунисты, большевики, которые истово верили в свою идею и ломали тех, кто не согласен с ними. Мы в спектакле не встаем на чью-то сторону. В том, что случилось в 1917 году, виноваты все, без разделения на белых и красных. Сейчас пришло время наконец это осознать.
– Директор-пролетарий, который свято уверен, что и музеи – массам, куда симпатичнее интеллигента Кислякова, чью моральную деформацию мы и наблюдаем в спектакле.
– Директор-пролетарий Полухин искренен, и тем действительно он симпатичнее. Своей одержимостью, желанием все перестроить. Стремлением к справедливости. Ведь не случаен довольно большой запрос на Сталина – люди на самом деле «голосуют» за социальную справедливость. Но проблема в том, что раскол на белых и красных в нашем обществе ощущается до сих пор. Примирения не случилось – постоянно оказываешься либо по одну сторону баррикады, либо по другую. А мне все время вспоминается русская крестьянка из «Жизни и судьбы» Гроссмана, которая после того, как фашисты сожгли ее дом, после того, как на войне погибли ее муж, сыновья, видит шеренгу пленных немцев и делится с ними последним куском хлеба. Вот это и есть то, что мы должны сохранять в себе, – доброту друг к другу.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 46 (6884) от 18.03.2021 под заголовком «Один из братьев и сестер».
Комментарии